Когда в 1986 году на Чернобыльской атомной электростанции случилась авария, Евдокия Анатольевна — баба Дуня — жила в беларусском селе Черново. Некоторое время власти делали вид, что ничего не происходит, но потом все же эвакуировали жителей в соседние Малыши. Прошло еще несколько лет — и баба Дуня, а за ней и односельчане возвращаются в родное село. Ничего, что счетчики Гейгера шкалят, птицы поют слишком громко, а окружающие косятся на жителей зоны отчуждения — зато в своем доме и век доживать роднее.
Годы идут, а жизнь в Черново все еще теплится: радиоактивное село превращается в стариковский рай, хоть плохонький, да свой. Бабушки и дедушки то как могут поддерживают друг друга, то бранятся, то сватаются, оторванные от большого мира. Только время от времени баба Дуня отправляется на автобусе в Малыши получить пенсию (выдает ее молодая девушка, которая «выглядит так, словно ни разу не держала колорадского жука»), купить продуктов да отправить письмо дочке, которая давно уехала в Германию и у которой там уже растет своя дочка — баба Дуня ее ни разу не видела, но любит всем сердцем. Так все и идет своим чередом, пока в селе не появляется незнакомый мужчина с маленькой девочкой — за этим событием последуют, как водится, и свадьба, и похороны.
Немецкая писательница Алина Бронски родом из Свердловска, и «Последняя любовь бабы Дуни» для нее явно очень личный роман. Как и у бабы Дуни, у Бронски медицинское образование; как и ее дочь, Бронски в 1990-е переехала в Германию, где и стала писательницей (этот роман в 2015 году вошел в лонг-лист Немецкой книжной премии). Это придает книге двойную оптику: в своей «радиоактивной» притче Бронски вглядывается в оставленную родину, которая пытается вглядеться в тех, кто ее оставил, — и протянуть какой-никакой мостик через пропасти разорванного мира.
Несмотря на то что действие книги происходит в зоне отчуждения, здесь нет никакого (пост)апокалиптичного надрыва. Село Черново, в которое, кроме журналистов да биологов, никто не заглядывает, не мертвое опустошенное пространство и не утопия вдали от цивилизации. Просто место, в котором просто живут люди — хотя окружающим и кажется, что жить там невозможно и незачем. Говорят, отсюда надо сваливать, по идее, но, как известно, прошлое не может быть оставлено.
Побратимом Черново из книги Бронски кажется местечко Трахимброд из «Полной иллюминации» Джонатана Сафрана Фоера. Но если Фоер создает нарочито магическую версию реального поселения, через которую просвечивает маркесовское Макондо, то Черново у Бронски — очень заземленное, даже нарочито реальное место. А то, что по нему кроме реальных стариков ходят призраки, — так это обычное дело. Один из этих призраков — Егор, покойный муж бабы Дуни: при жизни он был тем еще истеричным эгоистом, а после смерти стал саркастичным, но поддерживающим соратником собственной вдовы, благо живет лишь в ее седой голове.
В романе Бронски нет ни клюквенной экзотизации постсоветского пространства, ни столь же клюквенного высокомерного сочувствия к его обитателям. Хотя легко представить, что патриотов сивушного толка может оскорбить оброненная бабой Дуней фраза: «Я люблю эту страну, но порой очень рада, что мои дети больше тут не живут». Но, когда старушка все же впервые за долгое время встречается с дочерью, становится ясно: это не Бронски, свысока поглядывающая на оставленную родину, а чуть самоуничижительные, но искренние слова самой бабы Дуни, в которых нет оскорбления родины. Просто баба Дуня, как и все хорошие родители, больше всего на свете желает, чтобы ее дети и внучка жили самую счастливую жизнь — такую, какую сами выберут. Любовь, вынесенная в заглавие, — это не стариковские интрижки, которых баба Дуня избегает; это любовь и к своему прошлому, каким бы тяжелым оно ни было, и к будущему внучки, которую она никогда не встретит. Та любовь, которая выживает даже в местах, где счетчики шкалят.
