— Я часто видел в Питере и Москве на улицах твои именные стикеры. Кто их делает и клеит?
— Я в какой‑то момент решил сам этим заняться. Мне очень нравится культура граффити, стикер-бомбинга. Два-три года назад я начал заниматься граффити, это помогло мне справиться с некоторыми ментальными проблемами. По крайней мере, немного ослабить их эффект. Когда перестало хватать времени на граффити, я захотел, чтобы мои именные стикеры были везде, — это такая уличная реклама, можно сказать. Но стикеры эксклюзивные. Они есть только у меня, и расклеиваются только людьми, которым я сам лично их в руки передал. В мерче их нет!
Мне показалось это интересным и прикольным. Люди фотографируют, отправляют по всей стране. Даже в горах Сочи они есть — я недавно узнал.
— Что еще кроме граффити тебе помогло справиться с ментальными проблемами?
— Спорт. Мне нужно было заняться чем‑то, что поглотило бы мое внимание.
— А как начал заниматься граффити?
— Сначала увлекся мой друг. У нас в детстве на районе были ребята, которые рисовали граффити, но они не вызывали доверия. Мне всегда это движение казалось каким‑то ограниченным, недалеким. Почему‑то с осуждением смотрел в детстве [на граффитчиков].
Когда друг начал заниматься граффити, я сам начал интересоваться этим: покупать журналы, читать информацию о разных райтерах, о том, как это развивалось совместно с хип-хоп-культурой, о том, насколько граффити является неотъемлемой частью этой культуры. Ну и решил начать. Сначала сам ходил рисовать — получалось плохо. Потом постепенно начал знакомиться с ребятами из разных команд. Был момент, когда перелезали через ограждение и заливали «собаку» (имеется в виду электричка. — Прим. ред.), бегали от охранников.
В общем, поглотила меня эта культура и даже начала отнимать много времени. В итоге я подсбавил обороты: во-первых, это затратно, во-вторых, ты находишься постоянно на улице, не спишь ночами — сбивается режим. Я сейчас планирую съезжать с квартиры, у меня осталось баллонов десять. Думаю в ближайшие дни пойти порисовать!
— Твои слушатели знают о твоих работах?
— Да, я пару раз выкладывал. Но решил прекратить, все-таки это пресекается законом. Но фотографировали, я, когда жил в Питере два года, много рисовал. Там очень много андеграунд-движухи. Чаще, конечно, фотографируют стикеры. Но это относительно безобидно, их можно оставить где угодно: они висят в туалетах в ресторанах и кафешках, на стенах, на знаках. Это прикольно.
— Мне кажется, я в Москве их видел так же часто, как и Spacer, Namer, Juice, Cozek, Captek.
— Да, эти ребята меня тоже цепанули тем, что куда ни глянь — везде они! Куда ни глянь — везде есть Lizer (смеется).
— Как ты переехал в Питер и почему тебя хватило всего на два года?
— На самом деле на меньший период. Я переехал туда, когда писал альбом «Не ангел». Там жил мой гитарист Джонни из «Animal Джаz». Все факторы привели меня к тому, что лучше и удобнее находиться в Питере. Туда и так приходилось постоянно ездить: музыканты, с которыми я работал, жили там.
Я переехал, прожил там год, написал альбом и решил остаться. На самом деле я немного пожалел об этом. За год я высосал все эмоции. Все, что мог взять от этого города, я взял, и последующий год прожил в такой мини-депрессии. Город поднадоел. Друзей, с которыми я постоянно гулял бы, у меня было мало. Одному было скучно. Я жил на Кременчугской — холодное, пустое место. В какой‑то момент я буквально доживал последние два месяца в квартире, которую оплатил, и убежал из города.
— Даже сейчас?
— Даже сейчас.
— Как это: быть коренным москвичом и переехать в Петербург? Этот город может быстро расположить к себе, но потом буквально сжечь тебя.
— Да. Я об этом и говорю: когда я приехал, начал наполняться и вдохновляться эстетикой. А потом город действительно начал высасывать. Поэтому сейчас, когда я приезжаю в Питер, думаю: господи, как же хорошо, что я здесь всего на пару дней (смеется).
Мне кажется, в Питере нужно родиться, чтобы жить там комфортно.
— Ты не выпускал альбомов два года. Что изменилось у тебя за это время?
— Подход к музыке, работе с музыкантами. Раньше я работал с одним битмейкером и одним гитаристом. Сейчас диапазон битмейкеров, с которыми я работаю, сильно расширился. Я начал лучше понимать себя и свой звук. Начал углубляться в культуру, изучать ее. Раньше поверхностно изучал верхушку айсберга. Сейчас читаю книги, узнаю, что откуда вытекло, — можно сказать, создал для себя перезагрузку, начал догонять прошлые упущения.
А релиз, который вышел, я бы не назвал альбомом. Это EP, я стараюсь и в разговорах со слушателями, и в интервью называть релиз именно так, делать на этом акцент. По звуку ипишка достаточно лайтовая, там нет каких‑то фундаментальных мыслей. Можно сказать, это мазок (смеется).
— По новому альбому сложилось ощущение, что ты много слушал J.Cole, Dreamville Records и вообще текстоцентричного рэпа.
— Да, абсолютно верное ощущение. Это одни из моих самых любимых фаворитов: J.I.D., Isaiah Rashad. Эту сцену я открыл для себя буквально год назад и начал копать все глубже — Мик Дженкинс, другие артисты. В России такой продукт надо профессионально преподносить: наш слушатель отвык от текстовой нагрузки, поэтому в рамках нашей страны нужно иметь особый подход к этому.
— В чем должен заключаться этот подход?
— Пока нужно балансировать. Делать то, что будет понятно людям, но и не выходить за рамки жанра. Надо людей приучать, чтобы они хотели слушать. Чтобы им было интересно то, о чем ты говоришь. А это уже мастерство слова, которое я ежедневно в себе развиваю сейчас.
— Как ты смотришь на новый русский рэп? Как тебе его развитие?
— Я бы не сказал, что мне очень нравится, что сейчас происходит. Но я и не считаю, что этого не должно происходить, это неотъемлемая часть развития. Я думаю, что рано или поздно все придет к тому, что у каждого артиста, жанра, поджанра будет своя аудитория, свой слушатель, и музыка станет разнообразной.
Сейчас ребята часто дурачатся. Думаю, что многие позврослеют, поменяют свои взгляды. Но индустрия развивается, в ней появляются деньги, по крайней мере так было до недавних пор. Посмотрим. Я стараюсь не слишком судить, потому что критика — вряд ли правильный подход. Со своей стороны я буду дальше выпускать хорошую музыку и вкладывать в нее себя, свою любовь к музыке и культуре.
— Как ты как человек с консервативным воспитанием, живший в Дагестане, относишься к тому, что рэперы красят ногти, курят жирные члены и так далее?
— В какой‑то момент неприятие присутствовало, не буду отрицать. Порой слишком сильно занимаешься осуждением и задумываешься о том, почему так происходит. Начинаешь осуждать каких‑то людей и забываешь про самого себя.
Это индустрия. Для многих это не реальная жизнь. Это вещи, которые не поменять. Я, ввиду того что живу в современном обществе, научился более-менее лояльно относиться к выбору других. Если мне что‑то не нравится, я просто отвернусь и не буду на это смотреть. Слава богу, в моем окружении таких людей нет, поэтому меня это в принципе никак не трогает.
Я решил относиться к этому так. Иначе будешь лаять, как злая собака, на всех подряд и тратить свою энергию. Конечно, я не сторонник ногтей и всего прочего, но думаю, что это просто мода, а завтра будет что‑то еще. Сейчас это вызывает реакцию, рефлексию какую‑то. Наверное, люди и делают это потому, что хотят внимания. Это работает, судя по всему.
— Как думаешь, у тебя это получается?
— Я считаю, что сейчас нахожусь в моменте перезагрузки. Некоторые вещи даются сложно, после очень глубокой ямы с ментальными проблемами, которую я пережил, мне пришлось пересобирать себя заново и искать новый подход к музыке.
За этот период я резко повзрослел, много чего поменялось. Сейчас я, наверное, заново нащупываю контакт и язык с аудиторией. И заново нащупываю звук, который будет продвигать меня в будущем. Свое прошлое творчество я, конечно, не забываю, оно мне нравится, я его использую как фундамент для того, чтобы двигаться дальше. Но музыка будет новой и другой. Нелегко, зато интересно.
— О прошлом творчестве. Глядя на новый рэп, чувствуешь ли ты свое влияние? То, что вы («Закат 99.1» — рэп-объединение, в котором состояли Lizer, Flesh и Thrill Pill. — Прим. ред.) заложили определенный фундамент, на базе которого выросло новое поколение. Чувствуешь свое наследие?
— Если честно, нет. Я считаю, что слишком молод, чтобы говорить о каком‑то наследии. Возможно, в какой‑то момент мы двинули индустрию немного вперед в коммерческом плане и показали младшему поколению, что можно заниматься музыкой независимо от возраста. Но я не подходил бы к этому вопросу настолько фундаментально, потому что я никогда не задумывался о том, что я на что‑то повлиял. Я считаю, что еще ни на что и все мое влияние еще впереди.
— Я не просто так спросил: мне кажется, что твой новый EP выглядит со стороны как такая оппозиция нынешнему хип-хопу. Мол, вы делаете вот так, а я сделаю по-другому!
— (Смеется.) Это хип-хоп, это борьба, это постоянное противостояние. Сейчас это преподносится не в формате батлов, но почему бы не выразить свою позицию? Тем более что сделать это можно красиво, своим языком. Конечно, я не остаюсь полностью равнодушным, какие‑то вещи мне действительно не нравятся. Но предпочитаю об этом говорить в музыке. Думаю, это имеет больший эффект, чем кричать направо-налево в интервью или где‑то еще, называть какие‑то имена.
Хип-хоп — всегда противопоставление. Это всегда позиция «смотрите, я могу сделать лучше».
— Мне понравилось, что один из гостей твоего альбома — Hugo Loud — крутой новичок. Как вы познакомились и начали работать?
— Очень талантливый парень. Надеюсь, что раскроется в ближайшее время. Я увидел пару лет назад его клип «Fuck Shleep», и после этого мы познакомились на тусовке, заобщались в гримерке. Мы начали общаться, решили сделать совместную песню. Сейчас родился трек, как только я его написал, подумал, что Hugo там хорошо смотрелся бы. У него длинный куплет в треке. Мне нравится, как он сделал. Нравится его техника. Рад, что на этой сцене появляются единомышленники.
— Ты долго писал EP?
— Нет, недолго. Единственный трек «Не герой» висел года два. Когда я понял, что работа над альбомом сильно затягивается, а томить людей не хочется, я решил в этот промежуток выпустить EP. Я написал песни не второпях, но на эмоциях, в общих красках. Я собрал эту EP буквально за лето, и мы ее решили выпустить. Она называется «Оттенки», потому что переливается из одного цвета в другой.
— Насколько тяжело тебе было писать EP, учитывая неспокойный фон?
— Конечно, эта паника добралась до меня, но я абстрагировался и сел дома писать треки. Успокоил своих близких и продолжил работу над материалом — что еще остается музыканту? Надо продолжать делать свое дело, несмотря ни на что. Так было во все времена, и сейчас должно быть так же.
— Как у тебя получается абстрагироваться?
— Ну, абстрагироваться — это же не значит закрыть глаза и делать вид, что ничего нет. Но получается, я работаю над собой, со своими мыслями, стараюсь быть рядом с близкими, зачастую люди вокруг поддаются панике, а не я.
— Что бы ты сказал своему слушателю, который поддается панике?
— Меньше сидеть в телеграм-каналах, читать новости из разных сторон и путаться из стороны в сторону.
— Тебя изменили последние месяцы в личностном и творческом плане?
— Может быть, изменились ближайшие цели из‑за ухода площадок и в общем из‑за того, что происходит. Не то что даже изменились — отдалились. Сейчас находишься перед бездной неведения и не понимаешь, что будет дальше. Под «абстрагировался» я что имел в виду: это данность, мы на это не влияем, к сожалению. Все, что мы можем и должны делать, — это музыка. Я продолжаю писать, несмотря на активность в соцсетях, окружающие факторы. Сложность в том, что переживаю за близких и друзей. Переживем.
— Следишь ли ты за музыкой из Дагестана? Мне кажется, сейчас много интересных имен оттуда — от условного Камбулата до отличной группы «Нееет, ты что».
— «Нееет, ты что» — это мои друзья, я у них играю на клавишах, если ты присмотришься (смеется).
— Фига себе!
— У них не было клавишника, он слетел в последний момент [перед съемкой клипа], и поэтому они позвали меня. Клип снимал Тимур Абакаров — очень крутой парень, талантливый режиссер, он снял ребятам все видеоматериалы.
Когда я приехал в Дагестан, мы с ними увиделись, они сказали, что едут в горы снимать кадры для клипа. Ты, наверное, видел клип — там есть капсульный отель. Кстати, хозяин отеля — Мурад Калаев, бизнесмен, который родился в Москве, но к тридцати годам уехал на родину в Дагестан, открыл там лавку в доме Расула Гамзатова в Махачкале, «Дом 15» называется. И вся модная движуха стала собираться в этом месте. Поначалу их закидывали помидорами с криками «Неформалы!», но в итоге привыкли.
Это так, отходя от темы. Кстати, эти ребята [«Нееет, ты что»] тоже там тусуются. Очень приятно, что у меня на родине все как‑то начало двигаться. Я все больше начинаю принимать в этом участие, общаться с разными ребятами, их подтягивать. Моя мечта — одна из главных, — что дагестанская сцена еще себя покажет.
Так вот, возвращаюсь: перед выездом в горы у них слетел клавишник. Мне позвонил Тимур и сказал: брат, можешь заменить? Я говорю, что не умею нормально на клавишах играть. Он отвечает: все будет нормально, тебе все покажут.
Мы поехали в горы, там потусовались, проснулись еле-еле: жара, пекло, солнце! И я на клавишах играю, непонятно как нажимаю на них в таком состоянии. Там видно, что я стою как на старых концертах. Прикольно очень получилось.
— Я так понимаю, ты очень пристально вообще следишь за культурной жизнью в Дагестане.
— Я принимаю активное участие и хочу его принимать еще больше. Рэперов-дагестанцев я еще не знаю (смеется).
— Мне кажется, это вопрос времени.
— Конечно. Мне даже больше нравится, что появляется не рэп, а джаз-, соул-движуха. Это намного интереснее, согласись? Солист [«Неет, ты что»] — вообще фанат MF Doom. Гитарист — фанат Джими Хендрикса. Это круто.
— В интервью The Flow четыре года назад у тебя спросили: «Как относишься к русскому рэпу? Чувствуешь себя его частью?» Хочу снова задать этот вопрос.
— Ну как не чувствовать? Я же пишу на русском. Да, чувствую себя частью российского рэпа. И ответственность за то, что я выпускаю, говорю. За то, какой пример подаю. Я уверен, что подкрадывается время, когда людям будет интересно послушать тексты, музыку. Все же движется по спирали. Главное — не переставать пробивать эту стену.
— Как ты сейчас смотришь на свое творчество пятилетней давности? Если бы у тебя была возможность что‑то изменить и пройти этот путь по-другому, ты что‑то изменил бы?
— Я думаю, что по большей части нет. В какой‑то момент хотел, даже бесился из‑за этого. Но сейчас понял, что мой путь уникален: я не могу назвать больше таких путей. Я занимался вольной борьбой, потом окунулся во все это цветное — трэп не трэп, — в дурачество в социальных сетях. Потом резко поменялся, ушел в более серьезную музыку и еще больше продолжаю туда уходить. Мне кажется, интересно со стороны. Надеюсь, годам к тридцати это будет насыщенная биография! Поэтому ничего менять не стал бы.
— Кем ты себя видишь через десять лет?
— Большим артистом, который до конца обрел свой стиль, звук и собрал вокруг себя много единомышленников, которым он помогает двигаться, раскрывать себя. Собрал свой собственный Dreamville!