Несносное дело

Выселите меня: монолог женщины, чей дом не попал в программу реновации

15 июня 2017 в 11:40
Закон о реновации прошел через Думу, закончилось голосование на «Активном гражданине». «Афиша Daily» публикует показательную историю Елены Варламовой, которая так и не смогла выбраться из токсичного советского уклада.

Коммунальное

В детстве мы жили с семьей в папиной квартире — между Чистыми прудами и Садовым. Ходили пешком на Красную площадь и на каток на Чистые пруды. Когда мне было 7 лет, мы съехали, и я жутко горевала. Перед отъездом поцеловала стены комнаты и оставила на обоях автограф. Теперь я понимаю, что для моих родителей та жизнь была адом, потому что мы жили в коммуналке.

В квартире был всего 1 туалет на 20 человек — омерзительный до невозможности. Меня туда даже не пускали — ходила на горшок. Ванной вообще не было, да и вода текла только холодная. В детстве папа со своими родителями ходил в баню — скажем, раз в месяц. В середине 1980-х мои родители на такое уже не были готовы, поэтому по выходным мы ездили к бабушке, которой удалось переехать в квартиру со всеми удобствами. Добавьте к этому то, что наша коммуналка располагалась на первом этаже и добрые советские граждане периодически бросали бычки прямо в форточку — однажды подоконник загорелся.

Неудивительно, что мама всеми правдами и неправдами добивалась переезда: стояла в очередях, стучалась к депутатам и в райсовет. И мы переехали: с Чистых прудов — сейчас в нашем доме работает Индийский культурный центр — на окраину. Из мира коммуналок в мир хрущевок.

Все члены моей семьи прошли через опыт жизни в них. Мой муж вырос в пятиэтажке; их с братом комната выглядела как купе поезда — две кровати напротив, между ними расстояние сантиметров 50. Еще в комнате стоял платяной шкаф, письменный стол — один на двоих, уроки делали по очереди — и шкафы с книгами. Дальнюю комнату в хрущевках обычно отдают детям, проходная остается родителям, где они напрочь лишены личного пространства. Помню, кровать в комнате моих дяди и тети, тоже живших в пятиэтажке, — она была занавешена шторкой.

Хрущевское

Сейчас мы с мужем и сыном живем в 12-этажной башенке 1964 года на востоке Москвы. Хоть это и не пятиэтажка, я зову ее хрущевкой по времени постройки. Район мне нравится — парк рядом и от метро не далеко. У нас две комнаты: 13 метров — большая (так ее можно назвать только в кавычках), она же гостиная, она же спальня и игровая для ребенка, потому что в своей комнате играть ему негде. И маленькая комната — 8,7 кв. м. На этом квадратике стоит кровать, письменный стол, шкаф для одежды и комод. Больше в комнату ничего не помещается — даже люди.

Двери туалета в квартире расположены напротив комнат. Когда приходят гости, надо прикрывать дверь в гостиную, иначе слышно. При этом, когда никого нет, из туалета можно смотреть телевизор в комнате. В ванной нет места для стиральной машины, поэтому она стоит на кухне. Зато, сидя там за столом, можно достать ножи и вилки из шкафа.

Квартира угловая, и внешняя стена промерзает. Когда зимой достаешь белье из ящика в диване, оно как из холодильника. На стене термометр показывает 15 градусов, хотя в центре комнаты 23. Стена в маленькой комнате выгнута, как спина у кота: перепад сантиметров 10 — строители криво состыковали панели. В большой гуляет потолочная плита: каждый год мы штукатурили и красили потолок, но, как только начинается зима, он деформируется и идет трещинами. В какой-то момент нам надоело вкладываться, и мы перестали его ремонтировать.

Двора у дома нет — мы стоим пнем в тупике улицы. Рядом, кстати, классические пятиэтажки: тоже без дворов, окна смотрят в окна. Моя мама, въехавшая сюда в 1960-е, рассказывала, что тогда вокруг не было ни былинки — вечером надо было зашторивать окна, чтобы твоя жизнь не стала достоянием общественности. Поэтому 50 лет назад между домами наши бабушки высадили тополя, которые разрослись так, что теперь жителям нижних этажей приходится даже днем включать свет.

Сейчас, на изрядном расстоянии от эпохи 1960–1980-х, быт того времени представляется исключительно благообразной картинкой — фильм «Покровские ворота», дядя Коля, теплая, ламповая Москва. Я честно не могу этого понять, потому что вся моя личная история говорит обратное, и мечтаю съехать из своей хрущевки уже десятый год. Однако по программе реновации нам ничего не светит — в нашем доме есть и лифт, и мусоропровод. Рядом с нами стоит несколько зданий, куда переселили людей по предыдущей программе. Чтобы купить там квартиру, мне нужно продать свою и еще где-то достать порядка шести миллионов.

Собянинское

Сейчас уже никто не отрицает необходимости расселения домов, построенных при Хрущеве. Мало кто понимает, что те, кто мог сделать это самостоятельно раньше, давно переехали. Остались те, кто не может.

Почему? Да потому, что выбраться из хрущевки семье с двумя-тремя детьми, рожденными в разгар путинского бэби-бума, стоит немыслимых миллионов. Трехкомнатная квартира в спальном районе — это порядка 14–16 млн рублей. Если посчитать первоначальный взнос, 1,5 млн, переплату за все годы и уровень зарплаты не менее 200 тысяч, который должен обеспечить такую ипотеку, то большинству станет нехорошо уже от цифр.

Мы до сих пор в заложниках у советского общественного устройства, породившего лимиту, но не породившего стремления к росту семейного благосостояния. Многие пережили разгул 90-х и сытый рост 2000-х в унаследованной квартире, которую бабушка получила при Хрущеве. Менялись поколения, но по инерции оставалась их зависимость от государства. И таких людей, которые имеют слишком высокий доход, чтобы их признали нуждающимися, но без перспективы на ипотеку, в Москве живет очень много. Причем это не какие-то низы общества — это, например, госслужащие с зарплатой в 50 тысяч в месяц.

Социальная реклама, запоздало выпущенная мэрией в поддержку реновации

Их перспектива — переезжать за МКАД или вообще в какой-нибудь другой регион, где можно купить жилье не за космические деньги. Требовать отмены реновации — значит лишать их возможности нормально жить в своем городе, позволив им с каждым поколением все глубже опускаться на дно.

Понятно, что нынешняя программа реновации решает экономические, строительные и урбанистические проблемы — никак не социальные. Мэр сразу заявил: ни метра лишнего собственникам! Авторы проекта больше заботятся о строительном бизнесе, чем об обществе, в котором кроме пенсионеров и креативного класса есть еще множество неучтенных категорий населения. И пока одни выходят на большие митинги против сноса, другие проводят интернет-голосования, можно я тут в уголке постою с виртуальным плакатиком. Написано на нем будет «Помогите! Мы сами не выберемся».

Расскажите друзьям