«Дар», «Лолита» или «Ада»?: выбираем лучший роман Владимира Набокова

Дебют Набокова-романиста — не столько самостоятельная удача, сколько заявка на доминирование в эмигрантской литературе. Даже если бы он ничего больше не написал, томительно-ностальгическая «Машенька» наверняка даровала бы ему скромное, но бессмертие — упоминание петитом между Газдановым и Осоргиным.

Первая набоковская книга на английском — очаровательная, но еще не вполне совершенная головоломка о двух сводных братьях, причудах памяти и смысле творчества. «Истинная жизнь Севастьяна Найта» была написана за несколько месяцев в конце 1930-х годов и прошла незамеченной, но Эдмунд Уилсон — ведущий американский критик того времени и близкий друг Набокова — считал книгу выдающейся и ставил ее куда выше «Лолиты» или «Ады».

Набоков редко сочинял строго жанровые вещи, и «Под знаком незаконнорожденных» только внешне напоминает традиционную антиутопию. За весьма оригинальным описанием современной диктатуры и ее методов скрывается высказывание о границах познания и сознания: в финале философ-диссидент Адам Круг теряет рассудок, встречаясь со своим создателем — писателем Владимиром Набоковым.

Второй набоковский роман свидетельствует о том, что в его круг чтения вошли и произведения новейшей советской прозы — например, «Зависть» Олеши, — и демонстрирует страсть писателя к уголовной фабуле, отягощенной искусствоведческими размышлениями. Ну а самый внимательный читатель не пропустит появления на страницах книги самого автора и его жены Веры — камео в духе Джойса или Хичкока.

«Камера обскура» отчасти напоминает «Король, дама, валет» (это тоже история про менаж-а-труа, который заканчивается трагедией) — только куда энергичнее, жестче и злее. По сути, это идеальный сценарий эротического триллера: неслучайно к роману долгие годы присматривался Алексей Балабанов.

Публикация последнего — и незавершенного — набоковского романа расколола его почитателей: одни ссылались на авторскую волю, недвусмысленно предписывавшую уничтожить сырой черновик, другие настаивали на цельности имеющихся страниц, их художественной силе. Как бы то ни было, и в таком виде «Лаура» представляет огромный интерес — читатель может сам собрать книгу из отдельных карточек и попытаться проникнуть в авторский замысел.

К позднему Набокову принято относиться снисходительно, и это очень несправедливо: «Просвечивающие предметы» — элегантная и высокоскоростная новелетта, где живых лиц как будто нет вовсе и только всеведущий автор карает и милует своих манекенов — писателей, редакторов, актрис.

Не менее интересна и последняя законченная книга Набокова — псевдомемуары «Взгляни на арлекинов!», задуманные после не слишком продуктивного общения со своим первым биографом Эндрю Филдом. Вадим Вадимович N., блестящий писатель с невыносимым характером, — довольно остроумный автошарж, но дело не только в комических репризах, рассчитанных на набоковедов, — от этого романа веет той же потусторонностью, что и от лучших его вещей.

Набокова — регулярно и совершенно напрасно — упрекали в равнодушии к типично русским темам. «Отчаяние» — искусный ответ на эти претензии: переигрывая фабулу «Преступления и наказания» нелюбимого им Достоевского, писатель включался в дискуссию о гении и злодействе, заданную еще Пушкиным.

Негромкий и как будто недооцененный набоковский роман, на котором он обкатал многие будущие темы и сюжеты: главный герой — гражданин мира Мартын Эдельвейс — побратим Федора из «Дара» и Вана из «Ады». «Подвиг», пожалуй, наиболее английская книга Набокова: в беллетристике он нечасто обращался к своим студенческим годам в Кембридже, а здесь как будто дал себе волю и поселил персонажей в хорошо знакомые дормитории и аудитории.

Первый безоговорочный шедевр Набокова: уже не надежда молодой русскоязычной литературы, а полноправный соперник Бунина и других патриархов эмиграции; автор, тоньше других чувствующий романную композицию (в данном случае выстроенную по шахматному образцу) и способный организовать цепочку лейтмотивов на зависть Белому.

Самый большой набоковский роман — и, вероятно, самый противоречивый: с одной стороны, великий, без скидок, интеллектуальный эпос, к которому можно обращаться всю жизнь, с другой — сенильное самолюбование, показательные выступления пожилого фигуриста, выходящего на лед с необычайно длинной программой.

Итак — подбираемся к концу. Рожденное в счастливой творческой лихорадке «Приглашение на казнь» принято квалифицировать как барочную вариацию кафкианских мотивов — хотя автор утверждал, что в середине 1930-х не читал ни «Процесса», ни «Замка». Все это, однако, не имеет никакого значения: Цинциннат Ц., приговоренный к обезглавливанию за «гносеологическую гнусность», едва ли не самое воздушное и проницательное из набоковских созданий.

Вершина русского творчества Набокова — и прощание с псевдонимом Сирин. «Дар» обычно называют его самым автобиографическим произведением, но это, разумеется, иллюзия. Симпатия автора к своему герою — поэту и прозаику Федору Годунову-Чердынцеву, который написал вызывающий, в пику революционно-демократическим вкусам коллег, роман о Чернышевском, — имеет границы: ключ от квартиры, где он жаждет воссоединиться с возлюбленной Зиной, в финале уходит из рук.

Самая известная, скандальная — и, конечно, грустная книга Набокова: как и все его основные романы, «Лолита» — в первую очередь, об одиночестве перед смертью. Истории Гумберта Гумберта и Долорес Гейз было суждено расширить расхожие представления о предмете высокой литературы и стать набоковской визиткой — да и сам писатель этому не слишком противился.

Набокову как будто нейдет слово «трогательный», но «Пнин» — роман о жизни профессора русской литературы, полной курьезов и разочарований, — как раз такой. Впрочем, не стоит недооценивать и замысловатую структуру книги: бывалый набоковский читатель получит отдельное удовольствие, изучая взаимоотношения героя, повествователя и автора.

Лучший американский роман XX века: метафизическая поэма с морочным, вечно невпопад, комментарием. «Бледный огонь» вырос из незаконченного набоковского сочинения «Solus Rex», и это, конечно, бриллиант в короне: именно здесь матрос спрятал свои главные сокровища.