Игорь Грабарь был не только художником и одним из основоположников русского импрессионизма: он занимался реставрацией икон и сохранением архитектуры, написал первый многотомник по истории отечественного искусства и монографии о Левитане, Репине и Серове, а в 1918 году стал первым директором Третьяковской галереи (до этого у нее были только попечители). Поэтому юбилейную ретроспективу в родном для героя музее готовили с особым трепетом, пытаясь охватить все его ипостаси, которые лучше всего зафиксировал сам Грабарь в автопортрете 1934 года. Он изобразил себя как художника с палитрой и кистями в руках, но в белом халате реставратора, под которым видны костюм и галстук — униформа ученого и чиновника.
Экспозиция заняла все выставочное пространство Инженерного корпуса — второй и третий этажи. Начинать рекомендуют с последнего — живописного. Всего удалось собрать 90 полотен Грабаря, и только здесь их можно увидеть в таком объеме. Он любил экспериментировать с масляными красками, пытаясь избавиться от их жирного блеска, а часто еще и работал на морозе. Поэтому многие его картины находятся в плохом состоянии и не могут покидать Третьяковку.
Грабаря вдохновляло европейское искусство начала XX века — импрессионизм Моне и Ренуара, вангоговское сочетание золотисто-желтого с ярко-голубым, упрощенность сезанизма. А после учебы в Академии художеств под наставничеством Ильи Репина он на пять лет отправился в Мюнхен, где учился у Антона Ашбе и перенял его принцип кристаллизации красок — начал работать широкой кистью, не смешивая краски на палитре. И вообще окончательно сформировался как художник.
Вернувшись из Германии в 1901 году, Грабарь применил все наработанное мастерство в усадебном пейзаже. Всю осень он жил и трудился в наро-фоминском подмосковном имении князей Щербатовых. И уже на выставке журнала «Мир искусства» 1901–1902 годов поразил зрителей необычной трактовкой природы. Он выдвигал на первый план архитектуру, сочетал яркие краски и наносил их густым слоем. В общем, создавал настоящие пейзажи-впечатления, работая в разных подмосковных усадьбах своих друзей. Этому периоду посвящен первый зал третьего этажа, оформленный как гостиная усадебного дома со шпалерной развеской.
Здесь представлены и натюрморты, к которым Грабарь тоже обратился в 1900-х годах. В них художник, в первую очередь, работал с фактурой. Например, в картине «Неприбранный стол» стремился передать контраст шероховатой скатерти, блестящей посуды и матовых нежных цветов, а в цветочных композициях — махровость дельфиниумов и васильков.
Но абсолютно грабарьевским ноу-хау стали зимние пейзажи. Впервые идея изобразить белоснежные просторы захватила его в 1904 году, когда он оказался в Дугино — подмосковной усадьбе друга-художника Николая Мещерина. Подобно Моне, который запечатлел Руанский собор в разном освещении, Грабарь с утра до вечера работал на натуре и исследовал состояние снега в разную погоду и время суток: делал быстрые этюды на морозе, пока не остыла краска, а потом дорабатывал полотна в мастерской. В них Грабарь первым из русских художников использовал пуантилизм (письмо разноцветными точками) — но, конечно, на свой лад. Сложная комбинация белил с рельефными мазками синего, лилового и желтого позволяла ему передавать белоснежную русскую зиму так, удивлялся Серов, что «белил в них не чувствуешь».
Все эти чудеса игры света и цвета представлены в центральной части второго зала, похожей на воображаемый парк-пленер. Хрестоматийная «Февральская лазурь», как всегда, хороша. Но внимание невольно перетягивает до мельчайших деталей проработанный «Иней» из Ярославского художественного музея и приехавшее из Казани полотно «В гололедицу», которое своими яркими розовыми лучами уже больше тяготеет к постимпрессионизму. Работы в этом зале позволяют проследить стремительные, порой доведенные до неузнаваемости изменения художника в стиле.
По бокам размещены совсем другие полотна — довольно плоскостные и монументальные портреты 1930–1940-х годов. Именно на этом жанре сосредоточился Грабарь в период соцреализма, создавая изображения известных личностей на заказ. Есть и абсолютно светский портрет народной артистки СССР Веры Дуловой в роскошном платье за арфой, и Ленин, которого Грабарь написал по заказу московского Музея революции уже после смерти политика, чтобы продемонстрировать свою лояльность. Но были работы и для души. Например, во время эвакуации в Нальчик в 1941 году Грабарь оказался в соседних номерах гостиницы с обожаемым им Сергеем Прокофьевым, который тогда работал над оперой «Война и мир». Художнику удалось застать и изобразить тот самый миг озарения и рождения музыки — этот портрет он считал одним из лучших в своем творчестве и хранил при себе до конца жизни.
Второй этаж посвящен Грабарю как директору и реставратору. Здесь можно полистать фотографии зданий Старой Москвы, которые он спас от сноса, и посмотреть фильм о реформах Грабаря в Третьяковской галерее. Например, он провел полную каталогизацию и упорядочил развеску. Раньше стены были заполнены картинами от пола до потолка, Грабарь же добавил воздуха между работами, оставил в залах только самое избранное и развесил полотна по художникам, объединениям и эпохам. А еще сильно расширил коллекцию: приобретал работы русских авангардистов, со специально созданным реставрационным центром отыскивал и восстанавливал иконы.
Акцентируя внимание на этих двух увлечениях, в последнем зале кураторы делают интересный ход — помещают работы Машкова, Кончаловского, Гончаровой, Фалька напротив древнерусской живописи. У не самых очевидных соседей много общего — скажем, отсутствие перспективы и условность образов. Кстати, работы в этом зале закреплены на сетчатых конструкциях, используемых в фондохранилищах. Они появились в Третьяковке впервые в России — и тоже при Грабаре.
Среди иконописных хайлайтов здесь — Васильевский деисусный чин, обнаруженный в Ивановской области. Именно Грабарь установил, что на самом деле его написали в начале XV века для Успенского собора во Владимира — и, возможно, даже Даниил Черный и Андрей Рублев. Также показывают несколько высокоточных (вплоть до трещин на досках) копий, созданных для выставки «Памятники древнерусской живописи». По задумке Грабаря, она гастролировала по крупным городам Европы и Америки в 1921–1932 годы, чтобы привлечь внимание иностранных коллекционеров к русской иконе и продемонстрировать новые методы реставрации.
На вопрос, как наш герой все успевал, современники отвечают: вставал в шесть утра, ложился в десять вечера и все время проводил за работой, пренебрегая светской жизнью. Чтобы передать эту обстановку, в отдельном закутке соорудили небольшой зал с научными трудами и рукописями в витринах — условный кабинет директора, который у Грабаря в этих стенах наверняка когда‑то был.
