Куратор «Выставки достижений украинского медиаискусства», культуролог, создатель Открытого архива украинского медиаискусства, автор статей по истории и теории медиаискусства.
— Украинских выставок в Москве не было давно по всем понятной причине. «Выставка достижений украинского медиаискусства» — исключение из правил. Откуда появилась идея организовать ее именно здесь и сейчас?
— Так получилось, что с 2014 года как независимая кураторка я работаю с тем, что у нас, безусловно, болит сильней всего, — война, революция, конфликт между Россией и Украиной. Весной 2014-го я сделала об этом проект в Словакии, в городе Жилина, потом еще один в Киеве, потом во Львове. В прошлом году был проект в Волькерсдорфе недалеко от Вены. Фокус, который я избрала для большей части проектов, — это работы одновременно и украинских, и российских художников. Одной из важных задач для меня было выстроить коридор для диалога, показать, что в России тоже есть художники, которые критически относятся к конфликту.
Проект во Львове осенью 2015 года назывался «¡WARNING!». Вообще, когда львовяне обратились с предложением прокурировать выставку в рамках большого фестиваля «Тетраматика», я задумалась. Львов, в принципе, интересное место. Именно по поводу Львова существует огромное количество предубеждений политического характера. Они всем хорошо известны — некоторые смешные, некоторые просто удивительные. Например, что львовяне не любят русскоязычных, не любят людей из центральной и восточной Украины и так далее. В общем, мне захотелось поработать с этими предубеждения, развенчать их.
Было несколько российских проектов. Например, художница Наталья Тихонова из Петербурга поменяла звуковые дорожки в двух телевизионных репортажах — украинском и российском, — рассказывающих о штурме Луганского горсовета. Два телевизора стояли рядом, люди видели одинаковые по сути картинки и слышали повествования репортеров — очень похожие, но по-разному политически ангажированные. Так наглядно было продемонстрирован факт того, что массмедиа превратились в орудие, с помощью которого разжигаются агрессия и конфликт между двумя странами.
Я понимаю, что для всех российских художников, с которыми я работала, принимать участие в украинских критических проектах — это определенный риск. Ездить в Украину, показывать там свои работы — надо признать, что для этого нужно иметь определенную смелость. Проект Electroboutique (у которого параллельно в галерее «Электромузей» прямо сейчас проходит собственная ретроспектива.— Прим. ред.), одновременно являющийся и кураторской группой, был одним из таких смельчаков. Именно они спустя какое-то время предложили мне алаверды — сделать выставку украинского медиаискусства в России.
— Что тоже, вероятно, потребовало определенной смелости, да?
— Конечно. Они прекрасно понимали, что идут на определенные риски, что я буду не просто выстраивать ретроспективу, а говорить о каких-то критических проблемах. Но теперь уже выставка собрана, и посмотрим, как будут разворачиваться события. Неизвестно, какая будет реакция у зрителей, — и мне очень интересно на нее посмотреть.
— А в ГЦСИ или в том же «Гараже» возможно было бы провести выставку современного украинского искусства?
— Да нет, конечно! Они не готовы.
— Про свою выставку вы говорите, что отчасти это ретроспектива. И это важно, потому что мало кто знает, что происходило в украинском искусстве последние лет двадцать.
— Я вам больше скажу: если бы эту же ретроспективу мы сделали в Киеве, многие и там, удивляясь, видели бы все это впервые. Сейчас объясню. Открытый архив украинского медиаарта — независимый проект, созданный в 2008 году, который до сих пор не поддерживается государством или какими-то частными инициативами. В Украине, как и в Советском Союзе, медиаарт существует в маргинальной форме. Он не интересует галеристов и коллекционеров — потому что его сложно монетизировать, — он не интересует и государственные структуры. Самое смешное, что юбилейную выставку — двадцать пять лет с тех пор, как в независимой Украине стали снимать видеоарт, — мы организовали не в Украине, а в Польше. Поляки предложили приехать во Вроцлав и сделать большую выставку на основе материалов, собранных Открытым архивом украинского медиаарта. Не в Украине — а в Польше. И это симптоматично — в плохом смысле слова.
Организация Totem — самый долгоиграющий украинский художественный проект, была основана Максимом и Еленой Афанасьевыми в Херсоне в 1996 году
«Участники проекта считают себя преемниками Давида Бурлюка и других футуристов, оставивших свой след в истории Херсона, — объясняет куратор Янина Пруденко. — С 2002 года они проводят ежегодный осенний фестиваль Terra Futura. Первые фестивали проходили под названием «Дiдцебаба»
— Возможно, Украине сейчас не до медиаарта?
— Вы знаете, а у нас все сейчас объясняется именно так. Да, у нас в стране война. Но мы прекрасно понимаем, что война — это удобный фурункул на теле государства для наших чиновников, бюрократов, людей, которым мы делегировали полномочия по управлению страной.
Я вам сейчас приведу маленький пример: город Люблин, самая-самая восточная Польша. Впервые я там оказалась в 2008 году, и тогда это был бедный провинциальный городок, и соответствующие настроения были у людей, которые там жили. Муниципалитет города Люблина сделал ставку на развитие культуры. Прошло лет пять — и город очень изменился. Можно много говорить о том, как важна культура и культурная политика для развития городов и стран, но тут я просто увидела своими глазами, как это работает. В культурное развитие города были вложены огромные деньги — в мэрии Люблина теперь есть отдельный департамент по фандрайзингу, который постоянно ищет финансирование на культурные события, устраивает и проводит какие-то фестивали, выставки современного и традиционного искусства, отреставрировано огромное старое здание в центре города, и в нем открыт центр культуры, где одновременно проходят концерты, лекции, мастер-классы. Город не просто изменился, а эволюционировал.
Деньги на культуру есть и в Украине. Просто наше министерство пускает их на какие-то очень странные проекты.
— Я постоянно слышу, что архивировать медиаискусство сложно, что нет технологий, нет правил, нет единого мнения, нужно ли вообще это делать. А вы, значит, просто взяли и создали Открытый архив. Как вам это удалось?
— Самая большая проблема в медиаискусстве — и, как оказалось, не только в постсоветском пространстве, но и на Западе, — в том, что мы пытаемся архивировать медиаарт с позиции классической эстетики, пытаемся вычленить виды, жанры. А это принципиально неправильно. Мой случай — счастливый. Открытый архив — это независимая история, над которой долгое время я работала одна.
Начала я всем этим заниматься в 2008 году. Я защитила кандидатскую диссертацию, и меня пригласили в Университет Драгоманова разработать несколько спецкурсов. Кандидатскую я писала про кино и коммуникационные возможности кинематографа — медиаарт был логичным продолжением. Любой исследователь обычно движется от общего к частному. В моей сфере частное — это, как правило, отечественный контекст. И когда, разрабатывая спецкурс, я подошла к этому отечественному контексту, то поняла, что ничего не существует. Какие-то отрывочные воспоминания людей, чьи-то архивы на VHS-кассетах. С чего начинать — решить было очень сложно.
Я познакомилась с Александром Соловьевым. Он когда-то жил в сквоте «Паркоммуна» в Киеве, тусовался с художниками, курировал и теоретизировал их работы, потом стал куратором в PinchukArtCentre. Сейчас работает в «Мистецьком арсенале» (огромный, на пятьдесят тысяч квадратных метров, выставочный центр в Киеве, организованный в здании бывших военных складов в 2008 году. — Прим. ред.). Соловьев — человек-архив. Он носит все в голове. Спросишь его о чем-то, и он тут же выдаст год, расскажет, при каких обстоятельствах это происходило, кто при этом присутствовал. Мы встречались с ним в кафе, он рассказывал, а я исписывала за ним тетрадки. Потом он стал приносить VHS-кассеты — у него свой большой архив, — я нашла ТВ-тюнер и наловчилась оцифровывать видео.
Кадры из фильма «Психоделическое вторжение броненосца «Потемкин» в тавтологический галлюциноз Сергея Эйзенштейна», снятого художником Александром Ройтбурдом в 1998 году
Проект «Baby» харьковских художников Юрия Кручака и Юлии Костеревой (2002). Первый украинский нет-арт
Интерактивная инсталляция «Пифагор» Андрея Линика (2016), одного из самых активных героев украинского медиаискусства. Он сооснователь Института актуального искусства во Львове, сокуратор Недель актуального искусства (2008–2009) и фестивалей Transformator (2009) и LEMinarium (2016, 2017), а также куратор «Футурологического конгресса» (2010) и Cyber Pills for Mental Health (2016)
Арсен Савадов. Из серии «Донбасс-Шоколад», 1997. Серия фотографий, на которых донбасские шахтеры позируют художнику в балетных пачках, Савадов снимал в настоящем забое. «Это настолько тяжело, что кажется нереально. Хуже, наверное, только Освенцим», — вспоминал он впоследствии. До сих пор достоверно неизвестно, как киевлянину, приехавшему в Донбасс с фотоаппаратом, удалось уговорить сотню шахтеров ему позировать в балетных платьях
Арсен Савадов в мастерской. Начало 1990-х. Из архива Александра Соловьева
Потом я познакомилась с Центром современного искусства, который раньше был Центром современного искусства Сороса, и поддерживал развитие медиаарта в Украине. Далее нашлись совершенно замечательные кураторы-исследователи из Одессы Михаил Рашковецкий и Мирослав Кульчицкий, которые все сохранили и у которых ни один сантиметр видео не пропал! Во Львове архивацией украинского медиаискусства занимается прекрасный Богдан Шумылович. Все это частные истории, частные инициативы, которые наш архив объединяет. В позапрошлом году на конференции в Люблине ко мне подошел куратор Анатолий Звижинский из Ивано-Франковска. Он прослушал мое выступление и был обижен тем, что, рассказывая про украинский медиаарт, я ничего не сказала про Ивано-Франковск. А я же не знала ничего об этом регионе! Но не во всех регионах, к сожалению, ведется работа по архивированию медиаарта. Например, в Харькове — где просто нет ни одного человека, кто бы исследовал медиаискусство, интересовался им, архивировал его.
Я уже говорила, медиаарт — маргинальная история. Что же касается нашего Открытого архива, то это решительно независимый проект, который никто не поддерживает финансово. Мы все делаем из дома и без каких-либо гонораров. На единственный небольшой грант, который мы получили, еще когда существовал Фонд Ахметова, мы сделали сайт, который теперь поддерживаем собственными силами. Сейчас вместе со мной над составлением архива трудятся три человека. Методы прежние — мы оцифровываем видеокассеты в домашних условиях.
— Война на Украине довольно сильно изменила жизнь многих. Все вокруг стали безумно осторожными — и даже выставка украинского медиаарта в Москве вызывает вопросы. На Украине все то же самое?
— В Украине ситуация совершенно обратная. Вследствие революции у нас развивалось гражданское общество. Все очень рьяно, очень активно стали выражать свою точку зрения. При этом людей не интересует, что она не очень экспертная, что она не очень кому-то нужная. Все это, безусловно, формирует пространство и общество. Проблем с тем, чтобы что-то кому-то запрещали делать, нет. Больше скажу: я делала критические проекты, в которых принимали участие и россияне, и украинцы, и не было никакого давления со стороны властей или общества. Даже во Львове! Куда, казалось бы, западнее и сложнее!
— Так что тогда вам не нравится на сегодняшней Украине?
— Не нравится, что культура не поддерживается. Никаким образом. «Выставка достижений украинского медиаискусства» — самый простой пример. В Украине ее не готовы принять исключительно по причине технической сложности. Нам нужно много плазм, проекторов, кинектов, компьютеров, всего остального. Ни одно украинское государственное учреждение такую выставку не потянет — денег нет.
— Денег нет, зато есть свобода. Художники делают то, что хотят, и ничего им за это не бывает.
— Проблема гражданского общества в том, что оно выгорает, если его в какой-то момент не подхватывает государственный аппарат и бюджеты. Гражданское общество в Украине сейчас существует на уровне отдельных людей. На уровне этого самого государственного аппарата мы во многом остались совковым, рудиментарным, бюрократическим государством. Никаких чисток — в хорошем понимании этого слова — не произошло. На человеческом уровне революция свершилась — гражданское общество родилось. На уровне государственного аппарата — нет.
И в результате люди, представляющие собой гражданское общество, — кружок, к которому принадлежу и я тоже, — находятся в очень сложной ситуации. Таких нас, чтобы вы понимали, в Украине очень много, и все мы работаем исключительно на собственном ресурсе. Но когда ты не получаешь за свою деятельность никакой сатисфакции материальной, когда не происходит никакого, пускай даже символического обмена, это очень тяжело. Тебя даже не критикуют — просто не замечают. Ты находишься вне поля их зрения. Это проблема. И мы все пытаемся ее решить последние несколько лет.
