Rozalia была звездой тиктока, а стала большой поп-артисткой. Мы поговорили с ней

— Твои интервью постоянно сводятся к одной теме: тикток, индустрия, как пробиться, как взлететь, — и разговор о творчестве как будто уходит на второй план. Тебя не расстраивает это?

— Меня это моментами раздражает, но я понимаю, что это моя вина в том числе, потому что я сейчас больше занимаюсь музыкальной деятельностью, чем блогерской. Релизов действительно не так много, но все равно я больше позиционирую себя как артиста, который должен выпускать музыку и создавать свой образ. Я понимаю, что музыки мало, а видосов в тиктоке много, поэтому меня спрашивают про мой опыт в сфере блогинга.

— Как ты на это реагируешь?

— У меня остается ощущение недосказанности: я не раскрылась полностью, не рассказала про свое творчество, а затронула лишь 30 процентов того, что я делаю.

— Какие выводы?

— Стараюсь выпускать побольше материала, чтобы у меня появилось более устойчивое имя в музыкальной индустрии.

— Ты не переживаешь, когда тебя в титрах интервью подписывают как блогерку, тиктокерку, а не артистку?

— Я не замечала, но вполне возможно, что указывали в первую очередь как блогера. Когда меня просят представиться, всегда и везде говорю, что я музыкант. Но, может быть, этого со стороны не видно, потому что в сфере блогинга я больше развивалась, чем в музыке. Ну, так получилось, это намного проще, на мой взгляд.

— Что именно проще?

— Блогинг, тикток, видео — это проще, чем создавать музыку. Это быстрый конвейер, ты можешь в день снять 10 видео, выложить — и 5 из них зайдет. С музыкой так не получится. Ты не сможешь за один день создать такой трек, который даст тебе сразу популярность. Реализация всех пунктов продлится от месяца до полугода: трек нужно свести, сделать аранжировку, записать, сделать обложку — это более трудоемкий процесс.

— Я думаю, многие артисты с тобой бы не согласились. Вижу много музыкантов, которые выходят в тикток, и чувствуется, что это не их ипостась: получается натужно и некруто.

— Может быть. Я не стану с этим спорить: кому‑то действительно тяжелее снимать тиктоки. Но во мне всегда было желание создавать видео, музыку. Поэтому я и начала свое творчество именно с блогинга, чтобы потом уже делать музыку. Мне всегда это казалось интересным творческим процессом.

— Я как‑то общался с замечательной Polnalyubvi: у нас тоже зашла речь про тикток, и она рассказывала, что скрупулезно подходит к записи видосов и на один видос может потратить где‑то шесть часов. Я офигел. Хотел спросить: у тебя как с этим?

— В последнее время я в принципе мало снимаю: одно видео раз в 2–3 дня. Получается случайно: листаю ленту, вижу что‑то забавное, идею, тренд и просто снимаю ролик за 10 минут.

Он может залететь или не залететь, я особо за это не переживаю.

— Давай зафиксируем: для тебя блогинг — это не цель, а исключительно средство для того, чтобы показывать свою музыку. Я правильно понял?

— Да, показывать себя как личность: иногда смешную, иногда грустную. Мне забавно снимать истории, выкладывать фотографии. Показываю себя как личность, которой могут заинтересоваться и потом перейти [на стриминг-платформы] и послушать музыку.

— Какую сторону тебе больше хочется развивать: смешную или грустную?

— Смешную. У меня в социальных сетях по большей части юмор.

— Это ответ на запрос аудитории тиктока или ты сама так хочешь?

— 50 на 50. Обычно я выкладываю то, что я хочу, а не то, что от меня ждут.

— Мы уже десять минут говорим про индустрию и тикток. Тебе не кажется, что индустриальная повестка вымещает разговоры о смыслах и творчестве?

— Все понимают, какое влияние оказывает тикток на музыкальную индустрию. Есть Ваня Дмитриенко: у него один хит. Он держится за счет того, что когда‑то взлетел его звук в тиктоке, и он стал полноценным артистом благодаря ему. Поэтому все и затрагивают эту тему: для нового артиста очень важно внедряться в соцсети и пиарить там свою музыку. Но если разговор про творчество углубляется в тикток, то это немножко странно. Когда ты говоришь о музыке, тебе хочется рассуждать именно о ней: как ты ее создавал, какие у тебя были при этом эмоции, как ты вдохновляешься. О таких вещах редко спрашивают последнее время.

— Как ты думаешь, почему спрашивают о них редко?

— Потому что важнее то, как ты свой трек раскрутил, чем то, как ты его создавал. Что людей интересует? «У меня тоже есть трек, но почему‑то он не зашел, объясни, как ты сделал так, что твой трек зашел». Раньше такого не было! Были связи, продвижение лейбла, деньги, продюсеры и т. д. Сейчас людей будет интересовать не то, как ты сделал этот трек, а то, как ты сделал его популярным в тиктоке.

Но это не значит, что все музыканты стали делать одно и то же и весь репертуар артиста настроен на популярность в тиктоке. Нельзя всех под одну гребенку строить, но, если хочешь стать популярным, надо играть по правилам.

— Тебя это не бесит?

— Нет, мне кажется, это клево: следить за информацией, тенденциями, успевать, внедряться. Но не перебарщивать.

— А что в твоем понимании перебарщивать?

— Когда ты выпускаешь два трека за месяц, и они одинаковые — очевидно, что это сделано специально под тикток. Это превращается в фастфуд.

— Мне кажется, это превращается скорее в аттракцион. Прохождение лабиринта.

— Да, это игра, и тебе нужно набрать как можно больше баллов.

— Ты говорила, что у тебя перед написанием песен был синдром самозванца. Как он проявлялся и насколько сильно он тебе мешал?

— Я начала писать песни на втором курсе, когда мне подарили гитару. Мне казалось, что я должна знать ноты, сольфеджио, прописывать тональность и аккорды — и тогда у меня получится написать трек. Я не знала, как выпускать песни, как люди их записывают, где берутся биты. Ноль знаний, пустота в голове!

Когда появилась гитара, я поняла, что можно выбрать несколько аккордов и спеть под них мелодию. Сначала без слов — и потом уже попытаться написать текст. Сперва получалось не очень: например, мой первый альбом с точки зрения текста слабоват. Есть кринжовые моментики, но это был опыт. Главным было сделать первый шаг. Я преодолела ощущение того, что я не смогу.

— Страх чистого листа?

— Да, когда у тебя есть страх того, что ты не сможешь. Но когда ты в голове все расставляешь по полочкам, уже можно делать шажочек вперед, поэтому надо просто идти читать и смотреть [информацию] или хотя бы просто приобрести первый инструмент. Научиться играть на гитаре было лучшим моим решением — хорошо, что я не забросила это. Было тяжело, но получилось.

— При этом ты уже играла на виолончели в музыкальной школе?

— Да, но я окончила ее в 8-м классе и очень много лет не брала в руки инструмент, поэтому ничего не помнила. Конечно, осталась мышечная память работы со струнами, поэтому было не так уж сложно научиться играть на гитаре. Я практически все выучила по урокам ютьюба.

— А петь ты научилась тоже еще в музыкальной школе?

— Петь я вообще никогда не училась: у меня всегда был голос. Думаю, что это гены, потому что у меня вся семья музыкальная, практически все умели петь. Кроме того, почти каждый армянин умеет петь. Лет в 11 поняла, что пою лучше своих одноклассников на мероприятиях: мне сказала об этом учительница, и я начала обращать внимание на свой голос. В более осознанном возрасте я поняла, что у меня получается не просто лучше других, а по-особенному.

— Ты сказала, что армянский народ очень предрасположен к музыке. Ты вообще думала на эту тему? Как это получилось?

 — Я не знаю. Наверное, есть тому историческое объяснение. Мое предположение: армянский горный народ всегда любил исполнять музыку, всегда все пели и играли на разных инструментах, есть очень много великих музыкантов. Это большая часть культуры с древних времен. Но я не разбираюсь в истории, поэтому не могу точно сказать, откуда такой особенный ген в людях. Мы в принципе творческий народ: не только в музыке, а вообще.

— Ты сказала, что у тебя музыкальная семья: у тебя родители играют на инструментах?

— Играли. Мама у меня играла на армянском народном инструменте. Не помню, как он называется: он большой, его кладут на ноги. Он как огромная треугольная тарелка со струнами, на нем ручками играют — чаще всего женщины (скорее всего, имеется в виду канун. — Прим. ред.).

Мой папа играл на виолончели и даже окончил консерваторию, но потом жизнь забросила так, что он перестал заниматься музыкой. А дедушка владел шестью инструментами и был директором музыкальной школы очень много лет.

— Ты тоже пошла в музыкальную школу по классу виолончели: чье это было решение — твое или все-таки родителей?

— Это было скорее совместное решение. Меня спросили, хочу ли я в музыкальную школу. Я всегда была ребенком, который все хочет попробовать, поэтому я согласилась. Меня отвели на урок виолончели, показали, как она выглядит. Меня впечатлило, и я решила продолжить заниматься.

— На какой музыке ты росла? Расскажи!

— Мне иногда кажется, что я мало музыки слушала. Меня часто спрашивают: «А вот этого российского музыканта ты знаешь?». Я говорю: «Нет». Возможно, из‑за того, что я слушала в основном западных артистов: Бейонсе, Рианну, Бруно Марса, Джеймса Артура, Льюиса Капальди.

Из российских артистов я очень любила Елку и Нюшу. Меня всегда одноклассники спрашивали: ты шаришь за треки Noize MC или Оксимирона? А я даже понятия не имела, кто это. Я не застревала глубоко в соцсетях, поэтому они прошли мимо.

— Ты говорила, что боялась делать тиктоки и писать песни, потому что родителям может не понравиться. Тебе важно мнение родителей?

— Мне важно их мнение, но если оно будет абсурдным, то я пойду наперекор. Мне повезло, что мнения моих родителей достаточно адекватные.

Конечно, сначала было немножко стремно. Я не только за родителей переживала, а вообще за все мое окружение: вдруг меня посчитают мегастранной? Хотя я всегда вела инстаграм и сторис.

Мне было стремно потому, что мои шутки могут показаться очень жесткими для армянки. Но я не могу назвать свою семью традиционной, поэтому мои опасения были преувеличены. Когда я начала снимать тиктоки, моя мама никак не докапывалась и абсолютно адекватно к этому относилась. Папа тоже никогда до меня не докапывался. Я сейчас об этом говорю, потому что во многих армянских семьях это действительно проблема.

Мои родители никогда не лезли в мое личное пространство как блогера и музыканта и всегда уважали мое мнение. Какое‑то время у меня были скрыты истории и тикток от мамы и папы, но потом я подумала: «Да, блин, я уже взрослая девушка, мне 20 лет, что мне скрывать? Пусть видят, чем я занимаюсь, тем более я ничего плохого не делаю».

— Когда твои родители поняли, что ты самостоятельна и вправе делать то, что тебе хочется?

— Это было в 21, примерно год назад. Я решила, что не хочу больше жить с родителями и буду постепенно переезжать в Москву. Родители тяжело привыкали к тому, что я теперь финансово независимый человек, принимаю решения сама, хочу выстраивать по-другому свой быт, у меня есть свое мнение. Они — адекватные люди, которые умеют меняться и принимать новый мир.

Я очень серьезно отношусь к вопросу феминизма: моя мама сначала немножко угорала надо мной, но потом она меня поняла. Их мнение насчет многих вещей, конечно, отличалось от моего. Младшее поколение мыслит по-другому. Поколение наших родителей переживает за чужое мнение: как они выглядят, что о них говорят. Они очень зависимы от других людей, мало живут своей жизнью, не ставят себя на первое место.

— Как ты думаешь, мы такими лет через 20 не станем?

— Может быть, станем, кто знает. Я вообще не загадываю на будущее, но мне кажется, мы все равно будем открыты к миру и познанию нового.

— Ты переехала из небольшого подмосковного города в Москву.

— Да.

— Что это был за город?

— Красноармейск, мало кто знает, что он существует. Понятия не имею, как там люди проводят свое время. Я всегда сидела дома либо гуляла с друзьями, больше ничего. Город мне никогда не нравился: это обычный подмосковный городок. Для людей выехать оттуда — уже праздник.

Таких городов в Подмосковье много, там есть все условия для жизни: магазинчики, школы, дом культуры. Но он простенький: нет торговых центров, как в тех же Химках или Мытищах.

— Твоя цитата: «Маленькие города — это всегда стереотипы, ограничения и буллинг». Расскажи, почему так и как это проявляется?

— Люди живут в маленьком мире. Маленький город = маленький мир. Люди очень редко расширяют свои границы, и отсюда появляются страхи, неприязнь к друг другу. Им страшно: почти все друг друга знают и переживают за чужое мнение. Это никогда не исчезнет, потому что люди будут утверждаться за счет ближних, а в маленьких городах — тем более. В больших городах люди не знают друг друга, поэтому им все равно. В маленьких не так: все друг за друга цепляются, встречаются, расстаются, ненавидят, потом снова дружат.

— Насколько сильно ты чувствовала дискомфорт посреди маленького города?

— Я понимала, что нахожусь не на своем месте и в какой‑то момент просто уеду. Не могу сказать, что мне было плохо, что у меня было несчастливое детство или ужасное время в школе: все было нормально. Но жить там — не то, что я хотела в дальнейшем. Этот этап нужно было пройти.

— Снова цитата: «В школе меня воспринимали нормально, но все равно по-другому». Расскажи, по-другому — это как?

— Сейчас будет, возможно, жесткий момент. В старших классах меня воспринимали как прикольную девочку, с которой можно пообщаться, повеселиться, все классно, на национальность никто не тыкает. Но все равно меня могли в шутку называли N-word. Я тогда даже не видела в этом что‑то плохое: мне казалось, что это забавно. Хотя я даже не принадлежу к этой расе! То есть ты прикольный чувак, но твоя национальность никуда не делась — все равно люди будут это замечать и относиться к тебе во многих моментах иначе.

— Тебе вообще часто приходится сталкиваться с бытовой ксенофобией?

— В последнее время да, причем в тиктоке, не в жизни. В жизни я стараюсь не общаться с людьми, которые могут видеть сначала твою национальность, а потом уже тебя. Но в тиктоке, оказывается, есть люди, которые пишут условные шутки про цыганку, хотя я не цыганка. Шутки про внешность, цвет волос, кожи! Хотя у меня нормальный цвет кожи — я не знаю, как вообще можно за это зацепиться. Видимо, если человек не белоснежного цвета, то это уже повод.

Конечно, не каждый комментарий про это. Но все равно это бросается мне в глаза, потому что это абсурд. Я могу расстроиться, но не зацикливаюсь на этом. Если я буду на это обижаться, значит, я опущусь до этого уровня.

— Ты сказала «нормальный цвет кожи». Как будто существуют ненормальные цвета кожи!

— Да, это странно звучит! Вот именно, почему люди за цвет кожи цепляются, как будто существует нормальный или ненормальный? Есть просто вот цвет кожи, и он у всех нормальный.

— Ну вот видишь, как будто у всех нас в какой‑то подкорке сидит это деление на своих и чужих.

— Это из‑за воспитания. То есть нас так учили в фильмах. Медиасфера и общество учили нас разделять на своих и чужих. И сейчас нам приходится этот момент прорабатывать.

— Каким образом это приходится прорабатывать?

— Просто учиться быть толерантными: я узнаю новую информацию, какие вещи плохо говорить, какие слова могут обидеть другого человека — это все есть в социальных сетях. В том же тиктоке, когда человек снимает видео и рассуждает, ты прислушиваешься к его мнению и понимаешь, что в этом есть логика, может, мне тоже стоит все переосмыслить?

Я же переосмыслила то, что меня называли N-word, хотя раньше я думала, что это нормально. Сейчас я понимаю, в чем был смысл этой шутки, зачем они так говорили, на что они указывали.

— Когда ты столкнулась с бытовой ксенофобией в тиктоке, насколько сильно тебя это обижало и какие выводы из всего этого делала? Ты часто обижаешься на хейт, блокируешь желчных, токсичных пользователей?

— У меня не так много хейта, но все равно ты больше цепляешься за отрицательное, потому что это неприятно. Я могу расстраиваться пять минут, а потом забить. Могу день подуться, если я поиронизировала в видео над своей национальностью, а мне написали в ответ плохое. Могу удалить комментарий, если он мне не понравится, но это не значит, что я теперь ненавижу людей в тиктоке и ухожу.

— Анекдоты про армянское радио — смешные?

— Я не помню анекдоты про армянское радио, не могу сказать! Но, скорее всего, несмешные.

— Ты много раз говорила, что первый альбом тебе не нравится. Что с ним не так?

— В плане музыки он нормальный, это хорошие мелодии и аранжировки. Но в плане текста он хромает: где‑то рифмы на глаголы, где‑то рифмы вообще нет. Есть предложения, которые с правилами русского языка вообще не мэтчатся.

— Тебе окей будет исполнять песни с него на концертах?

— Мне, наоборот, нравится возможность на концертах немного усовершенствовать треки. У меня было выступление в октябре, когда я исполняла песни из альбома и постаралась их иначе подать, чтобы это было чуть качественнее.

— «Ублюдские каверы»: когда ты начала их делать, тебе легко это давалось? Не было каких‑то предрассудков вроде того, что у тебя музыкальное образование, правильные ориентиры, а тут «Собака писала»?

— У меня вообще не было никогда суперправильных ориентиров. Я открыта к новому, люблю юмор, никогда не ограничивала себя. Ну, может, лет в 18, когда только заканчивала школу — и то лишь в социальных моментах типа взаимодействия с парнями и т. д. Но в плане творчества — никогда. Я что‑то в потоке придумала и стараюсь незамедлительно реализовать. Когда у меня появилась идея петь такие абсурдные тексты, я загорелась и сразу пошла писать музыку, делать видео, подбирать мемы.

— Смотри, с одной стороны, ты говоришь, что у тебя нет никаких предрассудков, что ты открыта ко всему, пусть оно будет абсурдным и смешным. С другой стороны, ты рассказывала минуту назад, что у тебя суперстрогое отношение к собственным текстам, что ты проверяла лирику на первом альбоме с точки зрения правил русского языка. Как одно с другим вообще мэтчится?

— Ну, это же совсем разные темы: когда я создаю творчество, я хочу, чтобы оно было качественным. Даже рофлы я старалась сделать качественно, чтобы это был действительно смешной мем, чтобы он стал действительно популярным, хорошо звучал под аккорды, которые я придумала. Я же не делала это тяп-ляп, я старалась.

Да, я требовательна, но это не значит, что я себя ограничиваю. Я же выпустила этот альбом? Выпустила. Просто со временем поняла, что можно лучше. Когда он вышел, он мне казался суперским, и только со временем я нашла, до чего докопаться. Может быть, через время я найду, как докопаться до этих «ублюдских каверов». Пока что они мне на самом деле нравятся. Мне кажется, что это было классно и прикольно придумано и реализовано.

— Ты не боишься, что публика будет дальше от тебя требовать какие‑то «ублюдские каверы»?

— Этот период уже прошел. Был момент, когда я выпустила «Собака писала» и боялась, что люди будут требовать от меня похожего контента. Мне более популярные люди говорили: «Тебе стоит выпускать рофлы, если ты это будешь делать, то ты очень быстро наберешь популярность». А я сказала: нет, я так не хочу, на «Собака писала» закончим. Если у меня будет вдохновение выпустить что‑то рофляное — окей, но намеренно я это делать не буду.

Подписчики, которые послушали «Собака писала», и люди, которые начали за мной наблюдать, говорили, что очень хотят от меня слышать более серьезную музыку. Мало кто хотел, чтобы я продолжила выпускать рофлы.

— Ну, у меня есть ощущение, что те люди, которые заслушали в Spotify песню «Аладдин», — это не тиктокерская аудитория, не аудитория рофлов.

— Может быть, но «Аладдин» взлетел благодаря тиктоку, мы его там раскручивали. Но слушают его не потому, что звук популярный, а потому, что им песня понравилась.

— Не могу не задать этот вопрос: у тебя были абсурдные, смешные моменты, когда тебя путали с твоей испанской почти тезкой?

— Да, были, редко, но они были! И это стало мемом в моем кругу друзей. Мне как‑то написали: «Ты что, не можешь придумать себе нормальное имя? Ты зачем украла имя?» И девушка на полном серьезе со мной так говорила! Я ей объясняю, что меня так назвали родители. Мне что, нужно придумать какое‑то другое сценическое имя? Она: «Да, тебе что, сложно было придумать другое сценическое имя?» Я ей объясняла: если тебя мама назвала Катей, ты будешь менять имя, потому что многих зовут Катей? Она это проигнорировала и сказала: «Жалкая пародия на Rosalía».

— Как тебе, кстати, ее треки?

— Я ее обожаю, она очень крутая! Я слушаю ее песни, причем я начала слушать, когда она еще не была популярна в мире, только в своей стране.

— Кого ты в последнее время примечаешь из западных певиц?

— Ну конечно же, Doja Cat, она королева! Оливия Родриго: она с тиктока начала, и я обратила на нее внимание, а когда вышел альбом, я добавила трека четыре и прям заслушивала, еще H.E.R. и SZA.

— Кто для тебя эталон классных текстов на русском?

— Скриптонит, наверное. Все.

— Почему именно он?

— У него все гармонично звучит, он умеет словами зацепить: ты слушаешь и понимаешь, что он попал в точку. У него все это сошлось с музыкой, с голосом — и ты веришь каждому его слову. Когда я слушаю чужие песни, я могу не обратить внимание на текст.

— Ты попала в программу «Radar», расскажи, как это произошло, как они к тебе обратились?

— Вроде как они [Spotify] связались с моим менеджером или она связалась с ними и предложила мою кандидатуру, то есть мы с ней встали в список артистов, которых они могут пригласить к себе, и, видимо, решили пригласить меня, связались с менеджером, и мы начали общаться.

— Предвкушаешь увидеть себя на больших билбордах в Москве?

— У меня пока странные ощущения: я как будто бы не верю, что это произойдет, и эмоции появятся только тогда, когда это произойдет, а пока не понимаю, что происходит.

— Кем ты себя видишь через 10 лет?

— Сложный вопрос. Через 10 лет я вижу себя очень известной личностью, не буду вдаваться в подробности.