Три «Воскресения» в Петербурге: как последний роман Толстого захватил петербургские театры

Самый поздний роман Толстого часто упрекают в излишней дидактичности, а гуманистические нравоучения — это не совсем то, что возможно (и вряд ли нужно) на сегодняшней сцене. Поэтому ставят «Воскресение» не так часто, а самой известной постановкой до сих пор остается спектакль Немировича-Данченко 1930 года в МХТ. Тем удивительнее, что в этом сезоне в Петербурге одна за другой вышли сразу три постановки — в топовых театрах, у трех заметных режиссеров поколения тридцатилетних.

Каждый из трех режиссеров нашел свой способ вести диалог с произведением Толстого в нынешних реалиях и выбрал главные для себя темы. Кризис судебной системы; армейская вседозволенность; распущенность общества, не замечающего самых насущных проблем; духовное становление человека; псевдосвобода крестьян, отпущенных без земли; невинно (и не только) осужденные, заполняющие тюрьмы, — этим романом окончился XIX век, а что было дальше, мы хорошо помним. Почему настал момент для нового «Воскресения», попытаемся понять вместе с тремя петербургскими режиссерами.

Вместе с художницей Наной Абдрашитовой режиссер Никита Кобелев помещает действие романа в вагон поезда. Он крутится вокруг своей оси, превращаясь то в зал суда, то в тюрьму, то в состав, везущий по этапу заключенных в Сибирь. Вагон, саунд-дизайн и музыка композитора Николая Попова, гулким метрономом задающая ритм спектаклю, становятся главными метафорами движения. Это не только путь заключенных через всю Россию и сквозь бесконечное количество несчастных судеб, но и внутреннее движение Дмитрия Нехлюдова, переживающего духовное возрождение. Совратив когда‑то горничную своих тетушек Катюшу Маслову (в спектакле эту роль исполняет Анна Блинова), он тем самым обрек ее на путь в никуда. Теперь случайным образом он становится присяжным на суде, где ее, сотрудницу борделя, обвиняют в убийстве. Нехлюдов решает приложить все усилия, чтобы Катюшу оправдали.

Именно линия духовного перерождения Нехлюдова становится для режиссера ключевой. Драматург Дмитрий Богославский, постоянный соавтор Кобелева, создает современную адаптацию романа. Действие происходит в наши дни, хотя персонажи зачастую изъясняются слогом XIX века. Главное нововведение Богославского — персонаж умершей матери Нехлюдова (роль исполняет Ольга Белинская). Дмитрий Нехлюдов (Виктор Шуралев) находится с ней в постоянном диалоге — так все его сомнения и муки совести становятся слышны зрителю. Сначала умершая мать пытается отговаривать его от неумных благородных стремлений: раздать землю крестьянам, добиваться помилования для горничной и в конце концов жениться на ней. Но чем дальше, тем сильнее она смягчается, и из голоса благоразумия превращается в голос совести.

Во втором акте в сюжет начинают вплетаться и другие произведения Толстого: «Отец Сергий», «Крейцерова соната», «Записки сумасшедшего», — с помощью историй о духовных исканиях режиссер и драматург стремятся усилить тему внутреннего переворота, который переживает Нехлюдов. В итоге бесконечные заседания судов, бюрократия, обивание чиновничьих порогов, тюремные застенки становятся масштабными декорациями и предлагаемыми обстоятельствами. Кобелев намеренно не сгущает красок вокруг этой стороны жизни — она в его спектакле будничная, вялая и слишком узнаваемая. Оптика его внимания направлена на то, каким душевным усилием можно выползти из гущи уже привычного и банального зла.

Семен Серзин, напротив, ставит спектакль о тех самых предлагаемых обстоятельствах. У него роман спрессован до полутора часов и погружает в атмосферу Руси сидящей. Спектакль неожиданно начинается с допроса самого Нехлюдова (Евгений Санников) — вопросы ему задает некий голос свыше. Один допрос сменяется другим, и вот уже подсудимой становится Катюша Маслова (чудесная Татьяна Ишматова).

Спектакль неспешен и тих, на фоне звучит приглушенный шум и лязг, на декорации проецируется красивый черно-белый видеоряд то с бесконечным количеством глаз, то с парой, гуляющей по бескрайнему полю. Ключевые сцены случаются в тюрьме: в застенке вместе с Катюшей находятся еще две заключенные — Кораблева (Роза Хайруллина) и Федосья (Антонина Сергеева). Роза Хайруллина отвечает в этом спектакле за перформативное существование: она говорит на фене, танцует вприсядку и смотрит в бесконечные русские дали. Федосья же отвечает за народные напевы. Одна за другой героини рассказывают истории своего несправедливого заключения.

Противопоставлен этому обреченному нахождению в застенках адвокат Фанарин (Арсений Семенов) — сцены с ним отличаются всевозможным изобилием: его стол вечно ломится от икры, вина, фруктов, а манеры, длинные белые ногти, самоуверенность и предприимчивость тоже кажутся избыточными. Но при этом именно он выйдет из всей этой истории победителем, сумевшим добиться помилования для Кати. Впрочем, кажется, одно это помилование общей картины не изменит: все герои неподвижно сидят на лавке, трясутся в этом бесконечно движущемся поезде и глядят в предсказуемую пустоту.

Айдар Заббаров взялся за монументальное прочтение романа: ему равно интересны и линии воскресения Катюши, Нехлюдова, и весь социальный антураж и проблематика. Заббаров последовательно разворачивает фабулу, начиная с совращения Катюши Масловой, и ведет повествование от ее лица. Актриса Римма Саркисян поступательно и подробно проживает все этапы жизненного пути и становления своей героини, попутно рассказывая о том, как было дело. Из девичьей наивности и безоглядной любви она приходит к разочарованию и падению, а, оказавшись на самом дне, вдруг обнаруживает, что мир опять не соответствует ее ожиданиям: красивые люди, высокие мысли и благородные поступки все же существуют.

Действие разворачивается то ли под мостом, то ли возле палубы тонущего крейсера — художник Булат Ибрагимов создает пространство неотвратимой катастрофы, будто бы все мироустройство вот-вот уйдет под воду. Череда несправедливых приговоров, тщетные попытки добиться кассации, бесконечные диалоги с осуждающими и осужденными — вот через что проходит Нехлюдов в исполнении Ильи Деля, с каждой минутой спектакля преображаясь. Наивным мальчишкой в смешной шляпе он когда‑то провел лето с девочкой Катюшей, потом вернулся к ней развратным военным, «героем», которому дозволено все. Путь искупления он проходит планомерно, тонко и всерьез переживая его.

В этом спектакле, констатирующем полный распад и безнадежность, вдруг появляется безусловная вертикаль, зарождающаяся и в Нехлюдове, и в Катюше. Кончается постановка тем, что Нехлюдов, так и не добившись помилования, рыдает на коленях Масловой, а она отказывается от него, потому что считает себя недостойной, —но именно в этот момент случившееся преображение становится зримым и неоспоримым.