Познакомьтесь с Пашей Фейсконтролем, который не пустил бы вас в «Дягилев»

— Давайте с конца, чем вы сейчас занимаетесь?

— Работаю управляющим партнером в Duran Bar. Организую мероприятия, занимаюсь ВИП-гостями. Я здесь с самого открытия. Третий год пошел.

— А кто к вам в Duran Bar ходит?

— Мы сделали классную смесь людей. Не пафосно-гламурную, как в Siberia, когда обязательно нужно быть в рубашке или костюме. Я, даже когда работал на входе, этого не понимал, потому что люди идут в клуб отдыхать, а в униформе — сидеть в офис. В клуб достаточно надеть джинсы, кроссовки. Просто надо, чтобы это чисто и опрятно выглядело. Не обязательно привязываться к четкому дресс-коду. И вот мы создали такую смесь людей: и олигархи, и студенты, и модели, и девушки легкого поведения, и хулиганы…

— Убийца Немцова у вас тоже был замечен.

— Это официально не установлено… (в 2015 году Duran Bar упоминался как место работы одного из фигурантов «дела Немцова». — Прим. ред.)

— А всем этим людям комфортно вместе?

— Мы создали такую атмосферу, что да. Одни не могут без других. Богатым людям, которые снимают столы, нужно себя показать не только перед соседним столом, но и перед теми людьми, что тусуются на танцполе. А танцполу важно быть в том месте, где обитают пьющие шампанское за дорогими столами. Так мы сделали некий уют для всех.

— А в чем разница между ночным времяпровождением сейчас и в расцвете гламура в начале двухтысячных?

— Очень сильно сменились люди. Старая тусовка, по крайней мере та, которую я знаю, сидит по дачам и домашним вечеринкам. Редко кого можно вытащить. Все перенасытились, и их сложно чем‑либо удивить. Они тусуются редко. Сейчас пришла смена, молодежь, их дети. Очень богатые люди ходят в закрытые места вроде «Фантомаса» или «Тройки».

— При этом принято считать, что в данный момент происходит возрождение рейва 90-х, откуда все эти люди родом.

— Есть такое. И это связано с кризисом. Многие стали бояться дорогой атмосферы, дорогих клубов, меню, цен, хоть могут это себе позволить. Они предпочитают потусоваться в Space Moscow или сходить в Stadium. Потому что в моде большие рейвы, а не гламурные ложи с шампанским. Все эти люди стараются не светиться и даже на Ибице ходят в клубы в те дни, когда никого нет. Раньше было проще, была пора беспредела, когда никто ни с кого не спрашивал, что ты зарабатываешь и сколько тратишь.

— А есть истории про беспредел, когда деревья были большими и очень зелеными?

— Есть, конечно. Стол однажды на Новый год я продал одному человеку в «Дягилеве» за 42 000 евро. Так получилось, что ему негде было праздновать, он позвонил, я ответил, что стол уже продан за 20, а человек предложил в два раза больше. Я сидел в пиццерии, туда же мне привезли деньги в пакетах. Рублями.

— Вы где‑то бываете кроме бара Duran?

— Мне нравится, какие Миша Данилов делает привозы в Space Moscow (клуб закрылся в феврале. — Прим. ред.). Всегда стараюсь за стол к друзьям, потому что в толпе тусоваться уже стар. И в ВИПе всегда люди из моего детства, я их всех знаю. Шулинский, Мелик (Мелик Симонян — промоутер вечеринок The Volks. — Прим. ред.), Пашу (гендиректор Black Star Павел «Пашу» Курьянов. — Прим. ред.), Тимати, Дима Федоров, Синиша Лазаревич, Олег Цодиков, Володя Трапезников, все старые диджеи. Один раз встретил Славу Финиста там. А Горобий часто в «Арму» ходил.

— Как вы стали работать на фейсконтроле?

— Я сначала работал в клубе «Титаник» флаерщиком, затем старшим флаерщиком. Бизнес делал на том, что стоял у касс и обменивал у людей, приходящих за билетами, чужие флаеры на свои. Самое козырное место. На каждом были специальные пометки, по которым потом высчитывалась зарплата. Потом я встал на входе в «Титаник», чтобы пускать своих 20 флаерщиков по спискам как старший. Потом «Титаник» закрылся. Был арт-директор Миша Козлов, он пошел в клуб Byblos и позвал меня попробовать поработать настоящим фейсконтрольщиком. Первые два уик-энда прошли отлично. После «Библоса» была «Пирамида» Новикова, после «Пирамиды» — Jet Set, после уже с Горобием «Шамбала», «Зима», «Лето», «Осень», «Дягилев».

— Кого‑то из знаменитостей не пускали? Филиппа Киркорова, может?

— Ладу Дэнс не пускал: никак не мог запомнить, как она выглядит, и она всегда обижалась.

— Слушайте, а теперь, когда прошло уже очень много времени и никто не обидится: как все же работал вход в «Дягилеве»?

— Да все просто. Я подчинялся Леше Горобию, а все остальные могли лишь просить меня пустить кого‑то. Вход не основа моего личного вкуса или симпатий. Главное правило — чтобы не было много белых ворон. Чтобы люди не бросались в глаза. Если это Андрей Бартенев со своими надувными шарами, то хорошо. А неулыбчивый, не тратящий денег в баре бычара — плохо. Трансы к нам ходили раскрашенные, я их всегда пускал. Я любил выходить раз в час в зал посмотреть атмосферу: сколько девушек, сколько занято столов, как чувствуют себя люди, которых я пустил. И ты уже на следующий час строишь некий план, кого будешь пускать раньше других. Смотрел на внешний вид, как человек одет, как будет общаться со мной и с охраной, на какой машине подъехал.

— На логотипы смотрели на одежде?

— Конечно, смотрел. Хотя такое качество подделок было, что никогда не определишь. Это невозможно, тем более в толпе, когда стоят 50 человек, все от тебя что‑то хотят, плюс хостес, требующие пустить какой‑то стол, друг Горобия, в конце толпы стоящий… В этот момент ничего невозможно определить со стопроцентной уверенностью.

— Невозможно забыть вереницу красивых девушек, идущих в «Дягилев».

— Там был еще рядом клуб, назывался «Парижская жизнь», он существовал за счет тех людей, которых я не пускал в «Дягилев».

— Роль гламурных девиц в клубной индустрии того времени трудно переоценить. В чем она заключалась?

— Они создавали красивую картинку и продавали бар. Насколько мощно девушка бухает, как много на нее мальчик потратит… Еще есть богатые девушки. Их нужно в лицо знать. Не по каждой поймешь, сколько у нее денег.

— То есть бедная и красивая пройдет, а богатую и некрасивую еще и знать надо. А бедный и красивый мальчик?

— Креативный мальчишка или девчонка пройдут. В «Дягилеве» было сто ситуаций, когда у девушек не было денег на платья, но они их шили. И я этому уделял отдельное внимание. И порой старался из толпы их вытянуть раньше чувака, который со столом. Они являются созданием некой картинки и энергетики клуба.

— Суровый образ и появление хита «Паша — Face Control» — это какая‑то срежиссированная история?

— Мы сидели на студии с диджеем Smash, он и предложил меня увековечить. Нужно было лишь пару слов сказать, он наложил музыку, и так родился этот трек. А потом у «Дискотеки Авария» выходил альбом, и, так как мы все дружили, они предложили сделать клип. Мы сняли его в гостинице «Яр», которая была очень похожа на «Дягилев». Позвали своих друзей, попросили одеться в самое лучшее и яркое, но только мы знали, что клип будет черно-белым. Как все это снималось: Smash стоял за пультом, играл, все веселились, выпивали, отдыхали.

— Как изменилась жизнь после песни?

— Девочки звонили, пели слова оттуда и бросали трубки. Рингтоны предлагали делать. Но я не хотел этого.

— С точки зрения карьеры никаких новых горизонтов не открылось?

— У меня был один горизонт — Алексей Горобий. Я шел четко с ним в команде. Какие‑то другие люди строили суперклубы с золотыми унитазами и хотели, чтобы я у них работал. Но у них не было ни команды, ни идеи, ни атмосферы.

— Что индустрия потеряла с уходом Горобия?

— Команду, которую уже никак не возродить. Мы были самыми сильными на рынке. Его жена Аня, Миша Козлов, Синиша Лазаревич, я с ними был. Целая куча проморебят. Но он был ведущим звеном, за которым все шли. У него всегда была идея.

— Ну хорошо, что такого изобрела команда Горобия, без чего Москва была бы другой?

— Мы изобрели клубный амфитеатр. У кого меньше денег — сидят снизу, у кого больше — наверху в имперских ложах, обычные люди внизу, их не пускают наверх. Те смотрят за этими, эти на тех. Самые крутые столы были сделаны с туалетами. Это часть удобства, что, если ты сидишь за этим столом, у тебя есть туалет рядом. Это изобретение некоего комфорта. Даже в клубе «Титаник» было всего три стола, и в основном это был танцпол. А тут клуб состоял из столов — и по периметру они стояли везде. Горобий приучил людей сидеть с комфортом и расставаться со своими деньгами. Чем выше сидел, тем было круче.

— А душа была в этом всем?

— Была энергетика. Горобий говорил: «Вот есть стакан с виски, но мы продаем не виски, который в стакане, а воздух вокруг стакана». Вот это мы должны были впарить тем людям, что придут. Горобий выстраивал череду событий, из‑за чего люди хотели к нему прийти: из‑за шоу, из‑за столов, из‑за возможности пройти фейсконтроль, из‑за танцовщиц.

— Повторение этой истории сейчас возможно? Суперклуб, в который все хотят попасть?

— Мне кажется, что возможно и единственный, кто сможет это сделать, — Михаил Данилов. Он сейчас набирает очень сильную команду из разных мест, чтобы создать клуб «Мир» на Цветном бульваре.

— А вы в каких отношениях с Даниловым? Не работаете вместе?

— В дружеских. Он всегда хотел, чтобы я у него работал, и даже сделал мне некое коммерческое предложение по поводу этого клуба, но я пока в «Дюране» работаю. Посмотрим, как все будет.

— А если сейчас представить возрождение золотого состава «Дягилева», он бы получился крутым или походил на дискотеку 90-х?

— Это было бы очень сложно, но мы бы старались сделать все круто.

— Есть ощущение, что с уходом Горобия потеряно что‑то очень большое для индустрии. И дело не в воздухе вокруг виски, а в чем‑то более значимом. Хочется услышать какую‑то личную историю про него от вас.

— В самом начале я Горобию не верил. Когда он делал «Шамбалу», я относился к нему с опаской. Вокруг было очень много творческих людей, которых по большому счету просто так в клуб не пустишь. У него не было богатых друзей, в основном люди искусства. Пару ночей я ему жестко «рубанул вход», и он понял, что можно создать некий ажиотаж. Смешивали творческих, богачей и хулиганов. А как подружились, не могу вспомнить. Были собрания, ездили на шашлыки, стали больше общаться. Он любил всех сблизить. В санаторий какой‑то съездили, и так мощно, что на следующий день было стыдно, но смогли обсудить все вопросы. В этом санатории мы все друг другу высказались, напились, и дальше как часы все стало работать. Было время — весело, не то что сейчас.