Поп-культура

Основатель группы Hælos — о продюсировании, поп-музыке и Киотском протоколе

25 июля 2019 в 12:08
На фестиваль Chess & Jazz в Москву приезжает группа Hælos, играющая пост-трип-хоп: печальную электронику, ориентирующуюся равным образом на девяностые и поп-музыку текущего момента. Накануне концерта Николай Овчинников позвонил основателю группы Дому Голдсмиту и поговорил с ним о глобальном изменении климата, продюсерском опыте и новой музыке.

— Простите, что сразу вам не ответил. Был в студии и немного потерял ощущение времени.

— А что вы там делали?

— Мы работаем над документалкой, которую мы сделали во время американского тура. Его снимал наш друг. Мы говорили с людьми о том, что значит для них концепт ARK («ковчег» по-английски. — Прим. ред.), что является аббревиатурой названия нашего альбома «Any Random Kindness». А сейчас мы делаем что‑то типа саундтрека [к этому фильму].

— На саундтреке будут новые песни группы?

— Нет, новых песен там не будет. Но я сделал много разных [инструментальных] версий саундтрека, эмбиент, что‑то, что мы раньше использовали для записей.

— Весной вы выпустили «Any Random Kindness». Как вы справлялись с синдромом второго альбома?

— Ха-ха, смешно. Может, мы его и не преодолели… Знаете, мы пытались концентрироваться [во время записи второго альбома] на том, что мы чувствуем. Мы наслаждались [процессом]. Типа мы выпустили первый альбом, а теперь выпустим что‑то еще.

Записывая второй альбом, мы куда больше смотрели на мир вокруг нас. Мы смотрели на то, что происходит в мире, на то, что нас беспокоило в самых разных смыслах. Мы пытались как‑то отразить это в своем творчестве, как это делают многие артисты.

Самый популярный трек с альбома «Any Random Kindness»

— Я знаю, что вы очень сильно беспокоитесь об изменениях климата, об окружающей среде.

— Да. Часто люди искусства, многие свободно мыслящие люди любят показывать пальцем на большой бизнес… Музыкальная индустрия тоже несовершенна. Начиная от того, как производится винил для пластинок, заканчивая тем, какие выбросы в атмосферу производит самолет или автобус, на котором музыканты едут в тур.

Нам интересно работать с людьми, которые заботятся об окружающей среде. Несколько моих друзей пытаются как‑то сократить наше влияние [на окружающую среду]. Это жизненно важно. С такими вещами нельзя быть лицемерным. В последнее время случился сдвиг в осознанном потреблении. Мы же пытаемся способствовать ему в дальнейшем.

— Одна из моих любимых песен на втором альбоме — «End of the World Party». Мне кажется, что это, наверное, такой сильный шаг в сторону поп-музыки.

— Это забавно, потому что пару раз во время записи мы полностью переделывали песню и начинали ее заново. Сперва у нас была другая вокальная партия — мы ее заменили. Другие аккорды — мы их поменяли. Нам понравилось ее записывать.

— Вы раньше говорили, что песня «Kyoto» — об изменениях, которые вы могли бы сделать, но решили не делать. Можете пояснить, что вы имели в виду?

— Киото — это Киотский протокол, [посвященный сокращению выбросов, влияющих на изменения климата]. Он оказался неудачным. Мы писали песню, как раз когда США выходили из Парижских соглашений, [регулирующих меры по снижению углекислого газа в атмосфере с 2020 года]. Мы решили, что было бы правильнее написать про предыдущую неудачу, чем обсуждать то, что происходит сейчас.

Но, знаете, история никогда не идет по прямой. Мы остаемся оптимистами. Возможно, менталитет людей меняется, меняется их сознание.

Трек «Dust» группа записала, только собравшись

— «Any Random Kindness» более яркий, цветастый, что ли.

— Определенно. Мне нравится соотносить музыку и цвет. Ну то есть у меня нет синестезии. Но мне нравится визуализировать звуки, представлять их формами, цветами. На этой записи [«Any Random Kindness»] мы очень постарались добиться этого. Рад, что вы это чувствуете.

— Какой главный цвет у этого альбома?

— Ох, интересно. Может быть… Можно я скажу не про цвет, а про картину?

— Да, разумеется.

— Это что‑то типа заката или рассвета, когда небо одновременно синее, серое, розовое и желтое. Такой градиент мягких и ярких цветов.

— Я так понимаю, группе уже скоро будет пять лет?

— Возможно, в октябре. Мы начали играть в октябре 2014 года, когда выпустили «Dust». До этого мы пару месяцев писали музыку вместе, а потом как раз выпустили «Dust». Так что да, октябрь. Реально, пять лет. Не знаю, что мы будем делать. Может, пирог приготовим!

Я работал с Артуром [Делани, музыкантом группы] в одном проекте, а с Лотти [Бернадот, вокалисткой группы] — в другом. Они не были знакомы друг с другом. Я делал кое-какую музыку для Лотти, и мы обсуждали трек, который впоследствии превратится в «Dust». Я сказал: «Вам бы круто с Артуром познакомиться». И все быстро завертелось. У меня было немало материала из двух отдельных проектов.

— Вы ожидали, что «Dust» так внезапно выстрелит?

— Только моя мама. Моя мама всегда была фанатом. Единственное, чего я ожидал: может, ей понравится. (Смеется.) Она не лучший критик.

— А кто лучший критик для вас?

— Моя жена. Она всегда скажет как есть, если что‑то не так. Но я знаю, что я сделал что‑то хорошее, если она улыбается.

Haelos исполняют главный хит с последнего альбома. Примерно что‑то такое можно будет услышать в Москве 27 июля

— Как вы делите творческий процесс внутри группы?

— Это всегда коллаборация. Я чаще всего пишу песни, Лотти придумывает мелодии. Но мы не пытаемся соревноваться, мы выбираем то, что лучше всего подходит. Даниэль [Вилдосола] приносит очень много из своего классического музыкального бэкграунда, что великолепно. Моя главная прелесть — это продюсирование.

— А кто у вас из продюсеров самый любимый? От кого вы взяли больше всего?

— Я помню, как мне было 17 или 18 лет. Я был в студии и работал с Хью Пэдхамом, который продюсировал The Police, XTC и других. Он изобрел звук «гейтированных барабанов» (как это произошло, лучше всего рассказывается вот здесь. — Прим. ред.). Это тот самый мощный звук малого барабана, который все знают благодаря музыке восьмидесятых. В общем, я работал с ним в 2004 году. Я смотрел, как он работает, просил у него советов. Я был восхищен и зачарован. Тогда я понял, что хочу прежде всего не выступать, а сидеть за пультом.

— А сейчас вы между пультом и живыми выступлениями что выберете?

— Мне действительно нравится быть в студии. Тур — это большая честь, но в студии мне лучше. Хотя я жду с нетерпением концерта в Москве.

— Да, это приятно. Я пытался послушать вас в Брайтоне на шоукейсе The Great Escape, но что‑то пошло не так, и вы не стали выступать.

— О да, я должен извиниться за этот инцидент. Понимаете, когда вы выступаете на фестивалях, у вас есть буквально 20 минут на подготовку, и ты должен быть уверен, что все будет работать нормально. Мы пошли к пульту и обнаружили, что он работает с другой операционной системой: представьте себе Mac с установленным на нем Windows. И подготовка бы заняла часы. С нами такого никогда раньше не было. Я 17 лет в музыке, и никогда такого не было.

— Мне тогда еще показалось, что вы прямо безумные перфекционисты.

— Как люди — да. Но вообще, я не знаю практически областей, где перфекционизм возможен. Ну, кроме науки, разве что. Мы просто делаем все, что в наших силах.

Фестиваль Chess & Jazz пройдет 26 и 27 июля в московском саду «Эрмитаж». HÆLOS выступят в субботу. Помимо него в этот день выступят JMSN, Tesla Boy и другие.

Расскажите друзьям