— Когда вы начали писать? И почему решили получить степень магистра по литературному мастерству?
— Я пишу с раннего детства: как только научилась держать ручку в руках, стала сочинять рассказы, стихи и «книжки». Но свою первую взрослую историю я написала, уже будучи студенткой колледжа. А в магистратуру решила поступить, потому что американская экономика в то время была в ужасающем состоянии, я страстно ненавидела свою работу и мечтала заниматься тем, что мне нравилось. Мне посчастливилось найти программу, которая поверила в меня: там я начала писать именно те рассказы, которые мне хотелось написать.
— Как думаете, почему вам близок именно жанр спекулятивной фантастики?
— Сюрреализм этого жанра — нечеткие грани, странные движения, пренебрежение реалистическими правилами — дает мне необходимую гибкость, чтобы показать мир таким, каким его вижу я. Я толстая небелая квир-женщина; мое тело существует на периферии, на полях культуры. Спекулятивная фантастика, как и ужасы, тоже живет там, на периферии.
— Как вы пришли к пониманию того, какие темы вам интересны?
— Методом проб и ошибок. Я много читала и упорно двигалась за своими навязчивыми идеями, какими бы странными или постыдными они мне ни казались.
— Какие авторы повлияли на вас больше всего?
— Ширли Джексон, Патриция Хайсмит, Анджела Картер, Келли Линк, Карен Расселл, Хелен Ойейеми и Николсон Бейкер.
— Вы знакомы с русской литературой? Если да, то какие писатели вам нравятся?
— Я знакома с ней, но не очень близко. Люблю Владимира Набокова, особенно «Бледный огонь», и Михаила Булгакова — прежде всего «Мастера и Маргариту».
— У вас есть распорядок дня, которому вы следуете? Вы пишете по часам?
— У меня нет никакого расписания; пишу, когда придет вдохновение. Лучше всего мне пишется, когда всякие домашние дела вроде уборки и готовки уже сделаны или ими занялся кто‑то другой. Именно по этой причине мне нравится уезжать в писательские резиденции, где готовят и убирают другие люди и можно сосредоточиться на работе.
— Что вы делаете, если чувствуете, что история не выходит?
— Если я чувствую, что застряла, то читаю книги других писателей, тех, кто пишет лучше, чем я. Таким образом я напоминаю себе, что хорошо писать — это реально, и что это когда‑нибудь повторится снова.
— Героиня одного из ваших рассказов готовится к операции по шунтированию желудка, через которую прошли все женщины в ее семье. Не могли бы вы рассказать о ваших непростых отношениях с собственным телом?
— Я очень рада об этом поговорить! Я толстая и была такой всю свою сознательную жизнь. Меня это совершенно не беспокоит, но мой вес точно влияет на мои отношения с миром, на то, как люди относятся ко мне и как они воспринимают мои способности и интеллект.
В США мы привыкли к тому, что лишний вес приравнивается к лени и глупости. Я же предлагаю новые способы воспринимать полноту — и в прозе, которую я пишу, и в эссеистике. Для меня полнота означает совсем другое: совершенство, удовольствие, место, которое я, женщина, заполняю во вселенной. Я считаю, что тело нужно ценить за его тяжелую работу, и пишу о том, как трагично, что мы ненавидим свои тела — этих милых и несовершенных животных, которые любят нас и перемещают наше неблагодарное сознание через этот ужасный мир.
— В ваших историях много секса, в особенности квир-секса. Когда вы писали эти сцены, у вас были опасения, что кого‑то это может оттолкнуть?
— Мне, конечно же, приходило в голову, что некоторых людей отталкивают секс и гомосексуальность, но я пишу не для них. Квир-секс — это особая форма искусства, и о ней следует писать именно так.
— Как известно каждому прозаику, сцены секса писать крайне сложно…
— Не согласна! Мне это совсем не сложно. Более того, я считаю это очень катарсическим, интересным и приятным занятием.
— Ваш сборник добился в США невероятного успеха, что необычно — рассказы плохо продаются. Почему в вашем случае правила не сработали? Вы когда‑нибудь думали написать роман?
— Мне кажется, сборник стал успешным, так как мне было что сказать людям, которым нужно было это услышать. Поэтому нормальные рыночные силы в моем случае просто перестали действовать. Что касается романа, я надеюсь когда‑нибудь его написать, но пока не могу — вот это действительно очень сложно.
— Вам приходилось испытывать синдром самозванки?
— Никогда. У меня очень хорошо получается то, что я делаю, и я считаю важным об этом говорить.
— Что вы любите помимо литературы?
— Готовку, секс и свою собаку.