Что такое фестиваль медленного чтения — и как он прошел в Берлине

— Расскажите, что такое медленное чтение для вас?

— У фестиваля медленного чтения было два источника вдохновения и одна проблема — в современном мире чтение все больше похоже на скольжение, серфинг по тексту, пролистывание фейсбука: текст становится все короче, вместо комментариев мы пишем комменты.

Несколько лет назад мы стали продвигать формат slow reading как аналог slow food, применив идею «осознанного гедонистического потребления» к тексту. Подобно тому, как slow food сохраняет кулинарные традиции, мы культивируем традиции чтения, прежде всего — традиционную еврейскую практику изучения сакральных текстов, когда текст изучает сразу группа людей. Совместное чтение идет вразрез с европейской моделью освоения литературного канона через одинокий диалог читателя с книгой. В еврейской культуре принято, что в доме учения (бейт-мидраше) собираются и обсуждают текст несколько человек, как минимум два. Именно в обсуждении и споре рождается смысл текста.

Кроме того, для нас важна идея чтения как комментария. Задача читателя — вступить в разговор комментаторов и оставить свой комментарий к тексту. В этом отличие нашей практики от современной манеры чтения, когда читатель пассивен.

Конечно, одним из источников вдохновения были и «модные» литературные теории XX века, в которых переосмысляется роль автора и читателя. Смысл книги во многом создает не автор, а читатель — напоминают нам Лотман, Эко или Барт. Именно поэтому во второй половине XX века литературоведы заинтересовались не только процессом создания текстов, но и их рецепцией.

— Когда возникла идея первого фестиваля?

— В 2012 году мы пришли с идеей первых медленных чтений к нашим спонсорам, фонду «Авихай». Я обычно объясняю наши отношения со спонсорами метафорой шеф-повара и ресторатора. Я выступаю в роли шеф-повара, которому владелец заведения дает большую или меньшую свободу. Директор фонда «Авихай» Давид Розенсон был идеальным «ресторатором», давал нам большую свободу для экспериментов и сам стремился к тому, чтобы деньги фонда тратились на ни на что не похожие проекты.

Медленное чтение — странное словосочетание. Это сейчас везде открываются новые ридинг-группы, а в 2012-м нужно было объяснять, что это значит. У англоязычной аудитории выражение slow readingмедленное чтение — не то же самое, что close readingвнимательное чтение — вообще поначалу ассоциировалось лишь с тупостью и заторможенностью.

Так вот, в 2012-м мы осторожно объявили набор в первую группу медленного чтения Книги Екклесиаста в Москве. Но она стала пользоваться такой популярностью, к какой мы не были готовы. Пришлось открыть три параллельные группы, потому что к нам записались не 25, а 75 человек. Мы поняли, что масштаб явления диктует другие форматы. Параллельно группам медленного чтения решили сделать фестиваль, на котором 50–70 человек изолируются от мира и погружаются в чтение текста с комментариями ученых. Начали с классических текстов — Книги Иова, «Тевье-молочника» и других. Потом устраивали фестиваль параллельного чтения — читали, комментировали и обсуждали сразу две книги. Современный человек читает сразу несколько книг, но при этом очень редко «сталкивает» их между собой. Мы решили тематизировать этот процесс. Две книги комментировали друг друга: например, читали Бабеля вместе с Борхесом, «Жизнь Моисея» с «Жизнью Будды», «Сатирикон» Петрония с рассказами из Талмуда, а Маймонида с Теодорихом Шартрским.

Потом мы стали расширять наш метод на другие знаковые системы — на музыку, потом на архитектуру. Тематизировали отношения между словом и звуком. Например, изучали тексты песен: разбирались, как устроен текст литературный и как музыкальный. В частности, занимались макамом — арабской музыкальной формой, которая сыграла значительную роль в еврейской культуре. Макам — альтернативная европейской система ладов и тональностей. Эта система сохранила больше связей с содержанием и напоминает плавание по реке, в котором способы музицирования завязаны на космологии, на времени суток и года, вплетены в жизненные циклы.

— Как фестиваль стал передвижным?

— Наша главная цель — замедлить процесс чтения. Один из способов — соотнесение текста и места, в котором или про которое он писался. Например, можно углубиться в отношения Бабеля и Одессы. Если читать его тексты именно там, меняется что‑то или нет?

Попробуйте съездить в Венецию не с прекрасным путеводителем «Афиши», а с «Венецианским купцом» Шекспира или со стихами и эссе Бродского. Тогда город и тексты видишь иначе. В итоге сам город для нас становится текстом для медленного чтения. Больше всего мы делали фестивалей в Иерусалиме — городе-палимпсесте, очень многослойном месте, которое можно читать бесконечно. Если взять хронотоп, термин Бахтина, то мы ищем уникального сочетания genius loci и Zeitgeist: пытаемся туда погрузиться и изучить Венецию XVI века, Иерусалим 1917 года, или Берлин 1920-х годов.

— Расскажите про фестиваль в Берлине, почему тема — Веймарская республика, какая программа у фестиваля?

— Сто лет назад в Берлине возникла уникальная атмосфера. Мы выбрали темой этого фестиваля Берлин 1920-х, потому что еврейский модернизм в разных проявлениях — один из важных ключей к пониманию культуры «Метрополиса», ее не самый объемный, но сущностный ингредиент — как полынь, без 35 миллиграмм которой не получается абсент.

У фестиваля очень интенсивная программа — события с раннего утра до позднего вечера. Каждое утро переводчица Татьяна Баскакова проводила литературные прогулки по Берлину и, кроме того, прочитала для участников фестиваля мини-курс по роману «Берлин, Александерплац» Альфреда Деблина. Историк Гертруд Пикхан рассказала о еврейских мигрантах в веймарском Берлине, венский киновед Франк Штерн — о Веймарском кинематографе (со специальным кинопоказом в единственном сохранившемся берлинском кинотеатре той эпохи Kino Babylon), йельский литературовед Марк Каплан — о идишском модернизме Довида Бергельсона, Дер Нистера и Мойше Кульбака. С наступлением темноты участники фестиваля превратились во фланеров и бродили по городу, опираясь на маршруты, которые подготовил для участников архитектурный фотограф Денис Есаков на основе записок веймарского фланера Франца Хесселя. В последний вечер участники фестиваля слушали концерт из струнных квартетов веймарских модернистов — Курта Вайля и Эрвина Шульгофа.

— А как попасть к вам на фестиваль? Приходил ли к вам бизнес? Участники приезжают бесплатно?

— Надо заполнить заявку у нас на сайте, написать мотивационное письмо. Бизнес не приходил, сил и желания, чтобы сделать нашу историю совсем туристической, у нас нет. Участники берут на себя часть расходов — оплачивают перелет и взнос порядка 200 долларов. Постепенно мы стараемся увеличивать взнос, чтобы уменьшить зависимость от спонсоров. В Москве, кстати, большинство наших событий — бесплатные.

— Есть что‑то общее у участников всех фестивалей медленного чтения?

— Да, мне кажется, что это все люди, у которых есть потребность в другом типе путешествия — традиционный способ общения туриста с местом себя исчерпал. Все уже прочитали путеводители, посмотрели основные достопримечательности. Сформировался запрос на «альтернативные полевые исследования».

— Как практиковать медленное чтение без или после фестиваля?

— Обычно участники одного фестиваля хотят поехать к нам и на следующий. Но мы не можем возить одних и тех же людей, а то фестиваль превратится в секту. У того, кто приехал в Берлин, есть шанс попасть к нам через один или несколько фестивалей. Мы строго следим за ротацией участников, потому что наша цель — чтобы опыт медленного чтения получило максимальное количество людей, причем не только из Москвы. По статистике, к нам приезжает больше женщин, чем мужчин: пока гендерное соотношение в процентах — 60 к 40, а средний возраст участников — 30 лет.

После фестиваля некоторые участники приходят в группы медленного чтения в Москве. В ноябре сразу после нашего возвращения в РГБ начнет работу группа чтения про демонов в идишской литературе. Как у нас часто бывает, ее ведут два преподавателя — филолог и этнограф, — которые вместе с группой обсуждают текст.

Если вы живете не в Москве, то лучший вариант — самоорганизация. Люди возвращаются с фестиваля и создают в своих городах ридинг-группы. Несколько лет назад вместе с переводчиком Татьяной Баскаковой мы устраивали медленное чтение Кафки в парке «Музеон». Потом к ней подошли заинтересованные участники и сказали, что хотят переводить, — начали встречаться и обсуждать переводы, потом из этого выросла книжка. А сейчас журнал «Иностранная литература» предложила им сделать номер про неизвестную немецкую литературу.

— Пока мы все время говорим о медленном чтении еврейской культуры. Получается, фестиваль всегда тематически ограничен?

— Не совсем. Проект «Эшколот» всегда представляет еврейскую культуру как часть мировой. Еврейская культура по определению глобальная в силу того, что еврейские диаспоры расселились по всему миру. Она всегда существовала в контакте с другими культурами. Мы всегда изучаем зону культурного контакта — евреи Испании, Италии, — нет «еврейской культуры как таковой». Мы часто организуем события совместно с культурными центрами разных стран (Итальянским институтом, институтом Сервантеса, Гете-институтом и др.). С социологической точки зрения наша деятельность — это своего рода «выход из гетто». Мы не хотим делать программы только для евреев. Для нас важно, чтобы еврейская культура стала частью публичного пространства в Москве и за ее пределами.

— После фестиваля участники оставляют отзывы. Чего им не хватает? Какие просьбы вы не можете удовлетворить?

— Обычно нам пишут, что 4–5 дней — мало, хотим неделю, десять дней. Действительно, иногда хочется больше — или позволить себе больше воздуха, свободного времени в программе. Но мы не можем устраивать недельные фестивали. Не получается все бросить — московская программа «Эшколот» должна идти без перерывов. К тому же мы ориентируемся на работающих людей, которые могут выделить на фестиваль только ограниченное количество дней, а не на «праздный класс».

Мы не всегда можем выполнить географические запросы. Например, нас давно просят провести фестиваль в Амстердаме или в Толедо. Мы рассматриваем такие варианты, но у нас много но. Нам и нашим спонсорам важно, чтобы в месте проведения фестиваля была интеллектуальная жизнь, в том числе русскоязычная, сообщество, которое откликнется на наши события и идеи. Мы хотим, чтобы после нас по воде расходились круги. Так, в Венеции, когда наш фестиваль закончился, местная еврейская община решила переиздать классику венецианской еврейской литературы, а в Иерусалиме благодаря нам ночные квесты стали новой фишкой русскоязычных гидов. Толедо — безумно интересный город, но пока нет уверенности, что там может произойти что‑то подобное.

— Чего вам не хватает как куратору фестиваля?

— Кураторов! За эти годы мне не удалось создать команды единомышленников, которая придумывала бы программы вместе со мной. Я почти все придумываю сам, и это не повод хвалиться, а болезненная и нездоровая ситуация.

— Каким должен быть ваш напарник?

— Куратор наших проектов — особый тип человека: он должен одной ногой стоять в академическом мире, а другой — в мире культурного активизма, у него должно быть желание регулярно покидать башню из слоновой кости и при помощи идей менять окружающую реальность.

Книга, написанная в 1926–1932 годах и переворачивающая наши представления о том, как может выглядеть текст, написанный на русском языке. (Такое можно сказать и обо всех других книгах Белого, и все же об этой, пожалуй, — в первую очередь.)

Роман, писавшийся в 30–50-е годы, впервые опубликованный в 2012-м и тоже меняющий представления обо всем: о нашей истории, о жанре романа, о возможностях русского языка.

Один из моих любимых романов, написанный в 1947 году, сочащийся горечью и мифологией. Изданный по-русски в 1971-м, долгие годы практически недоступный (из‑за крошечного тиража), но теперь — недавно — переизданный.