Любовь, дедлайны и Тургенев: новые легенды московского метро

В начале была река. Река убегала в город, проедала тропинку между деревьями — вязом и липой. Древние финно-угорские племена зачерпывали воду из нее ладонями. На реке стоял монастырь. В Смутное время на берег пришел огонь — все исчезло, только река жила. И выродила себе деревню — местные жители отправляли в город сукно и холсты, дрова и сено. Потом и ее сожгли. Река притянула город, кормила сладко: пряничное производство, сахарорафинадный завод. В нулевых высоченный Сити заслонил все небо. Река провалилась под землю, но под землей продолжала жить. Намывала толпы менеджеров и заселяла округу семьями.

Станция «Шелепиха» Большой кольцевой линии открылась в 2018 году. Ее строительство планировали с 1960-х годов — задолжали полвека. Сегодня, когда поезд выскакивает из тоннеля на ярко-желтую станцию из пластин, гранита и мрамора, похожую на пересадочный узел заграничного аэропорта, можно услышать, как под рельсами шепчет река. О том, что она добралась до города. Но никто ее уже не услышит: колеса стучат по рельсам.

В московском метро есть одна загадочная станция, которая с равным успехом могла называться «Контора-град», «Учреждения-сити», «Успешный успех». Но называется она «Деловой центр». Согласно легенде, тот, кто сможет совершить там особый ритуал, обретет невероятную удачу и получит стремительное повышение на работе.

Ритуал не окутан тайной, но такой сложный, что повторить его решаются немногие. Первое, что нужно сделать, — отключить уведомления на телефоне, убрать его в карман или сумку и до самого выхода на улицу не брать в руки гаджет. А второе — найти в этом подземелье кусок неба и загадать под ним самое заветное свое желание, связанное с карьерой.

Если все сделать правильно, после выполнения ритуала человек обретает способность принимать правильные решения в бизнесе. А для тех, кто живет работой, есть бонус. Если встать напротив мозаичного панно «Два сердца» и сказать громко: «У любви нет дедлайнов», встретишь любовь всей своей жизни.

Мало кто знает, а еще меньше тех, кто может догадаться, но оформление станции «Говорово» — это не что иное, как калька с проекта по реконструкции внутренних помещений Театра имени Образцова. И если бы реконструкция театра состоялась, то дети и родители, приходящие сейчас посмотреть на актерскую игру кукол, попадали бы в фойе с мягким освещением, светлым полом и темными колоннами, которые изначально были задуманы как афишные тумбы, где под стеклом располагались бы наиболее интересные с исторической и художественной точки зрения анонсы спектаклей прошлого века. В этих же колоннах предусматривались ниши для экспозиции кукол. Но вот что‑то не сошлось, проект не одобрили (может быть, и к лучшему). Дело в том, что указатели в театре собирались заменить неоном, и кто‑то из принимающих проект заметил, что получается не театр какой‑то, а станция метро, осталось расположить рельсы за кулисами главного зала.

От идеи реконструкции отказались, но решили действительно использовать проект в строительстве станции метро. Колонны с нишами для экспонатов не сразу передумали переделывать в сплошные, а хотели все же что‑то там выставлять — что‑нибудь из истории района, где будет станция. Но станция «Говорово» к этому не очень располагала, поскольку ближайшим к метро объектом, собственно, был пруд. Еще парк. Не гербарии же гражданам демонстрировать на постоянной основе. Так колонны стали сплошными. И вроде бы вот метро: где театр, а где станция для составов и пассажиров. А все же, если даже не знаешь, где эти колонны и этот свет должны были располагаться изначально, ощущение чего‑то близкого к театру осталось.

Хотя однозначно верить в эту городскую легенду не стоит! Она мало того что никогда не опровергалась, она, собственно, никем, кроме автора, и не была подтверждена.

Питер Корнелис Мондриан, нидерландский наследник Малевича и Кандинского, всем своим творчеством хотел передать духовную природу объектов в ее чистом виде, «выразить красоту самым простым способом».

Выразить красоту и удобство самым простым способом для жителя мегаполиса — это дать ему еще одну станцию метро в районе Тропарево.

Так и возникла в Новой Москве станция «Румянцево», оформленная основанными на творчестве Мондриана абстрактными рисунками и ярко-красными скамейками на платформах.

Говорят, эта станция способна пробудить творческое начало в каждом и особенно хороша для художников и всех тех, кто переосмысливает реальность. Если не можете придумать идею, картину или текст, просто сядьте на красную скамейку, ровно минуту смотрите на облицовочную панель напротив и повторяйте: «Абстрактное искусство — это не создание другой реальности, а истинное видение реальности».

Есть легенда, что давным-давно, когда Москва была еще маленькой деревушкой, жила в ней девушка по прозвищу Новаторка. Так называли ее не потому, что она жила на улице Новаторов (хотя это важно), а потому, что любила Новаторка все вокруг себя улучшать и модернизировать. Видит дерево — высадит вокруг целый парк. Встретит велосипедистов — проложит специальные дорожки.

Деревня разрасталась и хорошела, становилась городом, городищем. Тяжело стало людям добираться до работы, долго очень. Собрала Новаторка вокруг себя инициативных женщин, и вместе они выступили перед городскими властями с просьбой проложить в районе метро. Власти, тоже своего рода новаторы, прислушались, запустили проект, а девушек отправили на курсы машинистов.

Стройка шла быстро. К зиме основные работы закончили. Спустилась Новаторка в метро — а там свет холодный, как в операционной. Решила, что так дело не пойдет, достала из сумки мандарины с апельсинами и собрала референс для дизайнеров метрополитена. Так появился ярко-оранжевый стеклянный потолок, который зимой напоминает мандарины, весной — небесный огонь и янтарные украшения, летом — солнце московское, а осенью — костры рябин.

Поговаривают, что так или иначе машинист Новаторка помогла миллиону жителей или даже больше вовремя добираться до работы, а главное, с работы домой, к своим близким. А станцию назвали «Новаторской».

Не такой уж огромный секрет, что Федор Михайлович не очень приязненно относился к Ивану Сергеевичу Тургеневу. Придумывая оформление станции метро «Достоевская», дизайнеры решили сгладить шероховатости между двумя классиками. Панно, на которые можно полюбоваться в ожидании поезда, на первый взгляд, имеют отношение только к автору «Преступления и наказания», а никак не к писателю, подарившему нам историю про Муму. Но существует мнение, что все не совсем так, как на первый взгляд.

Бдительные граждане обнаружили интересные детали в композициях оформления. Так, например, сцена под названием «Бесы», где лежит тело, а вокруг сгрудились люди, — это, вообще-то, довольно точно скопированный кадр из экранизации «Отцов и детей» 1958 года режиссеров Адольфа Бергункера и Натальи Рашевской, тот эпизод, где Базаров прощается с друзьями. На панно «Идиот» узнаваемы образы Бориса Ливанова, Эве Киви, Михаила Яншина, Любомира Кабакчиева, какими мы можем их видеть в фильме «Накануне» середины прошлого века. Что интересно, это еще не все. «Братья Карамазовы», а точнее, центральная часть композиции (там горячо спорят мужчины), скопирована из двухсерийной картины «Жизнь и смерть дворянина Чертопханова», киноадаптации тургеневских «Записок охотника», а двойная правая часть, иллюстрирующая «Преступление и наказание», — это, собственно, шестнадцатая и двадцать третья минуты «Рудина» 1977 года. Вот так!

Вдоль перрона на станции «Тропарево» стоят десять деревьев-светильников. С одним из этих деревьев, пятым со стороны выхода номер один, связано народное поверье.

Считается, что расположение и форма этих деревьев в точности воспроизводят священную рощу язычников, которая находилась на территории нынешнего лесопарка «Тропарево». В центре священной рощи стоял столб божества удачи Белобога. Если обнять срединное дерево на станции «Тропарево» и не отпускать его в течение восемнадцати с половиной секунд, то, скорее всего, с вами в тот же день случится мелкая неприятность: вы споткнетесь на ступеньках, или на глазу возникнет ячмень, или вдруг размагнитится карта «Тройка».

При этом время от времени, примерно в одном случае из 20–30, на обнимателя священного дерева сваливается так называемая большая удача: крокодиловый чемодан с деньгами, внедорожник от китайского производителя (раньше в основном имели хождение немецкие бренды), иной раз кто‑то из звезд отечественного экрана. Нюанс в том, что удача сваливается в прямом смысле слова: падает с огромной высоты — мало кому удается пережить «большую удачу». Но все же соблазн рискнуть во что бы то ни стало чересчур велик.

Автор статьи о тропаревском дереве в паблике «Хтоническая Москва» приводит следующую аналогию. Он сравнивает тропаревское дерево с игровым автоматом: якобы в обоих случаях задействован один механизм. Автомат накапливает монетки от игроков в течение дня, а потом выдает их разом для одного счастливчика. С некоторыми нюансами тропаревское дерево действует по тому же принципу: череда маленьких неудач оборачивается одной крупной удачей.

Поговаривают, как‑то Лидия Корнеевна приехала к отцу своему, Корнею Ивановичу. Корней Иванович жил в Переделкино, в городке писателей, стучал топором: собственноручно строил библиотеку. Лидия Корнеевна привезла отцу книги, банки с насоленным, что‑то еще такое. Корней Иванович воскликнул: «Господи, Лида, ты что, это все на себе тащила из Ленинграда?» — «Нет, на метро!» — парировала дочь его, острая на язык.

А что‑то около шестидесяти лет спустя построили станцию мелкого заложения с одной островной платформой Солнцевской линии и назвали ее просто — «Новопеределкино». Потому что старое Переделкино тоже еще существует, и ходят туда электрички. Лидия Корнеевна, конечно, сказала бы: «А я что говорила?!» А еще сказала бы, что это китч, когда проходишь в вестибюле сквозь световые короба, напоминающие своды палат старой Москвы. Но китч такого же толка — почти любовного, как тащить на себе соленья из Москвы в маленький переделкинский домик.

Жил и творил в Москве хороший писатель Елизар М. В свободное от письма время он выступал с песнями под гитару, вел социальные сети и давал интервью. Однажды он увидел сон о том, как нашел клад, но внутри сундука вместо сокровищ лежала толстенная книга с его именем на обложке. Поклялся тогда Елизар, что ни слова больше не скажет журналистам, пока не напишет великий русский роман.

Правда, сказать легко, а сделать трудно. Идея, как ни странно, не шла. Взял тогда Елизар лопату в руки и стал копать неподалеку от того места, где давал концерты. То был район Зюзино.

Стали шутить над Елизаром, что закопает так свой талант писатель. А Елизар все не останавливался, рыл под землей целый город, изредка выбирался на свет, бубнил под нос что‑то мрачное и делал записи в тетрадках. Спустя пять лет Елизар успокоился и явил городу толстенный роман. Книга стала бестселлером и получила главную премию, а на месте Елизарова подвига проложили метро. Теперь, кто из писателей хочет написать большой русский роман, должен непременно приехать на станцию «Зюзино» и посидеть на скамейке. Можно взять с собой тетрадку и записать первые мысли, что придут в голову после совершения ритуала.

С тех пор на станции метро «Зюзино» никто не читает, наоборот, все что‑то пишут в тетрадях и бубнят под нос.

Понятно, что при строительстве «Озерной» некая морская или водная тематика напрашивалась сама собой. Была даже идея вделать в перрон что‑то вроде аквариумов, где рыбы смотрели бы на людей снизу вверх, а люди на рыб сверху вниз, но от нее отказались из боязни, что вода зацветет, что‑нибудь будет непрерывно дохнуть, плесневеть, всплывать кверху брюхом, поэтому решили ограничиться светящимися опорами на тему жизни под поверхностью одного из озер, которыми щедро окружена станция.

Впрочем, доходил слух, что как‑то под новый 2021 год, решив запоздало отметить трехлетие станции, открывшейся в августе, работники «Озерной», чтобы и разбавить месяцы карантинов, ограничений, прививок чем‑то озорным и позитивным, начиная с 17 декабря запустили шествие водяных и русалок по перрону. В 18.00 от одного конца платформы к другому шествовали работники станции, переодетые в сказочные персонажи. Длилось это по 3 января включительно. Понятно, что участвовали в перформансе не те, кто непосредственно был занят дежурством: люди специально тратили часть выходного для развлечения пассажиров, которых в это время не много, но и не сказать, что и мало.

Традиция (если можно назвать действо, повторяющееся каждый год всего несколько лет подряд) пока прижилась, в чем можно убедиться, приехав на «Озерную» в 6 часов вечера в промежутке между 17 декабря и первыми числами январских праздников. Довольно милое начинание, о котором нужно знать специально, чтобы не пропустить. А возможно, это просто забавная история, которая правдой вовсе и не является, а рассказана для развлечения.

«Жулебино» — это вроде самая обычная станция, но на ней почему‑то очень сложно сойти. А если пассажир предварительно выпил, даже чуть-чуть (бокал или полтора), то сойти он не сможет со стопроцентной гарантией. Даже если с разбегу бросится в дверь, которая только успела открыться.

Зато на соседней станции «Лермонтовский проспект» этот же пассажир может не торопиться. Он успеет съесть вишневый пирог с чашкой кофе, разложить пасьянс или созвониться со старым другом по зуму, а поезд все еще будет стоять. Кажется, что время на станции «Лермонтовский проспект» тянется бесконечно, а вот в «Жулебино» пролетает стрелой. Хотя если вы попробуете засечь время остановки на станциях «Лермонтовский проспект» и «Жулебино», то и там и тут секундомер покажет около полуминуты.

А объясняется это очень просто — геомагнитными аномалиями. Любой приличный ученый этот факт подтвердит. Ну просто есть такие районы в московском метро, где происходит, говоря по-научному, смычка параллельных миров. Среди таких мест чаще всего называют эскалатор на «Бауманской», перрон «Технопарка», тоннель между «Октябрьским Полем» и «Полежаевской». А люди подвыпившие особо чувствительны к аномалиям.

Часто это явление связывается с внешним видом платформы «Жулебино». Непривычный угол колонн и потолка создает эффект кривизны. Этот вид как будто бы намекает на некие пространственные аномалии, но прямой связи тут, скорее всего, нет.

Поезд чуть замедлил ход. Свет пузатых ламп моргнул.

Опрятная старушка продолжила чтение, не отводя взгляд от книги. Ариша точно помнила, что видела ее, обратила внимание, когда вошла на «Кропоткинской»: на ней еще такая шляпка была, с перышком пестрой птицы.

Сегодня утром девочка была на открытии Фестиваля молодежи и студентов — ох и здорово же там! Своими глазами видела голубя мира, и кричала хором со всеми: «Миру — мир!» — и вместе с этой прекрасной толпой дошла до «Кропоткинской», и нырнула в метро.

От света, который как будто бы стал ярче, Ариша чуть зажмурила глаза, а открыв, первым делом увидела старушку.

— Все хорошо? — спросила та девочку.
— Конечно, все хорошо, — улыбаясь, ответил крепкий молодой человек в сером комбинезоне метростроевца, находящийся на соседнем кресле.
— Вы в будущем! — довольно провозгласил он. — Эксперимент удался!

Поезд, в котором ехали эти трое, изменился до неузнаваемости: Ариша могла поклясться, что садилась в вагон с желтыми стенами и пузатыми лампами, а на «Парк культуры» приехала в чем‑то бесконечном, в поезде без перемычек, как будто оказалась внутри гигантского червя. Из‑под сидений лился приятный синий свет, из‑за чего Ариша даже невольно подняла ноги. Потолок светился зигзагами и без всяких пузатых ламп. Ариша перевела взгляд на двери, те распахнулись, и девочка выбежала на станцию — в знакомую мрачную прохладу «Парка культуры» радиальной.

Старушка посеменила за Аришей. Девочка для верности взяла ее под руку.

Крепкий метростроевец догнал их почти у лестницы.

— Девушки, вам нужно вернуться в вагон, — спокойно сказал он. — Эксперимент удался, но я не могу вас здесь оставить.
— Что значит «оставить»? — растерялась Ариша.
— А мы где? — вставила старушка.

Ариша и Алевтина Федоровна, так назвалась старушка, засеменили за мужчиной.

Вагон не изменился.

— Смотрите, — начал метростроевец, когда состав снова тронулся. — Вы в поезде будущего, тут сейчас 2024 год. Слышите, какой он тихий и проходы сквозные, широкие? А вот тут у нас электронные карты, помогают пассажирам строить маршруты. На стены мы разместили телевизоры с полезной информацией, а в поручни вмонтировали специальные розетки для всякой техники. Вы не поверите, но в будущем все ходят с карманными телефонами, а кто‑то даже с компьютерами. Вот тут их как раз и заряжают. Вот такие дела. А, ну еще мы научились перемещаться во времени, но это вы уже, наверное, поняли…

У Ариши голова шла кругом.

— Дайте попить, пожалуйста, — тихо сказала Алевтина Федоровна.
— Сейчас! — метростроевец заметался по вагону. — Тут у нас ведь где‑то были краны с питьевой водой… А, нет… Простите, это в 2048-м… Вы не волнуйтесь, мы уже скоро…
Свет опять моргнул.
— Ну вот, девушки, 1957-й. Прошу прощения за беспокойство. Мне сказали, что для вас время в составе не изменится. А оно видите как: вы стали свидетелями временного эксперимента.
— Допустим, вы не фокусник и не лжец.
— Я метростроевец!
— Как будто метростроевец не может быть лжецом! — вставила Алевтина Федоровна.
— Или фокусником, — продолжила Ариша. — Так вот, допустим, это правда, и вы вправду из 2024-го. Скажите, мы будем счастливы?
— Обязательно будешь, — сказала Алевтина Федоровна философски. — Не говорите ей, товарищ. Пусть сама увидит.

***

— Миш, а Миш. Помнишь, я тебе говорила, что однажды в детстве мне показалось, что я попала в будущее? Ехала в метро, а потом оказалась… ну тоже в метро, но как бы в другом?
— Помню, бабуль.
— Представляешь, я сегодня ехала на Даниловский и села в этот вагон.
— Из прошлого, ба?
— Ну почему из прошлого? Из самого что ни на есть настоящего.
— Ясно. И что странного?
— Ну это был тот же вагон из будущего, который я видела в прошлом, только теперь это настоящее. Понял?
— А… Ага.
— Миш?
— А?
— Знаешь, что я тогда спросила у метростроевца будущего?
— Что?
— Я спросила: «Мы будем счастливы?»
— И как?
— Пойду обед согрею тебе.
— Угу.
— И все-таки я действительно это уже видела.
— Ба, ну, может, дежавю?
— Может, Миша. Все может быть. Но знаешь что… В 2048-м тебе сколько будет?
— Тридцать восемь.
— Отлично. Увидишь все сам. И будешь счастлив. Обязательно будешь счастлив, Миш.