Баста — главный антигерой недели. Он провел два концерта в питерском Ледовом дворце. На обоих шоу собралось суммарно более 10 тысяч человек. Судя по фотографиям с концертов, социальная дистанция там соблюдалась так себе — люди сидели и стояли рядом друг с другом.
Тем временем Петербург становится одним из лидеров по числу людей с ковидом (под 4 тысячи заболевших в день, хуже дела только в Москве). Вакуленко ожидаемо словил тонны праведного гнева — в твиттере по запросу «Баста» Василия оскорбляют последними словами.
Подлило масло в огонь и видео Басты с объяснениями: Василий заявил, что концерт соответствовал мерам защиты: мол, все соблюдали дистанцию, всем раздали маски и померили температуру, в помещении были санитайзеры. По записям с концерта четко видно, что Василий лукавит: дистанция не соблюдалась.
Хейт Басты понятен и отчасти заслужен. Но вот в чем дело: вопросы задавали только Басте. Претензии высказывали только Басте. Отвечать пришлось только Басте.
Я не хочу сейчас быть адвокатом Вакуленко, но попытаюсь объяснить ситуацию с противоположной стороны. Не скажу свежую мысль: концертная индустрия в стране с марта фактически парализована. Она пострадала, пожалуй, больше прочих — без работы остались тысячи человек: это не только артисты, менеджеры, промоутеры и организаторы, но и светотехники, звукорежиссеры, операторы и другие люди, чей труд на концертах не виден, но важен.
Закрытый чат работников местной концертной индустрии — самое грустное комьюнити, за которым я наблюдал в этом году. Не буду выносить то, о чем там конкретно говорили, но это был огромный сгусток человеческого отчаяния. Надо понимать: в то время как Франция, Германия и Великобритания выделяла миллионы долларов субсидий концертным работникам, их коллеги из России получили на руки 12 тыс. рублей (стандартное отчисление пострадавшим отраслям). В «мирное время» они получали 60–70 тыс.
Когда концерты с условиями ограничений все-таки разрешили, общество раскололось. Большинство руководствовалось принципами общечеловеческими: как можно проводить концерты, когда болеют и гибнут люди? Меньшинство — не только условно «бесстрашные» молодые люди, но и деятели индустрии — утверждали: шоу должно продолжаться.
У концертных работников — логика выживания, и ее можно понять: представьте, вы получали комфортные 60–70 тыс. рублей, делали долгосрочные планы, привыкли к определенному комфорту — и тут остались без денег, без поддержки и без перспектив.
Когда начались концерты, стремление вернуться к работе и снова зарабатывать деньги, несмотря на стигматизацию обществом любых массовых мероприятий, можно понять. Антропологи и социологи наверняка что‑то сказали бы сейчас о тонкостях и особенностях человеческой природы. Но так и есть: у сидевших без зарплаты работников, у многих из которых есть семьи, риторика в духе гуманизма уступила место логике выживания. С их выбором можно спорить, можно осуждать, но невозможно не понять.
К Басте, ясное дело, вопросов больше, чем к тем, кто ему ставил свет и настраивал гитару. В то время как артисты массово переносят шоу на следующий год — не в последнюю очередь из гуманистических соображений, — он рискнул и провел концерты в разгар пандемии. Очень боюсь, что кто‑то из посетителей этих концертов проведет ближайшее время в изоляции — домашней или больничной.
Вероятно, многих из них за эти пару дней он избавил от головной боли на тему поиска денег на празднование Нового года. Вероятно, проводя концерты, он тоже руководствовался гуманистическими соображениями — только имея в виду не зрителей в частности и петербуржцев вообще, а своих подчиненных. Но опять же, почему вопросы только к Басте? Ему формально разрешили провести концерты — он их провел.
Зато хочется задать вопросы, например, работникам «Ледового дворца»: почему при пятидесятипроцентной посадке люди кучковались друг с другом? Почему большинство сидело без масок?
Еще больше вопросов хочется задать властям. Почему законодательные акты об ограничениях написаны настолько непонятным языком, что и новостным редакторам, и работникам индустрии приходится прибегать к услугам юристов, чтобы они растолковали эти акты? Почему местные власти штрафуют и закрывают одни клубы, но при этом продолжают работать и даже спокойно открываются другие? Почему крупная площадка не может получить субсидию от государства только из‑за того, что снимает помещение в субаренду, а не аренду? Почему действуют издевательские полумеры с ограничениями в 25% зрителей — когда работники индустрии в один голос говорят, что провести концерт в таких условиях нерентабельно? Почему, в конце концов, площадки получают 12 тыс.рублей на фоне мощной поддержки театров?
Вот эти вопросы, как мне кажется, важнее. Концерт Басты — моральный выбор Вакуленко, его команды и зрителей. Но вопрос этого выбора вряд ли стоял бы, если бы концертную индустрию России спасали от беды.
