British Literature Today: кого будут читать после Барнса, Эмиса и Макьюэна

Санджив Сахота медлит. На его мастер-класс (заявленная тема — «Искусство диалога») собрались три десятка человек, пришедших, очевидно, не из праздного — в соседней аудитории преподают азы огородничества — любопытства. Участник букеровского шорт-листа прошлого года, он — 35 лет от роду, математик по образованию, вторую книгу, роман о мытарствах иммигрантов «The Year of the Runaways», наперебой хвалят The Guardian и лично Салман Рушди, пожалуй, самый перспективный британский автор из родившихся в 1980-е. Обведя глазами класс, писатель подходит к доске и чертит схему, которой, по его мнению, подчиняется любой художественный диалог. Через десять минут он вспомнит про уши Алексея Каренина и Сола Беллоу, через двадцать — признается в любви к В.С.Найполу и Кэрол Шилдс. К исходу полутора часов у каждого в блокноте будет готов свой диалог — серьезный или шутливый, но непременно с поворотом винта. Таково задание — обмен репликами: креативное письмо, может быть, и надувательство, но Сахота явно знает свое дело. Когда в 18 лет он прочитал свой первый роман (тут без сюрпризов — «Дети полуночи»), Зэди Смит дописывала «Белые зубы», а Джон Максвелл Кутзее опубликовал «Бесчестье» — входить в местную словесность на таком фоне было проблематично. Свою тему автор нашел после лондонских терактов в июле 2005 года: его первая крупная вещь «Ours Are the Streets» (следите за обновлениями «Иностранной литературы»: если книга и выйдет в ближайшее время на русском, то именно там) построена вокруг пакистанца, готовящегося стать смертником.

Взрывы 7/7 стали вехой в самосознании британского общества — наряду, скажем, с годами правления Маргарет Тэтчер, воспринимаемой национальной интеллигенцией с неизбывным отвращением. По словам директора Литературного департамента Британского Совета Кортины Батлер, сегодняшняя британская проза вообще находится в прямой зависимости от текущей социально-политической повестки: свое отражение в последних работах классиков и дебютантов нашли новый лейборизм и безработица, деволюция и терроризм. Находится — но не целиком: в Ясную Поляну приехали авторы, которые ощущают себя вполне самодостаточными, не сверяясь с новостной лентой.

Такова, к примеру, философ-недоучка Никола Баркер («The Yips», «Darkmans»), находящаяся в стороне от любых литературных и общественных течений. Эксцентричность ее манеры — равно художественной (в разные годы ее сравнивали с Роальдом Далем, Пинчоном и Толстым — авторами, которые дико смотрятся через запятую) и личной (обращение Баркер скорее американское, чем британское) — залог достаточно умеренной популярности; локации ее книг (Калькутта, остров Шеппи, Ашфорд) не прибавляют ей поклонников-горожан, у которых в принципе мог сформироваться запрос на подобную извилистую, искусственно затрудненную прозу. Сам автор, впрочем, никакой нарочитости в своем письме не замечает: Баркер уверяет, что это стиль ее мышления.

В куда более традиционном — и вместе с тем жанровом — ключе пишет шотландка Луиза Уэлш, бегло изданная на русском: в «Эксмо» определенно рискнули, выпустив в свое время «Студию пыток» (снафф-детектив, сюжетно напоминающий шумахеровскую картину «Восемь миллиметров»), «Тамерлан должен умереть» (биографию драматурга шекспировской эпохи Кристофера Марло — едва ли знакомого широкому российскому читателю) и «Берлинский фокус». Уэлш оказалась, вероятно, наиболее разносторонним из участников форума: в последние годы она увлеклась сочинением либретто к операм («The Devil Inside» по мотивам стивенсовской «Сатанинской бутылки») и междисциплинарными проектами («Empire Café», посвященный работорговле в Шотландии и Северной Атлантике) — большинство вопросов из зала были связаны как раз с ее экстралитературной деятельностью.

Представлять Уэльс выпало поэту и прозаику Оуэну Ширсу. Ему тоже не занимать кипучести и предприимчивости: он разработал и представил сериал «A Poetʼs Guide to Britain», снял несколько документальных картин для Би-би-си, а также адаптировал свой роман «Сопротивление» для киноэкрана — и это не считая регулярно выходящих статей, пьес, короткой и длинной прозы (последняя его вещь — «I Saw a Man» — закручена вокруг писателя, переживающего смерть жены в результате атаки дрона) и участия в работе Валлийского регбийного союза. Поездка в Россию, по собственному признанию Ширса, непосредственным образом повлияла на то, чем он сейчас занимается: писатель не только вывез из-под Тулы список новейшей русской литературы, которую планирует освоить, но и собирается наделить центральную героиню своего нового романа русскими корнями.

Наконец, роль главного балагура взяла на себя Шарлотта Мендельсон — автор только что выпущенного «Эксмо» романа «Почти англичане», которая обожает свой небольшой огород, «Войну и мир», издательский бизнес, но только не мужчин. Писательницу легко можно представить сидящей напротив Лены Данем на какой-нибудь панельной дискуссии вроде «Состояние женской прозы» (да и держится она едва ли не раскованней, чем создательница «Девчонок»), но сводить тексты Мендельсон к транслированию поп-феминистской повестки тоже будет ошибкой. «Почти англичане» — история подростка Марины, делающей неправильный, как кажется, выбор, — более всего прочего напоминает колм-тойбинский «Бруклин»: для заурядной мелодрамы это слишком щедро написано.

«Просейте мировую прозу — останется Диккенс», — говорил когда-то хозяин угодий, по которым водили гостей усадьбы. Книги автора «Дэвида Копперфильда» и «Холодного дома», стоящие за стеклом в доме Толстого, привлекли внимание писателей сильнее, чем коса во всю стену или чернильный прибор графа со словами «Что написано пером, не рубить топором». Русская литература всегда смотрела на английскую слегка заискивающе: сказывается колоссальная разница в возрасте. Подобные семинары, быть может, самый действенный способ ее компенсировать.