— Если я правильно помню, тексты для «Фанни Каплан» писали именно вы. Почему, в отличие от «ФК», Margenrot скорее «молчалив»?
— Изначально Margenrot не был задуман как инструментальный проект. Он вообще не задуман как что‑то конкретное. Это абсолютно личное высказывание, там нет примесей других мнений. Что же касается самих текстов, то поскольку я перфекционист, то, что у меня с ними получается сейчас, мне не нравится.
Мне хочется прийти к песенной форме, но пока я не могу это сделать. Впрочем, на следующем альбоме, который выйдет в наступающем году, есть один трек на армянском. Текст немного наивен — и контрастирует этим с музыкой. Вообще, я считаю, что многие идеи или свои переживания можно передать через динамику и характер музыки — и не всегда словом. Порой текст только портит звучание или вовсе будет лишним в музыкальной композиции.
— Как вообще возникла идея проекта? До альбома «Zangezur» вы публиковали отдельные наработки в совмещении полевых записей с электроникой.
— Все это тянется еще из Омска. Все первые опыты с музыкой начались еще там, пятнадцать лет назад…
— С группы Penthouse, если я правильно помню?
— Боже, откуда вы это знаете? Да. Это была первая группа с ужасным названием. Это было больше похоже на баловство с одногруппниками. Я страшно много слушала Sonic Youth, альт-рок как раз был в моде, и я все пытала ребят: «Давайте делать группу вроде Sonic Youth!» — а люди не понимали! Так что это все быстро развалилось.
У меня тогда был переходный период, когда я закончила университет и выбирала, куда переезжать, в Петербург или в Москву. Поскольку группой я уже заниматься не хотела, то начала что‑то накидывать во Fruity Loops сама по себе. А потом с гитаристом еще одной местной омской альтернативной группы мы сколотили недолгоигравший проект Meatbeat, который мне нравится до сих пор.
— Делали диджитал-хардкор?
— Да. Пытались делать алекэмпайрщину (имеется в виду Алек Эмпайр — основатель диджитал-хардкор-коллектива Atari Teenage Riot. — Прим. ред.). Записали пару треков — а потом я уехала из Омска.
[Я уехала] с весьма конкретными целями. Первая — найти себя в жизни, конечно: в Омске не было ни подходящих вакансий, ни жизни, ни будущего. Я пыталась найти это в столицах и в итоге осела в Москве. Второй целью была как раз самореализация в музыке, и я искала себе группу.
Я попала в московскую хардкор-панк-тусовку, пела на квартирниках Янку Дягилеву под гитару, а друзья упорно твердили о том, какой крутой у меня голос, и о том, что мне нужна группа. Но никто не предлагал играть с ними! И вдруг сестра предложила мне играть вместе. С ней процесс внезапно пошел: так что к ее басу и моей «Ямахе» мы начали подыскивать барабанщика. Через Пашу Еремеева из Usssy мы познакомились с Диной Буркот, которая вписалась в наше дело (имеется в виду Диана Буркот, Карина и Люся Казарян придумали группу «Фанни Каплан». — Прим. ред.)
Но параллельно игре в Kenneth Anger и «Фанни Каплан» я собирала полевые записи и склеивала, переклеивала их, пока конечный результат мне не нравился и уходил в стол.
Началась любовь к такому с голландского проекта De Fabriek, наверное, потом я пошла вливать в себя уже более экспериментальную музыку. [Это произошло] ну, знаете, после подкастов [музыкального критика Андрея] Горохова. Мне захотелось попробовать себя в технике звуковых нарезок самой.
У меня скопилось некоторое количество записей из Грузии, Еревана и Польши, я их резала и иногда совмещала с битом. Но возможности заняться этим серьезнее не было, поскольку группа отнимала все свободное время. Так что вплотную к звуковому коллажу я обратилась, когда от «Фанни Каплан» случился некий передоз, когда меня в этой группе стало слишком мало, когда захотелось реализовать личные задумки в полную силу. Развал «Фанни Каплан» сопровождался еще и сокращением по работе, так что решив, что жизнь мотается по параболе, я занялась наконец Margenrot и записала «Zangezur».
— Во время прослушивания альбома у меня появлялось ощущение, что я отрыл кассетную индустриальную компиляцию из 80-х с кучей разных артистов. Как к вам пришло решение добиться такого разностороннего звука?
— Поначалу я вообще не хотела ничего конкретного. Мне совсем не интересно что‑то делать в одном направлении — брать одну тему и развивать только ее. Думаю, что на решение сделать разношерстную запись повлиял мой характер. Второй альбом будет такой же «сборкой». Сквозная тема в «Zangezur» все равно есть — общее звучание и мифологические образы.
— Кажется, наиболее яркой ее иллюстрацией будет трек «Aghves», так?
— Мне нравится делать вещи, которые, как я заранее думаю, не понравятся людям.
— Но это же один из ваших главных хитов на лайвах.
— Именно что! Для меня это было полной неожиданностью. Вообще я делаю все треки очень долго, этот же дался быстро — за неделю. Перед тем как записывать «Zangezur», я прокопала кучу дисков с армянской музыкой, из которых мне мало что понравилось, но вот этот сборник традиционных армянских песен от ансамбля «Карот» оказался потрясающим. Я взяла из него две а капеллы, наложила биток, и получилась ультратанцевальная штука на контрасте с остальным, более абстрактным материалом альбома.
Но вообще я думаю, что важно вводить в музыку не только иронию, но и самоиронию. Я не хочу противопоставлять себя «старой» и «народной» культуре, потому что мне незачем ей противостоять. Это не искажение традиции, не отрыв от нее, а некий вариант искушения — возможность сделать что‑то кому‑то назло и таким образом проверить что‑то на прочность. В данном случае — выдержит ли цельная задумка альбома вот такую вот интермедию. Вроде выдержала. Судя по всему, так и рождается интересное. В бесконечных проверках и на стыках несочетаемого.
— Но с чужими шумами вы же работаете. Скажем, вы записывали вокал для [экспериментального электронного дуэта] Sal Solaris.
— А проблем с тем, чтобы для кого‑нибудь спеть, — этого у меня вообще нет. Я и для «Ленина пакет» вокал записывала, вообще не против!
— Вы говорили, что небольшой парадокс предыдущего альбома в том, что во время его записи вы и начали интересоваться армянской культурой. И через полгода после «Zangezur» вышел «Disruption» американки Лары Саркисян, сопровождение для вымышленного кино по мотивам армянской мифологии. В создании одного трека приняли участие и вы.
— Офигенный релиз, да? Лару Саркисян привозили do_or_die в рамках проекта «Опыты нечеловеческого гостеприимства», и мне стало интересно: что делает армянка на другом конце света? Так что я пришла на концерт, познакомилась с ней и предложила записать трек вместе. Есть легкие на подъем люди, и Лара — одна из них.
Если говорить о собственном увлечении Арменией — то армянской культурой я заинтересовалась из‑за протестов в Ереване летом 2015 года. Тогда я еще работала в правозащитном центре, давно не следила за новостями из Армении, и когда люди вышли на улицы из‑за повышения цен на электричество, я с удивлением обнаружила, что и в такой консервативной стране, как Армения, есть и левые, и анархистские движения. Меня действительно пробрало, я почти заплакала от того, что происходило на «исторической родине».
— Насчет нового альбома. У него снова географическое наименование, «Spitak».
— Это вышло не специально! Но снова все вертится вокруг истории места. Вы же знаете, что это город, который [в 1989 году] сильно пострадал от землетрясения, город, который был почти стерт с лица земли. Который и сейчас стоит в руинах. Это безумно красивая история, но ничего, как говорится, личного.
«Spitak», кстати, работа не новая — это и есть тот самый первый альбом, записанный до «Zangezur», который все еще находится в процессе издания на немецком лейбле Aufnahme + Wiedergabe. Так что я и записала еще один альбом, чтобы скрасить ожидание, и быстро выпустила его на нашем Klammklang. Стас (Шарифуллин, владелец лейбла Klammklang. — Прим. ред.) делает все быстро, и вообще он человек мягкий, умный и располагающий одновременно. Плюсом — организованный промоутер. Вообще, если бы не Стас, то я и не решилась бы никуда выслать демо.
Интервью состоялось в преддверии фестиваля «Электромеханика»