Легендарное путешествие Ильфа и Петрова по США в фотографиях

Путешествие Ильфа и Петрова по США в 1935–1936 годах стало основой знаменитой книги, которую мы привыкли читать как полуправду и полувымысел. На самом же деле книга не просто основана на реальных событиях, но может даже считаться документальной: в ее основу легли заметки и фотографии Ильфа, которые он отправлял с телеграммами и письмами в Москву своей жене Марусе. На его открытках можно найти буквальные цитаты из книги, а на фотографиях рассмотреть действующих лиц, которые оказываются реальными персонажами. Московский музей современного искусства и Музей Михаила Булгакова решили показать артефакты этого легендарного путешествия — с телеграммой о том, как у дочки Ильфа прорезался зуб, фотографией строящегося в Сан-Франциско моста Золотые Ворота и той самой «настоящей Америкой», которую в конце путешествия нашел Ильф. Воображаемую Америку на стенах музея нарисовало художественное объединение Zuk Club, а подходящие к открыткам и фотографиям фрагменты книги читают Владимир Познер и Иван Ургант. Кураторы Мария Котова и Роман Либеров рассказали об экспозиции и том, что нового они узнали об Ильфе, пока разбирали его архивы.

Мария Котова: «Для меня было открытием узнать из его писем, насколько он был застенчивый: со всех приемов он писал, какая это оказалась страшная мука, как он ужасно себя чувствовал. Ему было неловко находиться без языка в чужой стране — пусть и принимали на чтениях его хорошо, но не очень понимали. А лучше всего Ильфу было в кругу близких друзей, и оттого, возможно, он так любил Марусю, так близко к ней был привязан. Илья Ильф в своих письмах предстает человеком невероятно порядочным, нежным и деликатным — он очень близок мне душевно, и поэтому я с таким удовольствием работала с его семейным архивом».

Эта фотография раньше никогда не публиковалась и хранилась в семейном архиве. Аризонская пустыня произвела на Ильфа огромное впечатление, до того он не видел в жизни ничего подобного. В Нью-Йорке ему много рассказывали о том, что его ждет, но ни одна картинка не может передать того, что он увидел на самом деле. Эта фотография, снятая через лобовое стекло автомобиля, очень хорошо передает дух поездки.

Ильф писал: «Так хорошо в этой разноцветной пустыне, как нигде. Лучше не видел еще никогда». Из Аризоны он отправлял своей Марусе письма и открытки, пачки фотографий и описывал ей все, что видел. С описаниями пустыни он был более краток, потому что словами было трудно это передать. Но он рассказывал и с кем виделся и встречался, рассказывал о своем распорядке дня. В семь он вставал, в восемь отправлялся завтракать, в девять выдвигался из гостиницы и ехал дальше. Он понимал, что если сейчас не поймает эти впечатления, то потом не выйдет книга. В основу той книги, которую он напишет вместе с Петровым, и легли его письма и открытки — в ней можно найти буквальные цитаты.

Работая над выставкой, я больше имела дела с фотографиями, чем с письмами. Красной этикеткой мы пометили мой любимый экспонат. Это фотография маленького города в штате Коннектикут в ста милях от Нью-Йорка. Именно этот город показался Ильфу воплощением Америки — помните описание типичного города 1930-х: бензоколонка, проезжая часть, супермаркет с дежурным набором блюд и книг, главная улица, гостиница с горячей водой и отдельными комнатами и рекламные щиты. К этой фотографии Ильф сделал подпись: «Вот это и есть Америка! <…> скрещение двух дорог и газолиновая станция на фоне проводов и рекламных плакатов».

С этой фотографией у меня тоже связана история: все открытки и письма должны были лежать в строго географическом или хронологическом порядке, чтобы мы могли восстановить путешествие. Но большая часть фотографий Ильи Ильфа не подписана. А здесь Ильф подписал только, что это и есть настоящая Америка, без всяких объяснений, в какой точке огромной страны это было снято. Мы с директором Музея Булгакова полчаса искали с увеличительным стеклом хоть какую-нибудь зацепку: дорожный указатель, гостиницу, название штата — чтобы хоть как-то идентифицировать, где та самая настоящая Америка, про которую писал Ильф. В итоге нашли небольшой дорожный указатель под рекламным плакатом, из которого следовало, что это место расположено где-то в ста милях от Нью-Йорка. Дальше мы вооружились картой путешествия Ильфа и поняли, что в этот момент он ездил в Хартфорд к своему дяде Уильяму. Так мы и поняли, что именно в Хартфорде он нашел свою настоящую Америку.

Сан-Франциско стал важной частью его путешествий: это единственный город, из которого он отправлял больше писем, чем открыток. И письма Марусе были длинные-длинные — там у него выдалось больше свободного времени. На этих фотографиях прекрасны Аризона и Юта. Также удалось заснять момент, когда их обыскивали при пересечении границы штата Калифорния: там было запрещено провозить фрукты и овощи. В знаменитой пустыне в Калифорнии Ильф фотографировал очень много кактусов, они его просто заворожили. Еще его поразила реклама из консервных банок. Очень много своих фотографий он не подписывал, но мы реконструировали всю поездку по гугл-картам и смогли догадаться, что есть что.

В Сан-Франциско Ильф добрался на пароме, куда погрузили и его автомобиль. Там он сделал несколько снимков и строящегося моста — он описывает, как они поднимались по тросам, как это было страшно. Получились очень хорошие фотографии в стиле Родченко с перспективой недостроенного моста, знакомого нам по совсем другим изображениям. Здорово рассматривать все фотографии с увеличительным стеклом — ведь у того же моста есть много интересных деталей.

Фотографии не самые хитовые, но сняты замечательно. В этом городе у него были бесконечные встречи со славистами и профессорами русской литературы — они случайно забрели в бассейн, который работал в конце декабря. И в «Одноэтажной Америке» он упоминает о парочке, которая играет в пинг-понг, об одиноком человеке, который купается и ест хот-дог. И вдруг я обнаружила, что на этих фотографиях есть ровно то, что описывается в книге: на фотографии слева от пальмы можно увидеть ту самую парочку, которая играла в теннис. У Ильфа была потрясающая фотографическая память, и «Одноэтажная Америка» была абсолютно реальна и правдива — он выстраивал свое повествование не только по письмам, но по открыткам и фотографиям. В этом смысле «Одноэтажная Америка» практически документальная книга, где вымысла нет совсем, пусть и по-другому расставлены акценты. В книге он пишет больше о политике и безработице, а в письмах делает заметки и о быте. Например, он рассказывает, как здесь популярны соки. У Ильфа не было такой привычки, но любой добропорядочный американец каждое утро начинает с апельсинового сока — и вслед за ними начинает и Ильф. А вот еще забавная фотография из куриного ресторана Topsy — Ильф пишет жене, как обнаружил, что курятину можно есть без отвращения, и тоже написал об этом ресторане в своей книге.

Когда Ильф был в Нью-Йорке, у его дочки прорезался зуб. Маруся пишет ему об этом в письме, а он отвечает, что очень рад. И хотя в книгах он больше рассказывает о приемах журналистов, безработице, Великой депрессии, с женой он обсуждает, как у Сашеньки прорезался первый зуб. Мы старались подобрать экспонаты так, чтобы получился диалог Ильфа и Маруси.

Одно из писем Маруси с указанием того, что очень важно купить. Вот она просит купить побольше пудры и помаду, а вот один из моих любимых экспонатов — обратный адрес Маламута в Голливуде, того человека, который взялся снимать историю «Золотого теленка». Ильф и Петров встретили его на большом приеме в Нью-Йорке, который был устроен в их честь, — а тот, видимо, пригласил их приехать к себе в Пасадену. И вот на маленьком листочке на одной стороне записан адрес этого Чарлза Маламута в Калифонии, а на другой стороне Ильф, видимо, записывал нужные размеры, чтобы не ошибиться при покупке. В Сан-Франциско он купил дочке Саше халатик и игрушки, о чем пишет в телеграмме.

Роман Либеров: Так или иначе мы представляем собой ретроспективный взгляд, и у вдумчивого посетителя выставки есть уникальная возможность прочесть то, что раньше почти никто и не видел. Нам хотелось показать подобие кино — мы говорим об Америке 1930-х годов. Так родилась эта концепция: зритель может прийти и увидеть то, что стало основой «Одноэтажной Америки», ее сценарием — а может включить звук при желании и услышать соотвествующие фотографиям и открыткам фрагменты текста, которые читают Иван Ургант и Владимир Познер. А декорации выставки (художественное оформление в стиле комиксов от издательства Parallel Comics. — Прим. ред.) создают замечательное противоречие и контраст реальной документации путешествия Ильфа и Петрова, создавая образ воображаемой Америки.

Я хотел бы обратить ваше внимание на рисунки Маруси. Мария Николаевна была барышней несветской и должна была чем-нибудь себя занять. По образованию она была художницей и имела к этому склонность. После себя она оставила 34 масляные работы на холсте, а за время путешествия Ильфа изрисовала два альбома для эскизов — они сохранились. В этих альбомах и нарисованная обстановка комнаты, и Ильф, лежащий на диване. Нужно было раскрыть альбом где-то, и мы выбрали автопортрет. У нее был собственный взгляд на живопись, но ей пришлось оставить это, как и музицирование.

В письмах она часто извиняется, что пишет все время о себе да о Сашеньке — в ответ на то, как много всего описывает Ильф, с которым столько всего происходило. Мне дороги эти работы: я представляю себе, как нянька унесла спать маленькую девочку, а Маруся достает альбом для эскизов, чтобы чувствовать себя занятой — она ведь не работала, а была женой известного писателя. Этот альбом был изрисован странными измученными и изломанными позами людей, со всей мускулатурой. До того Ильф, уезжая в Париж, купил ей манекен за 150 франков, и, может быть, она изламывала его. Но все же, мне кажется, это был натурщик. Почему-то я в этой игре мышц вижу бесконечное одиночество — и она пыталась вглядеться во все изломы, чтобы это донести.

Ильф вообще был человеком нелюдимым, и он устал от нью-йоркской беготни. Он говорил: «Знаете, Женя, я из тех людей, которые входят в двери последними». Он был мудрым и очень проницательным наблюдателем. Американскую пустыню он полюбил за ее краски и пустоту. Гранд-Каньон произвел на него колоссальное впечатление, и он привез 25 этих открыточек, а еще удивительнее — ранее не опубликованные фотографии Гранд-Каньона, который с того времени совсем не изменился. На фотографии стоит та самая Бекки Адамс (в «Одноэтажной Америке» она фигурировала как «миссис Адамс». — Прим. ред.) и господин Петров, который, как мне кажется, улыбается, — а Бекки кричит что-то, чтобы услышать эхо.

Маруся очень важна для этой истории. Именно с ней Ильф делится новыми впечатлениями, а ее тоска только усиливается. Она видит только комнату — и извиняется, что пишет только о Сашеньке, у которой прорезался сначала первый зуб, а потом второй. А Ильф отвечает, как он рад. Он так спешил к своей семье, что, в общем-то, за это и поплатился: его туберкулез могли купировать, а он торопился вернуться на родину. Когда он приехал и обнаружился туберкулез, он всегда просил, передавая Сашеньке игрушку, дезинфицировать ее для начала. И вот есть письмо, где Мария Николаевна обводит Сашенькину ручку и просит проверить, выросла ли она со времени прошлого письма. Это удивительно, конечно, пофантазировать: Сашенька — улыбается или капризничает, когда мама прислоняет ее ручку? Она говорит: «Это мы отправим папе». А Ильф получает его только через три недели.