Джаз, хаос, игра: 5 художников петербургского андерграунда и их мир

Промокод DAILYART на сайте Afisha.ru дает скидку 15% на первую покупку билетов на выставки.

В конце восьмидесятых в Ленинграде существовало несколько масштабных сквотов, где обитали «неофициальные» художники, не состоявшие в Союзе художников и потому не имевшие права претендовать на собственные мастерские. Но самым известным из них стал дом по адресу Пушкинская, 10.

Легенда связывает его с именем Пушкина, под памятником которому художники Сергей Ковальский, Юлий Рыбаков и Евгений Орлов решили отдохнуть, возвращаясь с вернисажа. «Открыли бутылку портвейна, разговорились о судьбе неофициального искусства, сетуя, что у большинства неофициальных художников так и нет мастерских. Вдруг они услышали голос: „Господа художники, хватит жаловаться, смотрите — вот то место, где вам жить и работать“. Подняв головы, они увидели Александра Сергеевича Пушкина, который указал им на дом номер десять», — рассказывает Анастасия Пацей, директор Музея нонконформистского искусства, который сегодня работает в легендарном доме.

Среди молодых художников и творческих личностей, связанных с этим старинным домом, многие сейчас считаются классиками: Сергей Курехин, Тимур Новиков, Олег Кулик. Много лет существовавшая на полунелегальном положении, к концу девяностых «Пушкинская-10» стала полноценным культурным центром, не растеряв при этом дух свободы творчества.

Марина Джигарханян, директор Музея искусства Санкт-Петербурга XX–XXI веков: «Сухоруков — художник удивительно разносторонних творческих возможностей: живописец, иконописец, портретист, фотограф. В своем искусстве он опирается на философию мистического или так называемого метафорического реализма: автор воспринимает окружающий мир как бытие, пронизанное энергией силы, которая предопределяет жизненный путь человека.

Зритель не видит лиц персонажей, верхняя часть их голов срезана краем холста. Художник сосредотачивает внимание на уродливой плоти борцов, сознательно искажает очертания фигур, подчеркивает гротесковые формы висячих животов и бедер. Контраст золотого нейтрального фона, на плоскость которого помещены темные выпуклые тела борющихся друг с другом людей, еще больше усиливает коллизию ситуации, драму столкновения агрессивных сил».

Богдан Хилько, куратор проектов ЦВЗ «Манеж»: «Есть такой мысленный эксперимент: представим, что в мире глобальный катаклизм; в убежище мало места; и нужно выбрать из каждой эпохи одного художника, работы которого стоит сохранить для потомков. Если говорить об искусстве послевоенного Ленинграда, я бы, не задумываясь, назвал имя Евгения Михнова-Войтенко. Показательно, что именно он удостоился первой среди ленинградских неофициальных художников персональной выставки в 1978 году в ДК им. Дзержинского.

В коллекции Музея нонконформистского искусства, переданной в Манеж, находилась всего одна, но значимая, поздняя работа Михнова. В самом начале творческого пути он создал собственную технику — «тюбик» — близкую к возникшему впоследствии граффитизму, но в позднем творчестве вернулся к чисто живописным экспериментам.

Так Михнов выразил в своей живописи бесконечную борьбу гармонии с хаосом. Мне кажется, что внимательное знакомство с его работами может помочь нам разобраться с тем, по каким законам существует этот мир».

Анастасия Моторина, хранитель музейных предметов Музея искусства Санкт-Петербурга XX–XXI веков: «Этот художник-нонконформист, представитель ленинградского андеграунда, работал с живописью, графикой, ассамбляжем и объектами. В 1974-м он стал свидетелем «Бульдозерной» и «Измайловской» выставок в Москве, после которых познакомился с художниками Владимиром Немухиным, Оскаром Рабиным, Дмитрием Плавинским и другими представителями неофициального искусства. В том же году он дебютировал в легендарной выставке нонконформистов в ДК «Невский» в Ленинграде, в 1976 году стал одним из организаторов первой послевоенной выставки беспредметной живописи «Живопись. Графика. Объект» в ДК им. С.Орджоникидзе.

В его искусстве всегда преобладал язык абстракции с характерным четким ритмом геометрических плоскостей и минималистичными колористическими решениями. Вдохновляясь искусством русского авангарда и западным беспредметным искусством, Борисов создал собственный неповторимый язык геометрической абстракции.

В работе «Игра» Борисов создает пространственную структуру, в которой геометрические формы, их расположение на холсте, сочетание объемов и их соотношение на плоскости становится событием, которое воспринимается зрителем как игра».

Ольга Романова, начальник отдела кураторских проектов ЦВЗ «Манеж»: «Сложно выделить кого‑то одного на выставке, где мы показываем лучших авторов ленинградского неофициального искусства. Но думаю, что мой фаворит — Олег Котельников. Он напоминает человека эпохи Возрождения: художник, поэт, музыкант, работал в кино. Котельников вместе с Тимуром Новиковым был членом «Новых художников», играл в «Поп-механике» Сергея Курехина, работал над «Ассой» Сергея Соловьева, проявил себя практически во всех сферах творчества — и во всех оказался успешен.

На выставке представлена его ранняя работа конца семидесятых годов. Несмотря на свои размеры, это по-настоящему монументальное произведение, которое чем‑то напоминает «Пир королей» Павла Филонова. Кому‑то картина может показаться отталкивающей, но, несомненно, это эффектная работа, полная иронии и парадоксальных образов. Сочетание ярко-красного, изумрудно-зеленого, оранжевого, фиолетового и черного создают настоящую фантасмагорию. В этой картине есть что‑то от раннесредневековых фресок».

Оксана Немчанинова, хранитель фонда живописи Музея искусства Санкт-Петербурга XX–XXI веков: «Оказывается, живопись можно слышать. Сергей Ковальский приглашает посетителей выставки к прослушиванию джазовой музыки при помощи своего живописного произведения, созданного под впечатлением от пластинки Энтони Брекстона.

Подобные эксперименты в изобразительном искусстве не новы. Можно вспомнить и Василия Кандинского, которого Ковальский называл одним из своих учителей, и Михаила Матюшина — профессионального музыканта и художника. Сам же Ковальский считал, что его работы должны производить шоковое воздействие. За хитросплетениями линий и форм зритель может угадывать пейзажные мотивы, но все же художник здесь обращается в первую очередь к подсознанию, стремясь ввести зрителя в медитативное состояние.

Для джаза характерны нелинейные ритмы, лишенные регулярности. В работе Сергея Ковальского линия претерпевает метаморфозы, развиваясь в пространстве. В этом случае динамика композиции следует за музыкальными ритмами. Художник говорил, что лишь проецирует свои цветовые формообразующие коллажи на плоскость холста, тем самым создавая партитуру конкретного музыкального произведения в цвете и форме. Этот прием был для художника своеобразным способом видения музыки».