«КВН-49», микропорка и сутажики: советский шопинг в Даниловском Мосторге

Инициаторы и авторы аккуратной серии книжек «Незамеченный авангард» — Александра Селиванова, руководитель Центра авангарда библиотеки «Просвещение трудящихся», который раньше функционировал при Еврейском музее, а также Илья Старков — дизайнер, издатель, который ведет выдающийся культурологический проект «Тогда» о 1920–1950 годах. Даниловский универмаг они называют «самым европейским зданием ХХ века в Москве после Центросоюза Корбюзье».

До этого в рамках «Незамеченного авангарда» вышла публикация про купальни-бани Рогожско-Симоновского района, рассказывавшая не только об архитектуре этого малоизвестного памятника, но и о превратностях быта постреволюционного времени — с приучением рабочего класса к гигиене. По замыслу авторов их издательская серия рассказывает через архитектуру про новый быт, и здание Мосторга, редкий пример постконструктивизма на стыке с европейским ар-деко, подается как отражение истории советской торговли: от 1920-х и кустарного расцвета времен нэпа к централизованной системе Мосторгов, к реконструкции ГУМа, через репрессии, войну и послевоенный дефицит.

«Афиша» публикует главу с воспоминаниями москвичей, в которых Даниловский Мосторг советских времен оказывается чем-то большим, нежели просто магазин. Это музей, променад, дом моделей, детский центр и даже прообраз современных шопинг-моллов — куда более чарующий, нежели универмаг «Даниловский» в своем современным состоянии с круглосуточным «Перекрестком» и галантерейным отделом.

«С детьми мы гуляем вечером. «Куда пойдем?» — «В  универмаг». Зашли, а там что-то выбросили. Часто выбрасывали что-то импортное. Мы скорее выписывали чеки, бежали домой за деньгами. Обувь покупали, платья. Там и женское белье было, конечно, всегда какое-то неказистое. Раньше мы даже в десятом классе ходили в туфлях на микропорке (подметка из микропористой резины. — Прим. ред.), как это называлось, и даже зимой. Тоже из универмага, разумеется, я в другие магазины никогда и не ходила. У меня фотография есть: на голове такой шарфик, тоже импортный, китайский, пальто и вот эти туфли. И игрушки ходили смотреть…

Моя сестра пятилетняя как-то, когда мы стояли в очереди за мукой на Люсиновской, пропала. Мама побежала к милиционеру на площади: может, кто видел девочку? Ну потом какая-то знакомая увидела в универмаге, как она сидела и смотрела игрушки, и привела. Мне никогда в жизни никто не покупал игрушек. Отец погиб, я жила с отчимом, и у нас не было средств, чтобы купить игрушки мне, старшей. Да и младшей сестре тоже никогда не покупали».

«Мы, естественно, ходили в Мосторг. Это Даниловский универмаг назывался Мосторг, и никак иначе. И все понимали, что это не в Серпуховской, не в Добрынинский надо идти, а именно сюда. И я помню, что, хотя уже был кинотеатр «Правда», то есть какое-то развлечение, пойти в Мосторг было событием. То же самое сказала мне тетя: «Мы после войны бегали в Мосторг как на экскурсию — не купить, естественно, а поглазеть». И особенно на Новый год… На елки нас не водили, может быть, не было возможности, но в Мосторг ходили, потому что там Дед Мороз и Снегурочка выступали. Все игрушки, естественно, тоже только из Мосторга, больше просто неоткуда было брать.

Вот этот фарфоровый Пушкин с ЛФЗ у меня стоял, когда я еще пошла в школу, и никогда не задумывалась, откуда он. И вот позавчера позвонила тете и говорю: «Тетя Галя, что у нас есть из Мосторга?» А она первым делом: «Ну Пушкин». Я говорю: «Какой Пушкин? Мой Пушкин?» «Ну конечно, это бабушка покупала».

«Такая необычная у него архитектура по сравнению с окружающим; конечно, он выделялся. Всегда яркие огни, окна. А напротив — деревянные трущобы, там ужас. Это небо и земля было. И воровство там процветало, мы только и слыхали, что в универмаге опять что-то украли. Лично я знал даже во дворе одного профессионального вора. Такие и зарезать могли. Но неудобства были внутри универмага — там очень крутые лестницы. С них люди, бывало, падали, когда шли вниз, а в руках какие-то покупки плюс темно. Мама моя упала — и так здорово, что несколько месяцев лечилась, лежала.

Универмаг — это была, так сказать, радость со слезами на глазах. Потому что люди видели много всякого недосягаемого товара… Дорого все было для простых людей. Расстраивались, потому что увидел, а купить не можешь. Это была роскошь недостижимых вещей. В общем, это была мечта, слюни, как говорится, текли. И мы, детишки, все там посматривали, что бы такое купить маме на 8 Марта или на день рождения. Я вот духи покупал, керамику всякую… Я эти флаконы из-под одеколонов и духов не выбрасываю, до сих пор стоят у меня».

«Я родилась в марте, а в июне началась война. И ближайшее бомбоубежище — это был подвал универмага. И то, что я помню, какие-то заметки, что называется: вот завернут меня — и бегом скорей туда, в подвал. После войны это было место как у Золя в «Дамском счастье», когда описывается универмаг, где высокородные дамы обалдевают от этого великолепия. Вот это великолепие было в нашем представлении детей войны. Но универмаг был для нас таким местом… Как мы в музей ходим, так и мы тогда.

Единственное, за чем я могла туда пойти и что-то купить, — это школьные принадлежности, за ними мы каждый сентябрь стояли в очереди. Универмаг был все-таки достаточно далеко от центра, это не ГУМ, в котором очереди были большие. Здесь гораздо легче можно было на что-то такое напасть. Я научилась таким образом отличать хорошие вещи от плохих — просто туда ходила и смотрела. Этот универмаг в воспитании молодежи, маленьких детей, которые там жили, играл огромную роль. Не покупали ничего, но смотрели и понимали, что хорошо, а что плохо, в конце концов. Как в музее».

«Моя матушка, как говорится, души во мне не чаяла, каждый месяц отмечала мой день рождения. И поэтому каждый месяц я получал какую-нибудь игрушку из универмага. Я не выбирал, нет. Тыкать пальцем можно было в железную дорогу, но это вообще было неподъемно. Кроме жестяных немецких игрушек там продавались и первые гэдээровские пластмассовые игрушки, и советские — плохие копии западных. Сколько стоило это, не помню. Помню, сколько стоил телевизор — 1200 рублей, а отец, офицер, зарабатывал 1500! И вот когда мама его купила, а отец узнал о покупке, то грозился выкинуть его с балкона. Но потом все улеглось, мы стали его сообща смотреть, даже вывозили на дачу, делали ему антенну… Это был «КВН-49».

На первом этаже универмага лежали рекламные листовки. Когда мы стали учиться в первом классе, по дороге из школы иногда сюда заходили. И тащили эти листовки, потому что это бесплатное, халява: закладку из них сделать — или просто так. Если кто-то приносил их в школу, говорили: «А откуда взял?» И потом все после школы бежали в универмаг разжиться. А еще на первом этаже были ткани, матушка моя их покупала там часто. Потому что у нее была знакомая Нина Аксельрод, которая жила в этом же дворе, и она работала в Доме моделей; они шили много самодельных вещей из этих тканей.

На втором этаже, в кожгалантерее, мне купили кирзовый портфель для школы, а форму — на третьем этаже, в отделе готовой одежды. Он всегда производил такое убогое впечатление, там никогда никого не было, никому это не было нужно, так висело. Все такого цвета серо-буро-черного, темно-зеленого. На четвертом этаже я хорошо запомнил отдел галош. Запах там был такой смачный, резиновый. Красные и малиновые галоши, и так они все блестят, все это было прекрасно. И была обувь фабрики «Скороход». Мне там покупали только школьные ботинки.

А во дворе в очередях давились люди, когда слух шел или объявление вешали. Там продавали хозяйственное мыло из ящиков и креповую бумагу для детского творчества. Все хватали бумагу охапками, потому что всем родительским комитетам было велено делать цветы для демонстраций».

И.С.: «Когда маме было грустно, она брала меня за руку, и мы по Серпуховскому Валу спускались к Даниловскому рынку и Москворецкому универмагу. Называлось это «прогуляться по магазинам». Мама шла не чтобы купить что-то определенное, а развеять печаль, на поиск одной ей нужных сокровищ. Москворецкий Мосторг был таким волшебным местом. Там мама покупала или отрез какой-нибудь ткани, или молнию, чтобы вшить в юбку, или еще что-то практичное и украшательное в то же время. Никогда нельзя было угадать, что попадется нам на этот раз на пустых, в общем-то, советских прилавках».

Т.Ш.: «Вот заходишь в универмаг, и там как фойе театральное — широкая, какая-то приветливая лестница. Мне она казалась даже пологой. Я ее запомнила, потому что как раз в эти годы была в положении и было приятно подниматься. На первом этаже смотрели только мелкие вещи — галантерею или мелкий трикотаж. Тесьма какая-то, сутажикиНить и принадлежности для изготовления украшений и вышивок в сутажной технике., нитки… Еще там и на улице было очень хорошее, вкусное мороженое, и мороженщица была очень приветливая, уютная женщина».