Коронавирус, туры, Outline и Украина
— Я бы начала с актуальной повестки — коронавируса и связанных с ним последствий. У тебя на Resident Advisor из ближайших дат были отмечены 17 и 18 апреля. Как я понимаю, это уже неактуальная информация. Расскажи, насколько сильно на твоей деятельности сказалась пандемия?
— Если честно, то, что сейчас происходит, не сильно повлияло на меня. У меня уже были значительные пробелы в календаре, потому что, начиная с прошлого года, я кардинально поменял подход и перестал принимать запросы от незнакомых промоутеров или тех, с кем раньше не понравилось работать. И все равно за прошлый год я отыграл 78 раз, то есть по сути каждые выходные, но просто уже не два-три раза, а один. Кроме того, в январе я уходил на свои регулярные каникулы, потом решил продлить их и на февраль.
— То есть у тебя получился запланированный перерыв, но только растянувшийся еще и на весну?
— Да, и я думаю, что сейчас это хорошо. После предпоследней пластинки на Ostgut (Ostgut Ton — лейбл, принадлежащий каноничному берлинскому техно-клубу «Бергхайн». — Прим. ред.) — не знаю, с ней ли это связано — у меня было очень большое количество запросов. При этом многие выступления не приносили удовольствия и, более того, скорее причиняли моральные микротравмы. Поэтому я пересмотрел политику, ведь в моем случае выступления никогда не были вопросом денег. К тому же перелеты — это сильный стресс. Раньше я думал, что с легкостью это переношу: например, во время азиатско-австралийского тура у меня бывало пять-шесть выступлений, потом 12 часов перелета, еще три выступления и еще 24 часа перелета, а после еще и на вечеринку хотелось пойти. Но теперь это скорее исключение.
— А на более поздние сроки, скажем, на лето или осень, ты принимаешь запросы?
— Нет. Мне как раз на эту тему звонил агент. Но мне кажется, что ситуация затянется. Клубы, пабы и большие мероприятия были первыми, кто закрылся. Они и откроются последними. Потому что это то, без чего можно прожить, и то, что в теории может способствовать распространению вируса.
— Но вот некоторое время назад появилось открытое заявление от организаторов европейских фестивалей. Они намеревались провести события, объясняя свою позицию тем, что фестивали «являются концом пищевой цепочки», в которой они снабжают финансами артистов, подрядчиков и площадки. Как думаешь, как правильно поступать в этой ситуации? Должны ли проходить фестивали?
— На самом деле, я не знаю, стоит ли их проводить. Если они в какой‑то мере угрожают безопасности и здоровью, то не стоит. Но пока непонятно: надо следить за ситуацией, как распространяется вирус.
— Я помню, что какое‑то время назад ты удалялся из социальных сетей или закрывал свои аккаунты. Не спровоцировал ли текущий момент тебя вернуться?
— Нет, не спровоцировал. Наоборот. Какое‑то время назад я удалил много всего из соцсетей, удалил твиттер, фейсбук почистил и в какой‑то момент закрывал и фейсбук, и инстаграм. А потом вернул, но стал легче относиться к ним, потому что на меня очень легко повлиять, к сожалению, и соцсети создавали странные облака в моей голове.
Я понимаю, что это рабочий инструмент, но мне это не очень нравится. Мне кажется, что это очень токсичная среда. При этом именно через фейсбук я познакомился с некоторыми своими лучшими друзьями, и, например, то же появление в «Арме» было связано с фейсбуком, он мне очень помог в коммуникации. При этом я думаю, что если бы не фейсбук, то нашелся бы другой способ.
— Ты довольно долгое время был резидентом «Армы» и регулярно выступал в Москве, но последние годы у тебя здесь не было ни одного выступления. Расскажи, пожалуйста, почему?
— Когда начался бардак между нашими государствами, я какое‑то время еще продолжал приезжать на «Арму». И даже в самый пик, потому что уже привык, и сначала это было, в принципе, единственное место, где я выступал. Иногда играл в Киеве, но до какого‑то времени на украинской сцене я был не очень заметной фигурой.
И вот один раз я полетел в Москву из Берлина: на паспортном контроле прошли все русские и все немцы, а когда я протянул свой украинский паспорт, сотрудница службы, даже не открывая его, говорит: вам надо на дополнительный контроль. Меня отвели в комнату, и, насколько я понял, со мной там общался сотрудник ФСБ. Очень воспитанный, приятный молодой человек, общался со мной в очень толерантной форме. Но сам факт того, что всех пропускали, а меня только из‑за украинского паспорта остановили, оставил осадок.
В тот же самый момент я получил сообщение о том, что закрывают Outline. Я вообще человек параноидальный и после того случая задумался, хочу ли возвращаться в Россию. Мне было плевать на политическую ситуацию и на то, что кто‑то мог упрекнуть меня в том, что я выступаю в России. Даже не хочу углубляться в подробности, потому что очевидно, что умные люди никогда ничего бы не сказали — как с одной, так и с другой стороны. Но тот момент с паспортом оставил осадок, и я решил, что надо немного подождать, потому что не все воспринимают ситуацию так, как я.
Потом я все-таки собрался еще раз полететь на «Арму», я тогда находился в Венеции. Но ее отменили во второй раз, после чего я уже решил повременить. Было очень жалко, потому что «Арма» для меня — это особенные воспоминания, она была для меня возможностью проявить себя как артисту, как диджею. Они вообще очень многое сделали и не только для меня, а для многих артистов с постсоветского пространства.
С того момента меня много раз звали выступать уже другие ребята, да и в «Мутабор» звали, но я решил подождать.
Никогда не знаешь, что взбредет в голову конкретному человеку: вдруг им надо сдать план, что поймали такое-то количество гастарбайтеров. Я сейчас, конечно, просто создаю эти теории, но ведь так оно и есть, и я знаю, сколько русских ребят депортировали из Украины и сколько украинцев не пустили в Россию. И не пустить — это одно, а если заходит дальше и появляются какие‑то неприятности, то ты же бессилен.
Хотя, думаю, что пора задумываться, потому что я очень скучаю по Москве. Там живет много близких мне людей, хочется поиграть для них и хочется увидеть «Мутабор».
Диджеинг и CD
— А расскажи про свои методы диджеинга. После твоего последнего Boiler Room многие отметили твою технику: что ты играешь по три-четыре дорожки одновременно и совершенно не зависишь от их BPM. Расскажи о своей технике.
— Здесь буду откровенен: у меня была хорошая школа — я учился в самом первом клубе, где работал. Не могу назвать тот опыт резидентством — это была именно работа. Это было еще в Черновцах, где не было никаких мест, а были только дискотеки, где игралось все подряд. У меня не было тогда музыкального видения, но хотелось быть диджеем — был интересен сам процесс. И для того чтобы реализовать эту идею, мне надо было попасть туда, где будет доступ к оборудованию. В итоге я оказался в самом простом клубе — даже не в городе, а в 30 километрах от него. И каждую пятницу и субботу я должен был приезжать и играть стандартную программу, чуть ли не R’n’B с русской попсой, и там даже заказы принимались.
По сути я был включателем, но зато там было оборудование, хотя и не самое профессиональное. Я приезжал пораньше и занимался. Проработал так месяца два, а потом познакомился с парнем, который играл уже в городе на более серьезной дискотеке, где проходили вечеринки с электронной музыкой и были даже резидентские ночи. Я пошел туда, потом в еще один клуб.
Однако первая возможность сыграть на [проигрывателе] CDJ у меня появилась только года три спустя. До этого мы использовали какие‑то дабл-деки: они начинали играть через секунду после того, как нажимаешь Play, играли с большой задержкой, и BPM, конечно, там не был виден. Поэтому играть, собственно, beat-matching (сочетание битов — Прим. ред.) для меня стало очень легко, особенно с электронной музыкой, где стандартный BPM — 130–140 и нет перепадов. Господи, да сейчас на CDJ может сводить кто угодно. И сейчас эту легкость я стараюсь компенсировать творческим подходом, добавить что‑то свое, чтобы видоизменить трек. Да и мне просто неинтересно быть за пультом, когда играет один трек. Но при этом я могу адекватно воспринимать тех диджеев, которые играют именно треки и делают упор на их подбор.
— Это, наверное, про разницу подхода диджея и селектора (диджея, который не является продюсером — Прим. ред.).
— Немного такое разграничение существует, да. Но я не могу сказать, что эти подходы нельзя сочетать. Я себя отношу и к селекторам, и к диджеям. Просто когда я за пультом, мне хочется что‑то делать. А еще когда я только начал, у меня развился комплекс того, что я плохо свел. И теперь хочется компенсировать его своим подходом, показать, что умею играть. Я могу иногда поставить по две пластинки и два CDJ еще сверху. И если получается в такие моменты услышать что‑то новое, тут сознание отключается и начинаешь получать от этого удовольствие.
Но бывает, что я делаю упор на селекцию и оставляю трек таким, какой он есть. Такое бывает под утро: просто ставишь и понимаешь, что в него уже ничего не надо добавлять. Или иногда просто хочется поиграть с пластинок, а в виниловом сете я не вижу смысла слишком много лейерить, достаточно просто постоянно быть в миксе.
— Мне очень нравится то, как играет Djrum. Кажется, он от первоначальных треков не оставляет вообще ничего.
— Да-да, ну, он, если честно, один из моих героев, я им восхищаюсь. Но у него немного другой подход: у него больше бейс-корней, а все эти бейсовые чуваки — они скретчат.
— Насколько я видела, у тебя есть несколько EP, но нет альбомов. Это намеренный ход? Вот для тебя формат альбома не потерял актуальность в условиях, когда многие стали слушать музыку в потоке?
— Мне очень нравится формат альбома, но я не из тех артистов, которые могут сказать, что пишут альбом, сесть и записать. Хотя один раз я задался такой целью и даже начал отбирать треки. Когда появился достойный, я откладывал его, и так накопил много заготовок. Из тридцати выбрал около пятнадцати самых достойных, и начал работать над аранжировкой и полноценной записью. Это была уже стадия серьезного демо, но мы не смогли согласовать эту работу с лейблом. В тот период я еще активно турил и решил, что стоит просто отложить и отдохнуть. А некоторое время спустя понял, что этот материал будет лучше звучать в форме EP на Ostgut Ton, что и послужило началом проекта «Nolove».
— Кажется, звучание этого релиза отличается от твоих прошлых работ. Тут узнаваемы мелодика и чистота звука, но по ритмической структуре и, наверное, даже жанрово он другой.
— Да, у меня начали происходить большие метаморфозы в звуке. Я экспериментировал года с 2016–2017 и пробовал себя в новых направлениях. За это время я переоткрыл для себя IDM, электро и стал много слушать даунтемпо. Хотя у меня и так бывали эти стили в сетах, например, для радио.
— Вот, кстати, в треке «Eden» ощущается как раз влияние даунтемпо.
— Да. Хотя, если честно, в какой‑то момент я думал написать техно-трек.
Техно не получилось, и я решил записать то, что получается. Сейчас у меня нет стремления прийти к какому‑то знаменательному саунду: мне просто нравится, что происходят изменения.
— А какой у тебя сетап?
— Я диджитал гай. После переезда в Берлин я пробовал синтезаторы и драм-машины, но мне нравится, когда у меня есть полный контроль над каждым звуком и большой экран. Есть аналоговая обработка, но это только обработка. Может быть, когда‑то это изменится. Сейчас мой сетап создает некий флоу для меня, в котором есть продуктивность. Правда, я очень долго работаю над деталями: думаю, что в этом как раз сказывается работа в цифровой среде. Хотелось бы писать быстрее, но пока этот принцип для меня еще не исчерпан.
— Но зато ты максимально активен во время своих сетов.
— Да, я думаю, это компенсирует статичность в студии, ха-ха.
— В графе «информация о себе» на том же Resident Advisor у тебя нет никакого описания, кроме координат. Они ведут на Каменец-Подольский: то есть ты себя больше всего ассоциируешь именно с этим местом?
— Раньше там были какие‑то биографии, написанные агентством. Причем написанные хорошо и интересно, но их нужно постоянно апдейтить, и я решил, что агентство само позаботится об этом. А место, где я родился, — это, наверное, самое важное. Меня часто туда тянет, и даже сейчас, когда я понял, что закроют границы, я задумался, а не стоит ли поехать туда.
— А в Берлине ты чувствуешь себя как дома?
— Да, я живу тут уже пять лет и здесь у меня впервые появилось чувство домашнего очага. Но именно здесь я также ощутил, что меня тянет в Черновцы или Каменец-Подольский, где живет моя бабушка. Думаю, что было бы хорошо в будущем иметь там место, куда можно приезжать, чтобы проводить время с семьей. У меня там бабушка, и вся моя семья.
— Ты посвятил свой последний релиз «Nolove» вместе с клипом и будущей виртуальной выставкой своим родным местам — Черновцам, Каменец-Подольскому. Расскажи, пожалуйста, какие два вопроса ты задавал людям, которые будут представлены на выставке?
— Видео, которые будут представлены на выставке, — это оригинальные нарезки с голосами людей. Изначально у нас была идея задавать людям три конкретных вопроса, но в какой‑то момент нам стало интереснее просто дать им поговорить. Первое или второе интервью длилось три часа, за которые человек рассказал чуть ли не всю историю своей жизни. В принципе, это именно то, за чем я и ехал: первоначально я хотел показать людей. Ведь именно люди создают атмосферу места.
— Почему «нелюбовь»?
— Хотелось придумать название из одного слова: у меня почему‑то так сложилось, что все треки называются одним словом. Но ничего не выходило, пока мы не поехали в деревню, где родился мой дедушка. Это особенное место, хотя я там никогда не жил и только однажды провел неделю, когда болела прабабушка, а мы с дедушкой присматривали за хозяйством и домом, ходили на рыбалку. В этом месте что‑то есть — меня всегда туда тянуло и хотелось там поснимать. Но там разруха полная, это в 20 километрах от Каменец-Подольского. И когда мы поехали туда с ребятами (на съемки. — Прим. ред.), я предложил заехать на рынок и купил баллончики, хотя сначала не понимал, зачем. И уже на выезде из деревни я сказал, что в этом месте вообще нет любви — и надо это немного разбавить.
— А может ли в это место вернуться любовь? Ты говорил, что там не то чтобы ее совсем нет, но место пустеет.
— Я думаю, там все образуется в какой‑то момент. В целом, Западная Украина относительно благоприятный регион для жизни на мой взгляд. Там есть деревни, в которых у людей свой бизнес, может быть, еще в Европу уезжают на заработки, есть некая оживленность.
А вот именно возле Каменец-Подольского есть несколько деревень, которые выглядят очень уныло. Причем, отъедешь километров на 50, и все оживает. Не знаю, с чем это связано: это даже не деревня — раньше она была мини-городом, районным центром, но потом этот статус у него забрали и отдали Каменец-Подольскому. Может быть, из‑за этого. Но я думаю, что там все образуется: так устроено в природе, мне кажется, все идет к стабилизации.