8 книг, которые объясняют финансовые кризисы

Кажется, что за десятилетие после финансового краха 2008 года образ мышления об экономической действительности заметно изменился: в мире проводятся экспериментальные программы по введению безусловного базового дохода (в Финляндии — уже на национальном уровне), академическая работа о росте неравенства Тома Пикетти становится бестселлером, а в США опросы называют самым популярным политиком сенатора-социалиста.

Впрочем, общая структура глобальной финансовой системы мало изменилась, поэтому следующий серьезный кризис открытая всемирная экономика вряд ли переживет, считает Мартин Вулф. Финансово ориентированный капитализм, который возник в результате рыночной революции, зашел слишком далеко. Удивительно, но это позиция не радикального левого интеллектуала, а убежденного сторонника свободных рынков и одного из самых влиятельных экономических колумнистов мира. Тем ценнее его последняя книга «Сдвиги и шоки. Чему нас научил и еще должен научить финансовый кризис», выход которой на русском несправедливо не заметили.

Главная угроза либеральной демократии — не бушующая инфляция или крах прибыльности бизнеса, а экономическая нестабильность, высокая безработица, запредельное неравенство и, если угодно, прекарность. Мир уже не вернется к свободному рынку образца XIX века, а принцип минимального государства совершенно неприменим к демократическому обществу со всеобщим избирательным правом. Да, такая конструкция до сих пор близка многим экономистам, но не Вулфу: для него социальное страхование и финансирование общественного потребления — это легитимные функции современного государства.

Для автора «Сдвигов и шоков» эта книга еще и своеобразная работа над ошибками: хоть колонки Вулфа в Financial Times и принято считать наиболее удачным анализом мирового экономического кризиса, он признается — предвидеть масштабы кризиса в развитых странах вовремя ему не удалось. Эта книга в первую очередь о структуре и проблемах мировой финансовой системы в посткризисное десятилетие. Тем не менее стержень «Сдвигов и шоков» — это политический аргумент, причем довольно прозрачный: мировой кризис надолго подорвал доверие к элитам и, как следствие, ослабил веру в легитимность демократии. В своих прогнозах Вулф пессимистичен: без радикальных перемен дальше будет только хуже. Нам предстоит долгий период затягивания поясов, поэтому готовность населения развитых стран жертвовать собственным благополучием ради общего блага и их приверженность демократии станут ключевыми для спасения мировой экономики.

Финансовая система Нового времени зарождается в 1602 году, когда голландские купцы учреждают первое акционерное общество — Ост-Индскую компанию, благодаря которой Амстердамская биржа станет финансовым центром Европы вплоть до середины XVIII века. Уже тогда биржа завоевывает репутацию места, где деньги зарабатываются буквально из воздуха: не нужно удивляться, что эта безыскусная характеристика фондовых рынков продолжает существовать и в современности, — мир финансов столетиями выстраивал вокруг себя языковой барьер из специализированной лексики и математических формул. Немецкому финансисту Георгу фон Вальвицу создание такого высокого порога входа кажется совершенно безосновательным.

«Одиссей против хорьков» — дебютная книга фон Вальвица, написанная по горячим следам мирового финансового кризиса, когда в повседневность рядовых немцев вместе с нарушениями платежных балансов и государственными облигациями ворвались бинарные опционы и кредитные дефолтные свопы. Автор называет свою небольшую работу «веселым введением в финансовые рынки» и не лукавит: «Одиссей против хорьков» хоть и неровная, но по-настоящему остроумная книга, которая объясняет, что вообще происходит на современных финансовых рынках, призывая на помощь гуманитарные науки: историю, философию и литературу. За счет, пожалуй, не самого комплиментарного, но яркого образа мира хорьков фон Вальвиц гуманизирует биржу и раскрывает ее как демократический институт с постоянным перераспределением собственности.

Надо признать, что автор «Одиссея против хорьков» любопытен сам по себе: во-первых, он имеет дворянский титул (полное имя звучит как граф Георг Фридрих фон Вальвиц) и восходящую к XVII веку родословную; во-вторых, что довольно неожиданно для финансиста, обладает довольно внушительным академическим бэкграундом по философии и литературе. Впрочем, более эффектно это срабатывает в его следующей книге «Мистер Смит и рай земной» (переведена на русский в 2015 году), где Вольтер и герои «Вишневого сада» соседствуют с Шумпетером, Адамом Смитом и участниками движения Occupy Wall Street.

В 1920-е годы США окончательно становятся мировым финансовым центром, но экономика страны нездорова: сильнейшее неравенство, при котором 5% населения получают примерно треть всего совокупного дохода, фондовый рынок наводнен спекулянтами, одна за другой лопаются финансовые пирамиды — и все это на фоне плохой банковской структуры, кризиса перепроизводства товаров и удручающего состояния внешнеторгового баланса после Первой мировой. В 1929 году происходит биржевой обвал, который на десятилетие утянет США и большую часть капиталистических стран в глубокий экономический кризис с катастрофическими социальными последствиями.

«Великий крах 1929 года» — это классическая работа американского экономиста Джона Кеннета Гэлбрейта, которая актуализировала проблематику финансовых кризисов в послевоенной Америке и во многом сделала своего автора заметным экономическим теоретиком прошлого века. И хотя книга была впервые опубликована еще в 1955 году, «Великий крах 1929 года» до сих пор остается актуальной и наиболее доступной для массового читателя работой о Великой депрессии. «Великий крах 1929 года» читается как универсальная книга о природе и причинах экономических кризисов, будь то французский биржевой крах 1716 года или кризис 2008 года. У Гэлбрейта довольно скверный характер и очень острый язык (впрочем, в русском переводе язвительность автора считывается не так сильно) — идеальные вводные, чтобы писать книги об экономике.

Гэлбрейт проработал в администрациях Рузвельта, Трумэна и Кеннеди, был послом США в Индии, преподавал в Гарварде и как публичный интеллектуал не покидал американские и европейские медиа. Впрочем, несмотря на общее разочарование в идеях неограниченного рынка и триумфа кейнсианства после Великой депрессии, Гэлбрейт в свое время проиграл интеллектуальное противостояние идеям австрийской школы. Его называли коммунистом и противником свободного рынка, многие академические экономисты отказывались признать Гэлбрейта ученым и яростно критиковали за вполне содержательные высказывания об ответственности членов западных капиталистических обществ за менее удачливых сограждан или о необходимости реформ по улучшению жизни низших классов. Поразительно, насколько актуально они продолжают звучать и спустя полвека.

Предыстория взлета неолиберальных идей — пример довольно редкого явления, когда группе интеллектуалов удалось оказать заметное влияние на политику, науку и способ мышления об экономической действительности своего времени. Одновременно с этим неолиберальная революция — это еще и история об опасностях, которыми чревато успешное идеологическое воздействие. Книга «Великая революция идей: Возрождение свободных рынков после Великой депрессии» реконструирует, как активность сторонников неограниченного рынка по обе стороны Атлантики в 1930–1970-е не допустила глобального «левого поворота» и отменила победу социализма, казавшегося неизбежным после мирового кризиса.

Бергин рассказывает, как от «коллоквиума Липпмана» до «Общества Мон-Перелен» зарождались и радикализировались неолиберальные идеи, — и главные герои его книги, конечно, Фридрих фон Хайек и Милтон Фридман. Как правило, сторонники неограниченного рынка не любят и всячески открещиваются от описания своей идеологии как «неолиберальной» — такая характеристика кажется им признаком политической ангажированности и, конечно же, левизны. Бергин открыто симпатизирует своим героям и их идеям, но тем не менее напрямую называет их неолибералами и старается объективно и последовательно изучить эволюцию раннего неолиберализма. Своей бурной активностью членам «Общества Мон-Перелен» удается подготовить платформу для консервативного ренессанса в послевоенную эпоху — они серьезно прорабатывают обоснования своей идеологии и одновременно с этим популяризируют убеждения в статьях и книгах для массового читателя, консультируют политиков и заводят связи в элитах, но самое главное — формируют следующее поколение экономистов-теоретиков, для которых принципы неограниченного рынка станут неоспоримой данностью.

В книге «Великая революция идей: Возрождение свободных рынков после Великой депрессии» Бергин выпукло показывает, как небольшой кружок интеллектуалов постепенно завоевывает интеллектуальную гегемонию в экономической мысли. Начиная как апологеты капитализма самого по себе, члены «Общества Мон-Перелен» постепенно сдвигаются все правее — и вот предметом их защиты становится уже капитализм, свободный от каких бы то ни было ограничений. Работа Бергина заканчивается с началом неолиберальной революции Рейгана и Тэтчер, когда неолиберальные идеи активно претворяются в жизнь. Это уже совсем другая история, эхом которой в 2008 году станут банкротство Lehman Brothers и мировой финансовый кризис.

Благодаря последнему мировому кризису расцвел целый жанр популярных книг, которые взялись отвечать на вопросы «Кто во всем этом виноват?» и «Что же случилось на самом деле?». Среди десятков спекулятивных и довольно спорных работ оформился целый канон «литературы о кризисе», без которого теперь не обходится ни один тематический список книг. Финансовый журналист Майкл Льюис написал сразу несколько таких бестселлеров, среди которых, в частности, «Большая игра на понижение. Тайные пружины финансовой катастрофы», где исследует причины американского ипотечного кризиса 2007-го, который затем запустит мировой финансовый.

Льюис принадлежит к тому типу документалистов, которые оставляют большое пространство для спекуляций и додумываний. C другой стороны, он один из немногих, кто умеет писать о финансах захватывающе и максимально доступно, — неудивительно, что большинство его книг затем адаптируют в художественные фильмы. В этом плане гораздо интереснее его книга «Бумеранг» — тревелог по европейским странам, стремительно обедневшим в результате экономического кризиса. Льюис путешествует по Исландии, Греции, Ирландии и Германии, общается с местными бизнесменами, финансовыми аналитиками, учеными, политиками и местными жителями. Конечно, местами «Бумеранг» — это немного колониальный взгляд (хоть и жалостливый) привилегированного американца на европейцев, которые слабо представляют, как им справиться с последствиями кризиса. Однако сильные стороны Льюиса — умение рассказывать истории и расставлять акценты — раскрываются здесь в полной мере. Из «Бумеранга» можно узнать, как афонские монахи переквалифицировались в успешных предпринимателей, неуплата налогов греками стала хорошим тоном, а поджоги исландцами своего имущества — шансом сбросить с себя долговое бремя.

Книга журналиста The New York Times Эндрю Росса Соркина «Слишком большие, чтобы рухнуть» — это еще один бестселлер, появившийся на волне читательского интереса к закулисью финансового кризиса. Соркин провел 500 часов интервью с топ-менеджментом и правлениями компаний Уолл-стрит, действующими и бывшими чиновниками, банкирами, юристами, консультантами, бухгалтерами и другими. А затем — попытался документально реконструировать встречи, посвященные спасению от банкротства крупных игроков финансового рынка, среди которых Lehman Brothers, Morgan Stanley, Goldman Sachs, Merrill Lynch и AIG.

По всей видимости, Соркин задумывал показать, как неверно выстроенные отношения между государством и крупными корпорациями привели к произошедшей катастрофе. Действительно, по мере развития и усложнения инструментов финансового рынка на фоне ускоряющейся глобализации роль государства как регулятора возрастает. Ну какие тут нерегулируемые рынки. Соркин постоянно акцентирует, что именно отсутствие надлежащего государственного контроля рынка ипотечного кредитования стало одной из ключевых причин кризиса. Вторая прозрачная идея автора — крупный бизнес вел себя слишком безответственно, потому что был уверен: государство не допустило бы коллапса экономики и банкротства системообразующих банков. Too big to fail.

Однако в документальных реконструкциях, которые и так по требованиям жанра страдают от искажений и подтасовок, «Слишком большие, чтобы рухнуть» вообще заходят куда-то не туда. Соркин зачем-то вписывает в нарратив книги совсем мелкие бытовые детали из жизни героев. Вместо эффекта присутствия дорогие туфли, машины и завтраки становятся равноправными участниками мирового кризиса с Джорджем Бушем и главой Федеральной резервной системы. Читатель получает портреты самодовольных дельцов, которые только и делают, что перебрасывают ответственность, в самые неподходящие моменты думают о выгоде и выкручивают друг другу руки. Кажется, вместо закулисья финансового мира мы видим разве что карикатуру на него.

Пока именитые экономисты признавались, что проглядели мировой финансовый кризис, и сравнивали его с эпидемией гриппа и внезапным землетрясением, многие левые ликовали: канадская антиглобалистка Наоми Кляйн за год до финансового краха смогла предугадать и объяснить, куда движется неолиберальная капиталистическая экономика. Ее «Доктрина шока» — история глобализации и неолиберальной экспансии в странах третьего мира и США. Основная интуиция Кляйн звучит примерно так: чтобы в стране закрепились принципы нерегулируемых рынков, неолиберальной экономике требуются потрясения, кризисы и катастрофы. Более того, неолиберализм напрямую связан с их воспроизводством.

Какой бы ни была причина кризиса — ураган «Катрина», азиатский финансовый крах, военные перевороты в Латинской Америке, распад СССР, расстрел демонстрации на площади Тяньаньмэнь, — социально-психологическая травма общества становится благоприятной почвой, в которой произрастает иррациональная вера в спасение за счет невидимой руки и нерегулируемого рынка. Маленькая победоносная война и последующий за ней патриотический подъем — еще один инструмент неолиберализма. Если бы не Фолклендская война, вряд ли Тэтчер смогла бы провести свои неолиберальные реформы, считает Кляйн.

Местами читать «Доктрину шока» очень тяжело — это яростный антикапиталистический памфлет, который бьет в свободный рынок, наживающийся на чужих несчастьях. Если Кляйн хочет провести аналогию, будьте уверены, она сравнит воплощение идей Милтона Фридмана и его сотрудничество с Пиночетом с пытками над заключенными психиатрических лечебниц. Если ей надо назвать ответственных за последствия «шоковой терапии», она составляет чуть ли не базу преступлений. Однако излишняя пристрастность Кляйн компенсируется ее проницательностью — «Доктрина шока» разоблачает отдельные истории успеха неолиберализма не на уровне публицистической риторики, а привлекая огромные массивы документов и свидетельств. Как можно догадаться, «Доктрина шока» собрала смешанные оценки: от «левацкой блажи» до рецензии Джозефа Стиглица, где нобелевский лауреат по экономике говорит — преступления неолиберализма намного серьезнее, чем предполагает Кляйн.

Мировой экономический кризис выявил фундаментальные недостатки в капиталистической системе: слишком упрощенно было бы считать, что финансовый крах стал результатом ошибок отдельных людей или специфических недостатков, уверен нобелевский лауреат по экономике Джозеф Стиглиц. Мир уже точно не вернется к прежнему положению вещей, но без структурных реформ и преодоления неолиберальной модели в ближайшее десятилетие мы можем столкнуться с еще более масштабным кризисом.

Экономист проводит прямую параллель между Великой депрессией и мировым кризисом: Великая рецессия 2008 года (определение Стиглица) стала неизбежным следствием неолиберальной политики, которая проводилась в предыдущие годы. Ответственность за финансовую катастрофу должны понести в том числе и экономисты, годами снабжающие заинтересованные группы аргументами в пользу эффективности саморегулируемого рынка. Ведь еще в девяностых было доказано, что свободный рынок эффективен только при наличии очень специфических условий.

Главным сюрпризом для автора «Крутого пике» стала неожиданность возникновения кризиса для многих людей, в том числе и экспертного сообщества. Нерегулируемый рынок, наводненный ликвидностью, низкие процентные ставки, пузырь на рынке недвижимости, раздувшийся в глобальном масштабе, рост объемов субстандартного кредитования — это едва ли не классический случай, который нельзя было не заметить, полагает нобелевский лауреат.

В «Крутом пике» Джозеф Стиглиц анализирует новый экономический порядок, возникший после кризиса, и приходит к малоутешительным выводам. Пока мир занят решением задач, которые поставил перед ним глобальный кризис, никуда не делись и более долгосрочные проблемы — старение населения, имущественное неравенство, социальная несправедливость, несовершенные системы здравоохранения, глобальное потепление, зависимость от нефти. Конечно, «Крутое пике» — работа в первую очередь об Америке, но Стиглиц не упускает из внимания европейские и азиатские страны: с небольшими региональными корректировками проблемы перед всеми встают одинаковые. И с каждым годом необходимых ресурсов для их решения становится все меньше.