— С чего началась история издательства Phantom Press?
— Шел 1991 год. Кто застал то удивительное время, помнит, как все было странно, а иногда и страшно. Было не очень понятно, куда двигаться дальше, чем заниматься. Все мои друзья сорвались с насиженных мест и укатили в далекие страны в поисках лучшей жизни — а я осталась здесь. Работу по специальности найти не могла, да и не очень стремилась, потому что, как выяснилось, не очень она мне нравилась.
— Ваша специальность была как‑то связана с книгоизданием?
— Вообще никак, я закончила факультет технической кибернетики. А в книгоиздание пришла довольно затейливым образом. В тот момент, когда я отчаялась и решила пожалеть себя, ко мне в гости заглянула подруга. Девушка она была жизнерадостная, поэтому, увидев меня в унынии, принялась меня лечить. А лечила она только книгами. В качестве лекарства был прописан потрепанный томик «Зарубежный детектив» с неведомой мне тогда польской писательницей Иоанной Хмелевской. Детектив в качестве психотерапии мне показался глупостью, но книгу я оставила. Прочитала за пару дней и с удивлением заметила, что мир вокруг стал слегка приятнее, а настроение улучшилось. И главное — ко мне вернулась моя природная энергичность. И я подумала: если книга помогла мне вылезти из затяжной тоски, то и другим должно помочь. Нужно сделать так, чтобы об этом волшебном авторе узнали все.
Попробовала выяснить, сколько книг Хмелевской переведено на русский, — оказалось, всего три. В России Хмелевскую мало кто знал, а в Польше она была настоящей звездой. Я принялась обдумывать, как издать все остальные книги Хмелевской, но все упиралось в деньги, в связи и в мое полное невежество по части книгоиздания.
— Бизнес-плана у вас не было?
— Я и слов-то таких не знала тогда. Бизнес-план сложится позже, а в тот момент я просто решила развеяться — скататься в Вильнюс. На обратном пути я познакомилась в поезде с молодым мужчиной, оказавшимся профессором-лингвистом из Гданьского университета. Мы подружились, и через несколько месяцев мой польский друг позвонил и сказал, что видел объявление в известном гданьском издательстве, где он подрабатывал переводами, о поиске российского представителя в Москве. Он предложил мне приехать в Польшу и попытать счастья. Я добралась до Варшавы, пришла на интервью в польское издательство Phantom, пять дней ждала ответа — и неожиданно получила согласие.
— И что вы должны были делать дальше?
— Мне выдали тысячу долларов — деньги по тем временам вполне солидные, пусть и не огромные. И поставили задачу за месяц найти партнеров для организации совместного предприятия, провести исследование издательского рынка России, к приезду польских коллег снять квартиру в центре Москвы на Тверской (других улиц они не знали, поэтому потребовали именно там), забить продуктами холодильник, найти водителя со своей машиной — и дали еще кучу мелких поручений. И все это за тысячу долларов, включая мою месячную зарплату. Я выполнила все условия, включая набитый едой холодильник (спасибо моей волшебнице-маме, без нее поляки ходили бы голодными), квартиру на Бронной, и даже умудрилась сэкономить и вернуть польским коллегам 150 долларов, что ввергло их в ступор. Так я стала представителем польского Phantom Press в Москве.
Издательство я зарегистрировала в мае 1992-го, и с этого момента мы отсчитываем дату рождения российского «Фантом Пресс», соучредителем выступила «Вечерняя Москва». Но через полтора года польским коллегам наскучил российский рынок: им казалось, что после открытия российского отделения в Москве на них посыплется золотой дождь, но этого не случилось. В 1994-м польский Phantom Press вышел из состава учредителей, оставив российскому издательству в наследство название и логотип. А еще через год «Вечерка» продала мне свой пакет акций, и я стала хозяйкой «Фантом Пресс». Две первые книги, изданные в «Фантоме», были рекомендованы поляками, хотя мне эта идея не очень нравилась, потому что издательство-то я создавала в первую очередь для того, чтобы издавать книги Хмелевской.
— Первые книги были польских авторов?
— Нет, это были переводы с английского. Наша самая первая книга — комикс по «Хоббиту» с рисунками Дэвида Вензела, ставший сейчас библиографической редкостью. Надо сказать, для первой книги она получилась довольно качественной.
— Как вы начали искать себе команду?
— Я дала объявление в «Вечерке», и на него сразу откликнулись художница, корректоры, наборщики текста и все, кого я искала. Некоторые даже были готовы даром работать ради того, чтобы быть причастными к изданию книг любимого автора.
— Но штатных сотрудников не было, одни фрилансеры, получается, вы занимались всем сами. Сложно было?
— Девяностые годы, с одной стороны, были диким временем, но они порождали какое‑то невероятное буйство фантазии и энтузиазма, да и молодая я совсем была. Поэтому не замечала сложностей. Сложность была только в деньгах, мне пришлось влезть в чудовищные долги, мой первый кредит был под 280% годовых.
— Ничего себе!
— Если бы не книги Хмелевской, вся моя затея накрылась бы буквально через год-полтора, потому что выдержать такие адские проценты было невозможно. Я получала от книготорговцев деньги, чаще всего в метро, и тут же мчалась в банк, боясь просрочить хоть день. Только в 2008 году удалось полностью освободиться от кредитной зависимости и выдохнуть.
— А как появился в «Фантоме» Игорь Алюков (главный редактор. — Прим. ред.)?
— Игорь появился в 1996 году, а где‑то через год-полтора я предложила ему стать главным редактором. Это огромная удача — работать более 20 лет в творческом союзе с таким талантливым человеком.
— Книжный рынок конца 90-х — начала нулевых сильно отличался от того, что мы видим сейчас?
— Небо и земля. И по части книг, и по части самого бизнеса. Ну и страна была совсем другая. Хаос, законы менялись каждый месяц, хотя в этом плане сейчас, наверное, не лучше. Поток пиратских изданий. Дистрибьюторы платили как хотели и кому хотели, обязательства мало кто исполнял. И все же было ощущение неведомого прежде драйва и свободы. В 90-е годы на книжный рынок хлынуло все, что мы не имели возможности читать в советские годы, книги сметались, и на такой высокой волне спроса было, конечно, очень много мусора. Далеко не все издатели заботились о качестве того, что они выпускают. Сейчас уровень самого издания несравнимо выше.
— А визуально книги сильно изменились?
— Очень. Иногда мне попадаются наши старые книги, и мне слегка стыдно за их оформление, верстку, бумагу. Сейчас изменился и подход к оформлению — иногда по многу недель бьемся над обложками, пока придем к единому мнению. Печатаем на качественной финской бумаге, используем дорогие материалы на обложку и всякие красивости типа УФ-лака, фольги. К переводам у нас и тогда был строгий подход, но сейчас мы гораздо строже.
— Получается, сегодня каждая книга «Фантом Пресс» лично через вас проходит?
— Конечно. Все книги обязательно читаю после финальной корректуры. Как и Игорь. Он еще и редактирует почти все книги издательства.
— А какой у вас сейчас годовой оборот?
— Примерно 70–75 книг в год: половина — новинки, половина — допечатки.
— А какая у вас на сегодняшний день редакционная политика, на что обращаете внимание?
— Издательская политика за 27 лет, конечно, менялась в зависимости от популярности того или иного жанра, но наш принцип всегда оставался неизменным. Книга должна быть интересна мне и Игорю.
Мы не боимся новых имен, поэтому в «Фантоме» часто выходят книги дебютантов, мы никогда не пугались экзотических имен, благодаря чему у нас в портфеле три романа Халеда Хоссейни, от которого в свое время отказались все крупные издатели.
— Кстати, на что обращаете внимание при выборе книги?
— Для нас самое важное — хороший литературный уровень и увлекательный сюжет. Нравится нам разное. Большие сложносочиненные романы, романы о взрослении, большие мультикультурные романы на историческом фоне — в духе книг Эки Курниавана и Чимаманды Адичи, например. Но утвержденная на каком‑то редсовете политика — это точно не про нас.
— Изменились ли читательские предпочтения за 27 лет?
— Мир очень сильно изменился за последние 20 лет, и, конечно, это коснулось и читательских предпочтений. Изменился темп жизни, связи между людьми, отношения с собственной памятью, прибавилось больше страхов и тревог. И часто, чтобы понять настоящее, а тем более спрогнозировать будущее, писатели обращаются в прошлое, в болевые точки истории. Поэтому сейчас так много литературы о трагических событиях XX века.
Если в 90-е и нулевые годы мы в основном издавали веселые, легкие книги, то сегодня больше обращаем внимание на произведения с обширным бэкграундом, где частная человеческая история сплетается с событиями историческими. Таков роман Абрахама Вергезе «Рассечение Стоуна», романы Халеда Хоссейни, Джона Бойна, «Эмпайр Фоллз» Ричарда Руссо. Все эти книги вряд ли стали бы событием в девяностые — а сегодня это наш золотой фонд.
— Можно ли предсказать, какой тираж продастся? Маркетологи же это как‑то просчитывают?
— Если книга уже вышла в Европе или Америке, получила какие‑то важные премии, права на нее проданы во многие страны, то тираж порой можно предугадать. Но в последние годы мы покупаем права на издание еще на стадии рукописи, когда судьба книги на родине автора неизвестна. И тираж определяем, исходя из опыта и интуиции. Кроме того, исходить из судьбы книги на ее родине все-таки нельзя. Полно примеров бестселлеров, осыпанных премиями, но совершенно незамеченных в России. Поэтому, покупая книгу на этапе рукописи и работая на опережение, нужно уметь включать в себе футуролога и интуита для определения будущего книги и ее стартового тиража. Иногда получается, иногда нет.
— С чем это связано?
— Только опыт и чутье. Но даже с заведомо яркими книгами стартовый тираж мы ставим не больше 6–7 тысяч. Если, конечно, речь не об уже популярных авторах вроде Хоссейни, Флэгг, Фрая. На новые книги наших звезд тираж запросто может быть 15–20 тысяч.
— А минимальный какой у вас?
— 2–2,5 тысячи. Двухтысячный тираж — это высоченная себестоимость, поэтому таким тиражом издаем в крайних случаях. У нас нет ни спонсоров, ни серебряных ложечек во рту, — мы живем за счет того, что издаем и продаем, поэтому издавать книги исключительно ради удовольствия мы не можем. И если есть сомнения, лучше занизить тираж, а потом допечатать, чем сделать оптимистично большой тираж и не продать его.
— А у вас такое бывает?
— Конечно. Например, отличная книга «Кинокомпания Ким Чен Ир представляет» — практически полтиража лежит на складе.
— Интересно, от чего зависит неуспех книги? Не от обложки ли?
— Возможно. Обычно в таких случаях мнений много, но какое из них верное, никто не знает. Возвращаясь к «Кинокомпании» — это невероятная история о Северной Корее и самом дерзком похищении века. История о том, как северокорейский диктатор похитил южнокорейских кинозвезд, чтобы утереть нос Голливуду. В равной степени это документальный роман, комедия, детектив и параноидальная драма, разворачивающаяся в самой сюрреалистической стране мира. И перевод Анастасии Грызуновой блестящий, поэтому не понятно, что не так с этой книгой. Может быть, противная рожа Ким Чен Ира на обложке отпугивает покупателя? Не знаю.
— Вероятно, читатели хотят чего‑то другого?
— Хороший вопрос, чего хотят читатели. «Хотим что‑нибудь такое легкое, спокойное, умиротворяющее, типа Фэнни Флэгг». Ок, издадим вам что‑нибудь в духе Фэнни Флэг. Издаем, и книга продается плохо. В чем причина? Одни начинают что‑то бормотать про обложку, другие вовсе ничего не бормочут. А бывают книги непримечательные, так, безделица — а мы печатаем тираж за тиражом, и тоже никто не может объяснить, чем эта книга так прекрасна. Мне кажется, читателям нужно доверять, но с большой осторожностью. Мы изучаем все читательские мнения в Instagram, в Livelib и на других ресурсах, но все же в выборе книг и обложек полагаемся на себя.
— А что влияет на продажи?
— Все. Время года. Экономическая ситуация в стране. Актуальность темы. Наличие хвалебных отзывов на книгу от известных книжных журналистов и блогеров, зарубежные или местные премии, частота упоминаний книги в соцсетях, выкладки книги в магазинах и в интернет-магазинах и много-много не столь очевидных параметров.
— Вы промоутируете книжки? Закладываете бюджет на рекламу?
— Практически нет. Баннеры в метро, реклама на радио и ТВ — это непосильные деньги для небольшого издательства. Такую дорогостоящую рекламу имеет смысл делать на высокобюджетные издания с тиражами от 50 тысяч и более. В остальных случаях — пустая трата денег. Такого рода реклама в первую очередь рассчитана на случайного покупателя. Наш основной промоушен-прием — сарафанное радио и соцсети.
— Вот вы сказали, что сегодня в тренде большой роман. В то же время литературе приходится соревноваться с YouTube, с сериалами Netflix, с социальными сетями — со всем, что отвлекает от чтения.
— Ровно поэтому и популярен большой роман.
— Он дает погрузиться в историю?
— Современный человек перегружен информационной мелкой моторикой — всеми этими судорогами всевозможных инфоисточников. Почему люди смотрят сериалы? Ты погружаешься в жизнь героев, они на какое‑то время становятся твоей семьей, ты с ними проживаешь их судьбу, думаешь о них, переживаешь, любишь или ненавидишь. С большим романом примерно так же.
А если учесть, что в машине и на прогулках я слушаю аудиокнигу, в бумаге или на гаджете читаю другую, то следовать и переживать приходится за целую вереницу разных героев. Поверьте, это куда интереснее, чем листать ленту Facebook или смотреть фото в Instagram, хотя это уже неотъемлемая часть нашей жизни.
— Я буквально на днях на «Горьком» прочла о том, что аудиокниги отбирают часть продаж у электронных книг. А у вас есть статистика по форматам продаж ваших книг?
— Нет, пока электронные продажи заметно выше, но продажи аудио растут стремительно в последние два-три года. Если еще пять лет назад аудиокниги в моем окружении слушали только я и Игорь, то сейчас почти половина моих знакомых слушают аудиокниги, и не только в машине.
— Ваше издательство специализируется на зарубежной литературе. А вы сами русскую современную читаете-то?
— В отличие от Игоря, к русской литературе я отношусь более терпимо. С удовольствием читаю/слушаю Рубину, Улицкую, Иванова, Водолазкина, Яхину. Как и все продвинутые граждане, прочитала «Петровых в гриппе» Сальникова, но бурного восторга не разделила со всем миром. В общем, стараюсь быть в курсе нового, но к фанам русской прозы себя не причисляю. На мой взгляд, русская литература слишком зациклена на себе, не всегда чувствует то, что происходит в мире. И главное — почему так мало новых имен?
С писательством у нас, как с шоу-бизнесом: за двадцать лет появилось от силы десяток заметных авторов, а могли быть сотни. С британской, американской, французской литературой даже сравнивать невозможно. Много ли русских авторов переводятся на другие языки? Единицы. Возможно, это нормально — искать собственный путь, но не слишком ли затянулись поиски этого особого русского пути?
— Тем не менее я узнала, что вы собираетесь издать русского автора. Это будет первая русская книжка в «Фантоме»?
— Не совсем. В 1997 году у «Фантома» случился скоротечный роман с современной русской прозой, но довольно быстро завершился.
— Автор, которого сейчас будете издавать, неизвестный?
— Нет, наоборот. Это Анна Козлова, в 2017 году получившая премию «Национальный бестселлер» за роман «F20». Я начинала читать ее рукопись «Рюрик» с большим скепсисом и была приятно удивлена, что роман оказался отличным. С необычным сюжетом, с колоритными персонажами, с чертовщинкой и, главное, никакого авторского самолюбования. Мне он напомнил скорее английский роман, где фигура автора обычно в тени, он дает возможность героям высказываться за него. Пока это эксперимент, не знаю, что у нас получится, — книга выйдет в апреле. И еще роман очень кинематографичный. Не удивлюсь, если книга будет экранизирована.
— Это может стать запуском русской линейки Phantom Press?
— У нас нет ни линеек, ни серий, у нас каждая книга самоценна.
— На что из последних книг издательства стоит обратить внимание?
— Из последнего я бы настойчиво рекомендовала «Эмпайр Фоллз» Ричарда Руссо, «Красота — это горе» Эки Курниавана и «Срединную Англию» Джонатана Коу.
Руссо — один из лучших романистов нашего времени. Мы очень давно присматривались к нему, но что‑то останавливало. Мы счастливы, что отринули робость и издали этот великий роман. В нем гармонично сочетаются бесшабашный юмор с глубокой печалью. Я сама себе завидовала, когда читала. Перевод Елены Полецкой идеален, как и сам роман.
Эка Курниаван также впервые издается в России. «Красота — это горе» — взрывной микс из мифов, истории Индонезии, любви, семейной саги, романтических приключений и родового проклятия. Многие сравнивают «Красоту» с романом «Сто лет одиночества», но для меня это красивая и страшная сказка. Невероятно захватывающее чтение. Переводчику Марине Извековой удалось очень тонко и изобретательно передать сказочно-притчевый стиль романа, сохранив при этом национальный колорит.
Новый роман Джонатана Коу «Срединная Англия» в блестящем переводе Шаши Матыновой удивительно русский по духу, хотя речь в нем о сегодняшней Англии и о том, что случилось с великой страной в последние годы: о Брекзите, о том, почему англичане превратились в ксенофобов, и о многом другом. Если мысленно на место Брекзита и Лондонской Олимпиады поставить Крым 2014-го и Сочинскую Олимпиаду, то получится книга про нас. Вот только русского автора такого уровня, пишущего о сегодня, об актуальном, нет.
— А какие вы видите перспективы развития книжного рынка в России?
— Не секрет, что мы не самая читающая страна в мире и никогда ею не были, и читательская аудитория продолжает сжиматься. Но те, кто остался с книгой, вряд ли в будущем откажутся от чтения. Поэтому есть надежда, что с издательским делом в России в ближайшие годы все будет не хуже, чем сейчас. Если только не случится очередных потрясений, например, введут запрет на слова или объявят книги вне закона, или введут санкции на все переводные книги.
