«Сестры» — новая группа с лейбла Скриптонита. Кто они такие?

В конце октября на лейбле Скриптонита Musica36 вышел дебютный альбом группы «Сестры» «Когда были волны» (а перед этим был фит с Адилем Жалеловым «Высота»). Музыкальные медиа хвалят «Когда были волны» за необычную атмосферу и оригинальную работу с формой (почти все треки лишены стандартной схемы «куплет — бридж — припев»), а звучание «Сестер» сравнивают то с Джеймсом Блейком, то с Gruppa Skryptonite.

Родные сестры Настя и Маруся выросли в музыкальной семье: бабушка Людмила Акишина — известный советский педагог классической гитары, мама пианистка и выпускница Минской консерватории, отец — профессиональный гитарист, игравший с эстрадными звездами 1960-х. Обе девушки в итоге тоже получили академическое образование: Настя закончила «Гнесинку» по классу эстрадного вокала, а Маруся училась играть на альте в Академии Маймонида.

Начав вместе сочинять песни под игру на фортепиано, они вскоре познакомились с Павлом Петренко — звукорежиссером ТВ, который тоже получил музыкальное образование и занимался творчеством для себя. Паша стал третьим участником группы: он отвечает за все, что связано со звуком, от аранжировок до сведения.

Именно в таком составе «Сестры» выпустили первые EP: четырехтрековые «Не обо мне» (2018) и «Окна» (2019). Релизы услышал Скриптонит, а, послушав демо грядущего альбома, он пригласил «Сестер» на лейбл.

В первом большом интервью Настя, Маруся и Паша рассказали, почему они полностью доверяют Скриптониту, раскрыли причину эскапистского настроения альбома и объяснили, как двум родственницам ужиться в одном коллективе.

— Как изменилась ваша жизнь за последние несколько месяцев?

Маруся: Последние месяцы мы готовились к релизу: обсуждали обложки, доделывали клип и все прочее.

Настя: Все ускорилось, потому что приближалась дата релиза. Нужно было быстро многое решить и придумать. Раньше мы в основном занимались только написанием музыки и не думали о сопутствующих вещах, которыми приходилось заниматься в последние месяцы.

Маруся: Конечно, многое организует лейбл, но мы все равно во всем участвуем, обсуждаем, всегда находимся на связи.

— А что изменилось после подписания на лейбл?

Паша: Подписание произошло еще до пандемии, в 2019 году.

Маруся: Да, и все это время мы доделывали альбом. Теперь мы почти все делаем на студии. Но мы все так же втроем. Естественно, лейбл помогает во всех вещах, которые идут после музыки: клипах, съемках, промо.

— Работа на студии сильно отличается от домашней?

Паша: Неа. Мы пользуемся тем же сетапом, что и всегда, — гитара, комп, микрофон, — просто теперь мы переехали на студию.

Настя: Вообще, все основные вокальные дорожки для альбома мы записали еще дома, на обычный Shure SM57, и решили не переписывать. Нам нравилось общее настроение, на студии дописали только бэки. Здесь, конечно, все гораздо лучше с микрофонами, много разных, можно подбирать индивидуально под конкретные задачи.

— Насколько я понимаю, первым с Адилем (Жалеловым, то есть Скриптонитом. — Прим. ред.) познакомился Паша. Расскажи, как это было.

Паша: У меня есть друг, он тоже певец. И он показал Адилю «Сестер», вторую ипэшку. Ему понравилось — сначала просто познакомиться позвал, а через пару недель сказал, что на студию нужен человек, который сводил бы музыку. Я начал сводить, а через пару месяцев показал ему демки нашего альбома. Ему понравилось, и он сразу сказал: «Давайте к нам».

Настя: На следующий день мы познакомились с Адилем. Мы с Марусей сразу поняли, что здесь можем быть спокойны за то, что нас с нашей музыкой понимают. Мы не раздумывали, просто были рады этому. Поняли, что все правильно происходит и наше место здесь.

— Что он говорил о вашей музыке?

Паша: Он сразу сказал, что это надо продвигать как коммерческое музло. Он объяснял, почему это надо двигать как прям большое дорогое музло — было захватывающе слушать. Когда на такое смотришь, то понимаешь, что тут если говорят, то обязательно делают. У меня изначально не было ощущения, что это музыка, которую будут везде слушать.

Маруся и Настя (хором): А у нас было!

Маруся: Да, мы всегда воспринимали себя как поп-музыку. Здесь мы с Пашей не согласны.

Паша: Адиль сразу предложил нам средства, команду и любую помощь, чтобы продвигать нашу музыку.

— До знакомства вы вдохновлялись его музыкой?

Настя: Давайте вообще разберемся, что такое вдохновение. Что ты понимаешь под этим словом?

— Культура, которую ты регулярно впитываешь. В случае музыкантов, это, наверное, в первую очередь музыка, которая влияет на их мироощущение, которую они пропускают через себя и переваривают, которая по итогу влияет на их творчество.

Настя: Ага, понятно. Мы это слово немного по-другому используем. Для нас вдохновение — это ментальное состояние.

Маруся: Да, состояние, в котором ты способен делать что‑то лучше, чем обычно.

Настя: В этом состоянии ты не способен думать ни про какие референсы, это просто творческий поток.

Маруся: Но если говорить о влиянии, то, конечно, влияет вся музыка, которую ты слушаешь, и особенно та, которую ты любишь. Адиля мы слушали довольно много. Если в процентном отношении, то это, наверное, будет 90 к 10 по отношению к остальной русской музыке. Может быть, и повлияло.

Настя: Важно понимать, что это не сознательный уровень: «Ой, как классно, давайте сделаем так же». Это из другого спектра.

— Учитывая, что Адиль перфекционист, он влезал в вашу работу над альбомом?

Настя: Нет, и мы искренне очень благодарны ему за такое отношение. Мы пришли с демками альбома — просто доделали их, и все.

— Почему, на ваш взгляд, его звучание так сильно выделяется на фоне остальной русскоязычной музыки?

Настя: Это работает как магия: ты включаешь и можешь бесконечно слушать.

Паша: Его музыка отличается от другой тем, что Адиль очень старается. Он очень много работает. У него нет проблемы с реализацией материала. Конечно, он доводит это до какого‑то понятного состояния. У артистов часто есть какое‑то видение и вектор понимания, и из‑за этого происходит очень много рефлексии: люди часто пишут в стол, бесконечно докручивая и украшая то, что в этом не нуждается. Они утыкаются в эту проблему, не могут писать новый материал, потому что старый не дописан. А здесь наоборот: очень много музыки, трудолюбия и очень серьезная любовь к делу.

— Тем не менее самые популярные комменты после выхода альбома — о том, что вы звучите как Gruppa Skryptonite с женским вокалом.

Маруся: Мне не кажется, что похоже.

Настя: По-моему, мы не особо похожи, но можно предположить, почему люди так считают. Во-первых, потому что это песни, а не рэп. Во-вторых, потому что мы на одном лейбле — это просто ассоциация.

Маруся: Когда кто‑то новый появляется, его нужно положить на какую‑то полочку. И нас кладут на одну полочку с Gruppa Skryptonite. Что неплохо.

— Но звучание по сравнению с EP все равно заметно поменялось. Почему?

Маруся: Мы меняемся, меняется и звучание.

Паша: Да у нас даже второй EP относительно первого сильно отличается.

— Да, но здесь звучание явно больше заточено под поп-звук, под коммерческий звук.

Маруся: Альбом не был специально заточен [под такой звук], он был так написан еще до подписания на лейбл.

— В последнее время много скандалов вокруг музыкантов и лейбловА что за скандалы?Два главных в этом году: артист Шарлот отказался от сотрудничества с Sony Music из‑за неустраивающих его условий контракта. А рэпер Thrill Pill поругался с Warner Music из‑за того, что лейбл якобы недодал ему денег. Кроме того, в 2019 году были разборки между Black Star и его бывшими подписантами, прежде всего c Леваном Горозией, по поводу прав на псевдонимы и песни артистов., и первые все больше опасаются связываться с последними. Не боитесь, что потом и у вас могут возникнуть проблемы с правами?

Паша: Мы очень внимательно читали контракт. Мы дотошные в этом плане и очень серьезно к этому отнеслись. Плюс при подписании объявили, что права на музыку точно останутся у нас после окончания контракта. Условия хорошие.

— Почему вы выбрали именно Musica36? Какие еще факторы кроме разговора с Адилем сыграли?

Маруся: Мы любим музыку, которая здесь выходитКого еще издает Musica36? Скриптонит, Gruppa Skryptonite, Truwer, Kali, M’Dee, Райда, Tayöka.. Хотелось стать частью этого движа. Мы знали музыку и других ребят задолго до того, как сюда пришли.

Паша: Здесь классно, что все друг с другом общаются, нет проблем с коммуникацией, можно всегда что‑то обсудить. Наверное, на других лейблах до главного бывает сложно достучаться. Здесь такой проблемы нет, потому что он всегда здесь, работает у себя и готов поговорить.

— Вы работаете сейчас где‑то еще параллельно?

Настя: Это как раз к вопросу о том, что изменилось у нас за последние месяцы.

— Как теперь выглядит ваш обычный рабочий день?

Маруся: Теперь мы все время в телефоне, постоянно переписываемся в телеграм-чатах, что‑то обсуждаем, договариваемся. Если нужно, приезжаем на студию или еще куда‑то. Если коротко, наш рабочий день в последние недели выглядит как телефон в руке. Часто приезжаем на студию — например, сейчас, после интервью, пойдем порепетируем.

Паша: Я каждый день в студии. Обычно приезжаю после обеда и сижу до 11–12 вечера, занимаюсь музыкой. Там нет ничего необычного: я занят сведением, музыкой лейбла, девчонки в основном сейчас занимаются промо. Все мы сейчас работаем только на Musica36.

— Лейбл ставит задачи по написанию каких‑то конкретных песен? Например, сделать трек, который с большой вероятностью может стать хитом?

Маруся: Нет, у нас не было таких разговоров. Мы никогда не подходили к написанию музыки с какой‑то целью, чтобы сделать песню определенного вида или что‑то подобное. Мы совсем по-другому работаем, никогда не думаем о конечном этапе — как она будет расходиться, когда выйдет.

Настя: Как мы пишем музыку. Кто‑то из нас садится за фортепиано, обычно по очереди: десять минут ты, десять — я, играем какие‑то аккорды, импровизируем и вместе поем. Включаем диктофон и все это записываем. На следующий день мы это слушаем. Если что‑то западет в душу, мы думаем, как из этого определенного настроения и энергии сделать песню. Потом мы сочиняем слова и доводим до состояния оформленной песни. Записываем голоса под фортепиано и идем к Паше для дальнейшей работы.

Маруся: И только потом, когда уже все почти доделано, мы слушаем и думаем, что будем с ней делать. Только в этот момент.

— Какой из песен с альбома вы больше всего довольны?

Маруся: Мы их не разделяем. Этот альбом мы воспринимаем как единое музыкальное произведение. Нам просто любопытно, как сейчас будут заходить песни и как их будут слушать люди. Посмотрим, что будет дальше; сейчас любимые песни выделить невозможно.

— У вас музыкальная семья. Родители с детства прививали вкус к музыке?

Настя: Выходит, что так (смеется). Вообще, это сила окружения. Все, кроме школы, кто нас окружал, — это музыканты: друзья бабушки и мамы, их тусовка.

Маруся: Кстати, нас никогда не заставляли заниматься музыкой. Говорили: «Если не хотите, не надо. Хотите — пожалуйста. Что хочешь? Скрипку — на скрипку. Хочешь рояль — на рояль».

— Когда и с чего вы начали заниматься музыкой?

Маруся: Как и все дети, лет в семь пошли в музыкальную школу. Выбрали себе инструменты и начали заниматься. Мы же действительно росли в такой среде. Помню, когда я была маленькой, мы сходили на концерт наших друзей — это был струнный квартет. Мне так понравилась механика этого — одной рукой водишь, другой перебираешь. Я сразу сказала маме: «Хочу играть на скрипке!» Она ответила: «Поживи еще год спокойно, тебе пять». Я говорю: «Ну нет!» В итоге дали скрипку и отдали в музыкальную школу. Настя сначала пела и играла на фортепиано — тоже сама захотела, и отдали. Все очень логично складывалось.

— У Насти было на тебя влияние в музыкальном плане?

Маруся: Наверное. Она же моя старшая сестра. Я хотела быть такой же крутой, как она. Но это не в плане музыки, наверное. В музыке мы, будучи детьми, параллельно развивались и практически не взаимодействовали. Мы занимались в разных комнатах, играли на разных инструментах и учились у разных педагогов. Вместе начали заниматься музыкой, уже когда повзрослели.

— Не было скучно? Потому что большинству детей, которые учатся в музыкальной школе, это кажется довольно нудным занятием.

Настя: Конечно, я в какой‑то момент только так забивала на школу (смеется).

Маруся: Настя забивала, а я нет. У меня была идея фикс: я хотела стать скрипачкой. Я сначала мало занималась и никому об этом не говорила, но желания бросать у меня никогда не было.

— Когда решили перейти к поп-музыке?

Маруся: У меня не было такого, что академическая музыка надоела. Мы попробовали сочинить песню, сочинили и больше не смогли остановиться. Это было лет восемь назад. Мы очень долго занимались параллельно и тем и другим. Когда встал выбор, куда дальше идти, нам всем уже было понятно, что сосредоточимся на поп-музыке: мы уже работали с Пашей и записали EP.

Настя: Это ты сейчас про себя говоришь — у нас же было по-разному. Маруся просто тогда доучивалась в институте. Но да, мы вместе поняли, что нам ничего так не нравится, как это, и сошлись в этом выборе единодушно. Мы делаем то, что действительно хотели.

— Ваш отец выступал с советскими эстрадными музыкантами. В ваш дом приходили знаменитости?

Настя: Наш отец правда в молодости выступал с известными артистами. Но это было лет за тридцать до нашего рождения. Нашему отцу сейчас восемьдесят лет, естественно, мы не видели, что было тогда. У него была интересная жизнь, но мы все знаем только по рассказам.

У бабушки одним из учеников по гитаре был Игорь Саруханов, в Долгопрудном его семья жила в соседнем доме, а его родители хорошо общались с нашей бабушкой. Я помню, как он приезжал выступать к ней на юбилейный концерт в музыкальной школе, но мы с Марусей были тогда совсем маленькие. Мне было лет семь.

— Каково работать с родной сестрой?

Настя: Мы суперздорово взаимодействуем. Вообще, круто, что так вышло. Мы банда.

Маруся: Мы чувствуем музыку похожим образом, поэтому нам легко вместе работать. Мы даже сочиняем одновременно и легко.

Настя: Когда мы стали писать песни, мы сразу начали делать это вместе. Мы никогда не думали о том, какую музыку будем делать. Просто решили: «О, давай делать!» — «Давай!»

— Как вы познакомились с Пашей?

Настя: У нас есть общий друг-музыкант Игорь Грибов. Он, кстати, будет с нами в команде играть на гитаре и синтах. Мы раньше занимались музыкой вместе с Игорем. Он и познакомил нас с Пашей.

Паша: Это мой друг из моего родного города. Он пришел и попросил помочь сделать песню. Я согласился, и как‑то это подзатянулось.

Маруся: Группа с Пашей обновилась. Первый EP мы записывали уже втроем. Когда мы приходили к Паше, у нас уже были песни и идеи, а дальше мы вместе думали и выбирали.

— Паша, ты работал звукорежиссером на телике. Что это были за канал и программы?

Паша: Я сначала работал на продакшене, который делал программы для «России 2»Что за канал?Существовавший с 2003 по 2015 год спортивный телеканал, принадлежавший государству. До 2010 года назывался «Спорт». Заменен телеканалом «Матч ТВ»., потом мы с той же бригадой звукорежиссеров перешли на прямые эфиры программы «Большой спорт». Потом «Россия 2» закрылась, открывался «Матч ТВ», и часть штата пригласили работать на новый канал — там я и заканчивал свой путь на ТВ.

— Как ты туда попал? Увлекался спортом?

Паша: Нет, я всю жизнь увлекался рэпом. Однажды увидел твит Дениса КарандашаКто это?Денис Григорьев, он же Карандаш, один из важнейших русских рэперов нулевых, автор альбома «Американщина». — он на этом продакшене занимался графикой и написал в твиттере, что команда ищет звукорежиссера. Я написал контакту, который он оставил, и меня позвали.

— В чем заключается работа звукорежиссера на ТВ?

Паша: На постпродакшене аналитических программ и документальных фильмов происходит вот что. Записывают телеведущих, у них два микрофона, то есть две дорожки. Они поговорили, началась видеомагнитная запись, то есть сюжет. Там несколько дорожек: голос спикера, интершум, музыка — ты должен все это привести к некоему балансу, чтобы зрителю было удобно слушать всю совокупность. На прямых эфирах примерно то же самое: у тебя есть пара фейдеров с ведущими и пара с сюжетами. По большому счету ты поднимаешь-опускаешь фейдеры, если не возникает внеплановая ситуация. Нужно просто следить, чтобы все было в балансе по звуку, там почти нет особых тонкостей.

Звукорежиссеры — это очень часто ребята из музыки. Не всегда и не у всех получается достаточно зарабатывать музыкой, поэтому люди ищут какие‑то смежные штуки. Одна из них — звукорежиссура такого толка.

— Это помогает в музыке?

Паша: Мне помогло стопроцентно. Во-первых, я познакомился с кучей классных ребят, которые стали моими друзьями. Это как раз музыканты, которые подрабатывают так. Они меня многому научили. Например, Андрей Бугров как раз работает на «Матче», он автор классных двух альбомов. Мы с ним писали музыку в то время. Ленька Шешенин еще, он сейчас почти не занимается музыкой, но году в 2011-м или 2012-м он вместе с Манижей делал ее первые треки. Во-вторых, я в целом стал лучше понимать этот самый баланс. Крутить эквалайзер с компрессором я научился именно на телике.

— Давайте про название. Есть ли в нем, кроме очевидного смысла, что‑то еще? Может, это аллюзия на фильм Бодрова, например?

Паша: Многие строят такие теории почему‑то. Но никаких аллюзий нет. К тому же на тот момент мы не нашли никаких групп, которые бы назывались просто «Сестры».

— Удавалось ли вам зарабатывать на музыке до подписания контракта?

Маруся: Ну долларов сорок мы заработали, конечно (смеется).

Паша: Это с агрегаторов. Но мы платили за размещение, поэтому в итоге в ноль вышли.

— Как реагируете на постоянные сравнения с Джеймсом Блейком? Не раздражает?

Маруся: Совсем не раздражает. Джеймс Блейк прекрасен.

Паша: Мы в принципе не стараемся делать такую музыку, какую кто‑то уже делал. Мы продукт своего опыта: мы слушаем музыку, живем свою жизнь, к нам приходят всякие тембральные и мелодические штуки с разных сторон и в разном виде — мы просто синтезируем из этого что‑то свое. Наверное, мы похожи на Блейка. Но штука в том, что сравнений много и нас часто сравнивают с теми, кого мы даже не слышали.

Настя: Например, FKA Twigs никто из нас особенно не слушал.

— Давайте тогда закроем этот вопрос: кого вы слушаете и кто вас особенно покорил в последнее время?

Настя: Фрэнка Оушена очень любим и много слушаем. Кендрика обожаем.

Маруся: Мне понравилась песня, которую Slowthai делал с Джеймсом Блейком.

Настя: А мне не очень. Билли Айлиш уважаем, но я, если честно, не очень часто ее слушаю. Но если случайно попадается, мне нравится всегда. Обычно под жизнь не подходит — я более ритмичное люблю. А Маруся любит вот.

Паша: То есть для тебя даже Билли Айлиш недостаточно ритмичная?

Настя: Да, в последнее время люблю что‑то еще бодрее. Обычно в жизни слушаешь музыку, когда куда‑то идешь или едешь, когда находишься в движении. Я редко включаю музыку дома в колонках. Поэтому нравится более ритмичная музыка, которая подходит под шаг.

Паша: Я очень поп-пацан. Даже если музон странный, то все равно популярный. Люблю Фрэнка, люблю Блейка, люблю Bon Iver. Если это электронный музон, то довольно простой. У меня есть кенты, которые реально копаются, показывают какого‑нибудь детройтского технаря из девяностых, а я вообще ничего не понимаю. Из последнего, что я полюбил, — это Choker. У него есть ипэшка «Forever & a Few» — это прям два месяца моей жизни в прошлом году. Последняя запавшая в душу музыка, от которой плакать хочется.

А из прям последнего, что в этом году я слушал, это Vacío. Это русский пацаненок из Еката, у него недавно с Федуком выходила песня «Друзья». У него очень-очень-очень классный альбом «Индепендент», я прям впечатлен. Очень хочется познакомиться и пообщаться, крутой пацан. Адиля очень любим слушать.

Еще из русских очень люблю Земфиру. Не знаю ни одного ее альбома полностью, но если включить послушать, то всегда с удовольствием.

— А из академической музыки?

Настя: Я люблю Рахманинова.

Паша: Все любят Рахманинова.

Маруся: Недавно слушали Шопена и Баха.

Настя: Да, круто вкатило! Давно не слушали, вдруг решили поставить и очень кайфанули.

— Кажется, академическая музыка у вас и в плане прослушиваний отошла на второй план.

Настя: Конечно, она под нашу жизнь не подходит.

Маруся: Мы сейчас занимаемся поп-музыкой, и нам в этой среде вариться интереснее.

Паша: Академическую музыку нужно слушать. Прям садиться и слушать. Это как картины рассматривать.

Настя: Это не музон-фон. Там очень много информации. Этому нужно посвятить силы и время. Но оно того стоит.

— По тому, как вы рассказываете о написании музыки, складывается ощущение, что вы больше про форму, чем про содержание. Это так?

Настя: А что такое форма и что такое содержание? Как ты это понимаешь?

— Здесь я имею в виду вполне прямолинейное значение: содержание — лирика, форма — все, что ее окружает.

Настя: Для нас это по-другому. Для нас содержание — это аффект. Это то, что с тобой музыка делает, в какое состояние тебя погружает.

Маруся: А уже вся музыка, вместе со словами, — форма для всего этого.

Настя: И это все важно. Нет ничего более или менее важного. Важно прям все.

— То есть ваша музыка больше про настроение и про создание атмосферы, чем про мелодии?

Настя: Да, можно и так сказать. Мелодия вне контекста не работает. Она часть атмосферы трека. Любая мелодия нужна для чего‑то, она отдельно не работает.

Паша: Это все про содержание: музыкальное содержание, гармоническое, мелодическое.

Маруся: Музыка всегда работает даже без слов, в ней всегда есть содержание.

— Почему вы постоянно ломаете классическую структуру треков, делаете неожиданные переходы, обрываете фразы?

Настя: Мы просто ничего не делали с тем, что записали во время импровизации.

Маруся: Это нужно было для того, чтобы оставить тот самый аффект. Мы хотели сохранить настроение и ничего не сломать.

Настя: Мы старались ничего не трогать. Там как раз было восемь частей, которые классно друг в друга переплывают. Мы подумали: «Господи, как классно они друг в друга переплывают! Надо не испортить это». Некоторые остались такими, какими были изначально. Некоторые подсобрали под более классическую форму — куплет и припев. «Огни» и «Оставь одну» как раз из таких песен.

— На дебютном EP «Окна» вы часто используете разговорные вставки. Зачем и откуда они?

Паша: Это наши друзья, они просто сидели на кухне и разговаривали. А я в тот момент как раз искал, как связать все песни вместе. Решил всех подвести, оставил микрофон включенным и объявил об этом только через час. По настроению это подошло. А фразу после первой песни [«Вдвоем»] «Да здравствует зима!» мне племянник по вотсапу записал.

— Как родилось название альбома?

Настя: «Когда были волны» — строчка из песни «Высота». Изначально ее идея придумывалась вместе с остальными для альбома. Она должна была быть последней, но в итоге решили выпустить ее отдельно.

— Почему? Она же вполне подходит по настроению, плюс теперь она самая популярная у вас.

Паша: Я навыпендривался. Сказал, что будет слишком много инфы. Мы написали ее последней, и к моменту ее демки альбом уже был в каком‑то виде. Я его слушал и воспринимал песню «Не бойся» как финальную. На мой взгляд, если бы после нее шла еще и «Высота», это было бы too much. «Не бойся» идет пять минут с чем‑то, «Высота» пять минут — у меня был испуг, что это много для концовки.

Настя: Мы стояли на своем очень долго, пока наконец не решили послушать все треки вместе как альбом. И тоже сдались, потому что это было тяжело. Мы сначала совсем забросили «Высоту» и не понимали, как ее выпускать. И Адиль прислал куплет; мы сразу поняли, что судьба этой песни — быть выпущенной перед альбомом. Круто, что так вышло. Мы рады, что она существует так, как есть.

— Вы участвовали в написании сценария для клипа «Нет дела»?

Настя: Кстати, нет. Это была идея режиссера. Женя [Бакиров] пришел, сразу рассказал свою идею, и мы решили, что это классно. Он отчасти смог передать настроение всего альбома, хотя, как оказалось, слышал только одну эту песню.

Маруся: У нас в альбоме много про вечеринки. Поэтому показать вечеринку в клипе было оптимальным решением.

— Вы говорили, что это эскапистский альбом. У вас в лирике часто фигурируют сны и фантазии. Откуда такое настроение и повлияла ли на него пандемия?

Настя: Мы с Марусей сидели дома еще до того, как это стало мейнстримом, ха-ха. Сложно сказать, откуда появилось такое настроение. Мы долго сидели и слушали диктофонки, думали, пытались понять, о чем это. Вот так мы расшифровали, о чем это.

Маруся: Это больше похоже на решение уравнения: тут такие вводные, а тут такие. Так постепенно ты понимаешь, к чему идешь.

— В описании альбома есть такая фраза: «По лирике это альбом про вечеринки и о том, как хочется от них куда‑то сбежать». Связано ли это с какой‑то конкретной историей?

Маруся: Наверное, это про общее отношение.

Настя: И что‑то из того, что бывало. Наверное, у всех бывало на вечеринках такое чувство: «Что я здесь делаю? Сколько это вообще может продолжаться?»

— Это больше про то, чтобы посидеть дома и позалипать?

Настя: Это больше про то, что ты устала, кажется, от всего. Будто находишься в какой‑то такой точке, в которой ты уже не хочешь, чтобы все было по-старому, но еще не знаешь, как по-новому. Точка, когда происходит этот перелом. Вот об этом наш альбом, мне кажется.