Повели меня, значится, на этап. Чуднóе такое слово, очень монументально звучит. Представляются вагоны для перевозки скота и рытье могил на полустанках для тех, кто умер в дороге, не выдержав духоты, тесноты, плохого питания, или вовсе скончался, к примеру, от тифа.
Я так и не нашел документа, который детально описывал бы правила доставки з/к до места назначения. Инструкции, понятное дело, есть, но они (что еще понятнее) секретные. В законе сказано, что зэк должен сидеть в том же регионе, где прописан, а если там нет соответствующего учреждения, то в радиусе 500 км. Ну а если и в таком радиусе нет, то уж где найдут для него местечко.
Места-то в колониях есть всегда. В крайнем случае можно уплотнить, а желающих пожаловаться на это — подвергнуть репрессиям. Фсиновцы распределяют зэков не по принципу равномерной комплектации колоний, а исходя из своих корыстных интересов или указаний сверху. В принципе, услать могут куда угодно, оспорить это не сильно-то и возможно. Тем более что заполняемость зон — это не открытая информация, а в системе учета царит адок.
В Москве колоний общего режима нет. Зато, оказывается, в Капотне есть колония-поселение. Вот уж не думал. Ну, там, наверное, по какому-то суперблату сидят.
Место назначения — это Великая Тайна. Зэку ничего не говорят, пока он не доберется до места. Уж не знаю, откуда такая таинственность. Возможно, какому-то творцу в УИС когда-то испортили настроение, пересказав концовку остросюжетного фильма, и он поклялся, что в своей работе убережет подопечных от таких спойлеров.
Этап — это не только Великая Тайна, но и инструмент влияния, а также поле для торга. Поссорившись со фсиновцами в СИЗО, можно уехать в ужасно-режимную зону, а хорошо поладив, можно прикупить этап в коммерческую или «черную» зону — кому как нравится. Называется «купить билет». Стоимость такого билета сильно зависит от личности зэка и местных условий — по разным данным, она может варьироваться от сотен тысяч рублей до миллионов. Вообще говоря, стратегически хорошие инвестиции. Можно подобрать колонию, где есть прозрачные расценки на освобождение (чем дальше от Москвы, тем дешевле). Это, конечно, не значит, что вас выпустят сразу по прибытии. Речь идет о покупке УДО. Если все же есть острое желание и возможность, а на воле нет никого, кто особенно сильно заинтересован в вашей посадке, наверное, вполне можно освободиться по здоровью. В принципе, так выпускают только тех, кто смертельно болен, но ведь есть на земле место чуду — любой может внезапно исцелиться.
Впрочем, это все не мои случаи. Меня сначала отвели в транзитную камеру (там собирают всех, кто уезжает на этап, или уже осужденных, если они неведомыми уголовно-исполнительными путями едут транзитом через «Бутырку»). В нашей камере было двое таких, из Ярославля. Куда-то на север ехали. Мы даже толком не пообщались — их быстро увели.
У всех, кто покидает СИЗО, отличное настроение. Пусть неопределенность — зато приключение, к тому же дико надоело сидеть в мешке. Все радостные, много шутят по различным поводам (день недели, дежурная смена, декада месяца, вещий сон авторитета Бубликова), пытаются понять, куда этап (всегда неудачно). Все еще в вольной одежде, волосатые, бородатые и частично усатые.
А вот осужденные уже бритые, только слегка ощетиненные, в ватниках и ушанках, с черкизоновскими сумками и серыми лицами. Ну, лица-то, предположим, у всех серо-желтые — называется тюремный загар, но в сочетании с робами это смотрелось очень уж печально. Какие-то замученно-умотанные. В общем, будто не совсем люди, а черно-белые фотографии людей.
Часов пару посидели мы в транзитной камере. Кстати, именно так я себе тюрьму и представлял: все разбитое и заплеванно-разрисованное, адова вонища, туалет в виде дырки в полу за символической загородкой демонстративно смотрит на арестантов. Потом за нами пришел предварительный конвой — проводить учет и переписку. Это те, кто ведет из СИЗО до транспортного средства. По одному начали вызывать в коридор.
В коридоре несколько человек, включенный видеорегистратор. Уточнили ФИО, статью, начало и конец срока заключения, начало личного срока (то есть дату рождения). Задающий вопросы сделал какую-то пометку в документе. Документ лежал на здоровенной папке (видимо, мое личное дело), которую он держал на весу. Я поинтересовался, куда еду. «Не могу сказать», — кивая на регистратор, сказал конвоир.
Потом завели обратно в камеру, выключили регистратор, вывели обратно в коридор, и конвоир сказал, что этапируюсь я в ИК-5 Орловской области. Вот тебе и Великая Тайна. Вот тебе и магия публичного политзэка. Не последнюю роль играл тот факт, что конвоир был, видимо, из сочувствующих. Сообщая мне пункт назначения, он слегка волновался.
(У управления Федеральной службы исполнения наказаний по Орловской области в уголовной среде была дурная слава. Режимные зоны, пытки с использованием арматуры, обливание на морозе и все такое.)
Не сильно обнадеживающее начало путешествия. Но то, что нельзя контролировать, надо игнорировать. Эта мудрость меня немного успокоила.
Ну и потом, глядя на то, как обстоят дела в «Бутырке», было очень трудно представить, что где-то есть злой ГУЛАГ. Я вообще был в полной уверенности, что меня отправят куда-нибудь валить тайгу и кормить клещей. Например, в Кировскую область (такая ирония была бы очень в духе властей). Кстати, дело «Кировлеса» против моего брата было очень неплохо распиарено — большая часть зэков была уверена (и уверена до сих пор), что я отбываю наказание именно по нему. Слухи в среде з/к рождаются очень легко, а вытравливаются очень трудно.
А Орел не Киров. Когда я поступал в Финансовую академию, то сдавал вступительный экзамен по географии. Экзамен был жестким, и я мог (на момент его сдачи) назвать главные отрасли промышленности любого субъекта Российской Федерации, их доли и особенности, перечислить административные центры, полезные ископаемые и т. д. Так что я точно знал, что тайги в Орловской области нет. Не так-то плохо.
Нас препроводили в транспортировочный камаз. В нем — два длинных отсека и две малюсенькие клеточки, то ли для педофилов, чтобы их не растерзали зэки, то ли для межгалактических убийц, чтобы они не растерзали всех остальных. Нас всех загнали в первый отсек. Меня — первым, так как процесс надо было заснять на видеорегистратор. Если кто-то еще не понял, любой процесс со мной важно было зафиксировать на видео. Вообще, из материалов, снятых с моим участием за время заключения, можно сделать самый длинный и самый скучный сериал на земле.
В автозаке запретили курить, что вызвало в зэках сильное чувство озабоченности и возмущения. Вообще, конечно, в автозаках и местах лишения свободы в принципе курить нельзя нигде, кроме специально отведенных для этого территорий. Но к этому запрету даже сотрудники — а зэки уж тем более — относятся с пренебрежением и считают его глупостью. А тут транспортировался VIP-зэк (я), поэтому все снималось и соблюдался закон. Я-то это сразу смекнул, но вот остальные, оказавшись в такой нелепой ситуации, бузили. Ну я вместе со всеми, естественно.
Где-то через час езды по столице наш грузовик остановился и заглушился. Мы стали ждать и постепенно мерзнуть. На улице хотя и март, но совсем ранний, совершеннейшая зима. Чем дольше ждали и чем холоднее становилось, тем более настойчиво осужденные требовали организовать перекур. То есть перекур мы бы и сами организовали — требовали отдать спички, которые у нас отобрали перед погрузкой.
В автозаке напротив запираемых отсеков сидел на лавочке один надзиратель — откормленный, жирный боров. По всему было видно, что он не особо понимает, как поступить в этой ситуации. Не будь требования соблюдать закон, он бы, понятное дело, курить разрешил или, напротив, стал бы колотить палкой резиновой по решетке и вопить: «Утихомирьтесь, мрази!» Ни того ни другого сделать он не мог, и на толстом лице его были нарисованы смятение и грусть. К счастью, вскоре началась перегрузка из автозака в ж/д-зак.
Отсек в камазе очень узкий, вход является выходом, а все осужденные с сумками, поэтому вместо метода FIFO (first in, first out) следовало применить LIFO (last in, first out). Это было очевидно не только мне, проработавшему несколько лет в логистике, но и любому человеку, чьи логические способности выше, чем у мешка с песком. Однако тут речь не о логистике или логике. Мы тут, на секундочку, о соблюдении законности и видеофиксации говорим. С горем пополам я перебрался через зэков и их сумки, а зэки, поняв, что я — тот самый Навальный (не ТОТ САМЫЙ, конечно, но Навальный, о котором они слышали, что он сидит в «Бутырке»), слегка притихли и, наверное, начали потихоньку связывать запрет курения с моей персоной.
Выпрыгнул из автозака. Спросили тот же набор данных. Прошел пять метров. Залез в ж/д-зак. Там отвели в купе и заперли. При погрузке/выгрузке нескольких человекозэков охранники по цепочке выкрикивают номера.
Охранник в автозаке:
— Восемь на приемку! Первый пошел!
Кто-то из охранников на пятачке земли между вагоном и камазом:
— Первый!
Охранник в вагоне:
— Первый дома!
И так далее.
Должен сказать, что это был вообще ни разу не вагон для перевозки скота. Со столыпинским вагоном (или, как его называют, столыпиным), думается, он имел мало общего. Обычный купейный вагон, только купе более узкие, окон в них нет, вместо дверей — решетки, а окна в коридоре все замазаны краской. Все железное, то есть вообще все. Видать, чтобы вагон не спалили.
Чуть позже пришли несколько сотрудников. Осуществили досмотр вещей и меня. Это уже второй раз за день (первый — в СИЗО). Весьма глупо, на мой взгляд, но должен признать, что это единственный способ снять с себя ответственность, если вдруг зэк зарубит сотрудника невесть откуда взявшимся у него топором.
Потом отвели в мое купе с тремя полками по одной стороне вместо шести по двум сторонам, как в других (это даже скорее можно назвать полукупе — когда сидишь на полке, колени упираются в стену). Я, конечно, поспорил немного с начальником конвоя. Отключив регистратор, он сказал, что это распоряжение сверху и сделать по этому поводу он ничего не может. Но потом добавил, что, может, кого-нибудь подсадят по пути. И он, и я понимали, что это было сказано только для того, чтобы закончить разговор.
Кайфолом, конечно. В кои-то веки еду в столыпине, а чифиру с зэчьем не попить и баек не послушать. Ну и что делать? Тут-то мне пригодился теплый плед, которым меня одарил Батька. Постелил я его на железные нары и лег спать, вернее — полудремать-полудумать. Все-таки у меня не настолько железные нервы и не такой разнообразный жизненный опыт, чтобы проспать весь трип.
Мне, конечно, хотелось, чтобы было как в рассказах Батьки о его отсидке в Архангельской области: «Вас приветствует вОлОгОдский кОнвОй…» Но не все сразу, не все сразу.
Начальник конвоя у нас был забавный. С громким голосом, вылитый Линицкий из дуэта «Сестры Зайцевы» на TНT. Сначала он объявил, что до отправки состава, в соответствии с санитарными требованиями, в туалет никого выводить не будет. Потом подошел к моему купе и поинтересовался, что у меня с потребностью сходить в туалет. Я подтвердил, что такая потребность, несмотря на мой VIP-статус, есть. Тогда начальник конвоя объявил, что в силу гуманизма и человеколюбия конвой идет навстречу осужденным и на нарушение санитарных норм. Это существенно повысило уровень лояльности спецконтингента. Позже он объявил о запрете курения в поездах. Но, не дожидаясь возмущения, добавил, что все мы люди и курить можно. Короче, нормальный конвой.
Несмотря на всю беззлобность ситуации, зэчье, конечно, все равно провоцировало:
— Начальник, хочешь конфету?
— Нет, спасибо.
— У меня есть барбариска, возьми пососать.
Кстати, вот всем очень хороший совет: уезжая на этап, берите с собой пустую пластиковую бутылку (я — взял). Конвой может оказаться более щепетильным в вопросах соблюдения санитарных норм. Через купе от меня ехал один азербайджанец, уже в годах. У него было что-то с почками, в туалет он просился чуть ли не каждые полчаса. У конвоя свой процесс, так часто водить они его не хотели, и бедняга сильно страдал. Я выручил его, передав бутылку через конвоира. Получил плюс к карме и спас зэка от позора.
Состав у нас был тихоходный: частые остановки, пару раз (видимо, в Серпухове и Туле) принимали пополнение. Везде уже в камерах-купе человек по двадцать, один я, как царь, на черном пуховом пледе возлежу, покуривая блатную сигарету и попивая кофий (в пути разносят кипяток, а при отправке дают сухпай). Где-то дико ржут. В соседнем с моим купе едут в колонию-поселение. Поселенцев там всего двое. Едут на какие-то совсем незначительные сроки, типа три и шесть месяцев, поэтому у них там выхлест тюремной романтики: «Представляешь, братан, мы же в легендарном столыпине едем! Когда еще такое будет?»
Издатель
Individuum, Москва, 2018
Купить