Куок: «Долго думал, что мужики не плачут. Но так ведь неудобно». Большое интервью

4 апреля Куок выпустил седьмой альбом «Qtopia» — калейдоскоп всей предыдущей карьеры, где задротская электроника встречает хип-хоп и эксперименты с живым звуком. В этом году Куоку исполняется 25 лет — и по альбому хорошо слышно, что эту точку артист воспринимает как рубеж, на котором пора подводить итоги.

Пока они следующие: успешные релизы, распроданные туры с концертами на многотысячных площадках в столицах и статус одного из самых талантливых продюсеров современной российской сцены. Что дальше? Покажет «Qtopia» и реакция на нее. Но руки Куока тянутся к целям еще масштабнее. С этим могут помочь песни «Сталь» и «Дым от сигарет» — главные претенденты на хит.

Мы послушали «Qtopia», взяли альбом в качестве «дорожную карту» интервью и поговорили с Куоком о том, как запись альбома привела к нервным срывам (и терапии), как в 24 года стать ностальгирующим по юности молодым человеком и почему любовь к грусти — это вечное состояние души. А также о том, как на артиста влияет первый успех (хочется больше), почему Найк Борзов кажется самым молодым человеком на вечеринке, и о фобии говорить по телефону.

Послушать «Qtopia» можно здесь, а вот тут — посмотреть расписание весеннего тура Куока.

— Альбом начинается с песни «Юность». Во-первых, трек с таким названием есть и у Муджуса. Во-вторых, твой звучит как уважительный кивок Роману. Осознанный ход?

— Да, можно воспринимать как трибьют. Изначально трек звучал скорее как тектоник, но, когда писал текст, понял, что хочется увести все в сторону «Дауншифтинга», как раз вспомнил и про муджусовскую «Юность». Да и про свою: как мы носили футболки Васи Волчка, пили Blazer, носили Thrasher, слушали YungRussia — то время. Весь альбом про воспоминания и наивность, теряющуюся со временем. Это очень подходящее интро.

Недавно обсуждал с мамой, что мои 12 лет стали переломным моментом, с которого я стал что‑то осознавать на фоне переезда [в Чехию]. Тогда же вышел и «Дауншифтинг». «Qtopia» — это майлстоун уже 25-летнего меня с отсылками к ребенку, который тогда только начинал писать музыку.

— Почему на обложке такой резкий красный цвет?

— Все просто: я плохо различаю некоторые цвета, а такой суперсатурированный красный мне максимально ясен. Хотя, вероятно, я вижу его немного фиолетовым, дело привычки.

— Ты сейчас выходишь на то количество альбомов в дискографии, когда пора задаваться вопросом про баланс между фирменным стилем и самоповторами. Как ты ищешь первый и не боишься ли свалиться во второе?

— В силу своего ОКР не боюсь самоповторов: все время пытаюсь делать новое.

Плюс я поймал жесткий дзен, когда в начале года вернул электронный проект: могу закидывать туда эксперименты и демки, на которые спеть не получится.

— Сколько демок на рабочем столе?

— Под 80. Там много коротких электронных дропов, пробы пера с железом. Потом еще ищи в бессознательно названных проектах, где что лежит. Прикол в том, что, когда идешь собирать альбом, начинаешь составлять график, когда с чем разобраться. «Qtopia» писалась два года, но финальную форму обрела только в начале этого года. Хотел сделать ее еще больше, но это будет уже осенью, когда выйдет director’s cut альбом на 25 треков. Хочу доделать его ко второму туру.

— А 19 треков на этой версии — как, норм?

— Хочется вздернуться. Оказалось, песни круче всего пишутся в режиме стресса, когда поставил цель записать альбом. В прошлом году у меня не родилось ни единого текста, кроме выпущенных синглов. А картину «Qtopia» я сложил за две недели, раньше не работал в таком темпе.

«Qtopia» — все еще образ и грандиозная фантазия в моей голове. Вряд ли я могу полностью погрузить слушателя в этот мир. Максимум — приоткрыть завесу. Поэтому приходится прибегать к другим методам: концерты и прочие активности. С «VK Музыкой» к релизу альбома сделали закрытый ивент [с прослушиванием новой музыки]. Тур — тоже важная нить, которая сильнее всего связывает артиста с аудиторией.

— Год без новых песен — это необходимый перерыв или психологически сложный период?

— Мне это точно было нужно, я выдохнул за прошлый год. Получал много новых эмоций, уделял время семейной жизни и путешествиям. Даже до Румынии каким‑то образом добрался. Продолжал писать музыку практически без остановки, но от текстов намеренно отошел. Приступил к ним в январе — это был травмирующий опыт, приходилось из себя что‑то выжимать. Обратился к специалистам-мозгоправам, потому что было сложно. Но ******** [замечательные] песни так и пишутся.

— В «87» ты говоришь: «Подрываемся от счастья, говоря о том, как плохо нам». Это поколенческая штука про любовь к грусти?

— Скорее перманентное состояние души. Для меня музыка всегда была терапией.

Не могу всем порекомендовать такой метод, в нем легко запутаться и свалиться во внутренний мазохизм. Это запрещенный прием, который использую в своем деле.

— Как терапия не музыкальная, а профессиональная на песни повлияла?

— Из меня выжали много вещей, которые я не ожидал о себе узнать. Помогли заглянуть во внутреннюю глубину. После «Джангла» я закрылся: все, я взрослый, у меня все супер. Оказалось, что нет, много незакрытых потребностей. Поэтому я много ностальгирую и возвращаюсь к старому опыту. Альбом еще и про баланс между отпустить и не отпускать.

— Когда слушал альбом, «Сталь» показалась очевидным фокус-треком.

— Тоже так решили внутри команды. Это трек — монстр Франкенштейна, собранный из разных вещей. Там слышна любовь и к Портеру Робинсону, и к эпохе сохраненок VK, и к паблику «Лефортово» с фотографиями панелек. Хотелось сделать что‑то в таком духе. Это еще и ностальгия по времени, когда все писали умную электронику, сидели на саундклауде и не хотели слушать ничего, что собирало бы больше 10 тысяч прослушиваний. Тогда сталь так и закалялась.

— «Не знаю, который час, но времени нет». Как у тебя с тайм-менеджментом?

— Стало получше. Реально уже выбора нет, приходится многим жертвовать. Погрузился в работу 24/7, не отвлекаюсь на рутинные встречи с друзьями. Понимаю, что, если сяду вечером работать над музыкой, лягу к пяти утра.

— Ты называешь «Сталь» монстром Франкенштейна, а у меня от «Судного дня» такое впечатление скорее: вроде вайбы Boards of Canada, а потом вступает бас — и уже как призрак «Джангла» слышится.

— Он писался по тому же принципу, что и «Джангл», да. Взял бас-гитару, наиграл, добавил барабанный луп. А когда не знаю, о чем писать, всегда прихожу к концу света, одна из любимых тем. Про Boards of Canada не думал, зато сейчас в голову пришла группа Ratatat — не понимаю, почему тянет в эту сторону. Недавно нашел старую SD-карту, куда брат мне закидывал музло классе в третьем, там как раз много их песен.

— Откуда такая любовь к концу света?

— Люблю конспирологию, теории о плоской Земле и так далее. В 2012 году верил, что мы все умрем.

Мне нравится фантазировать о странном. Для меня и гроза — необычное явление. Люблю природный ****** [кошмар].

— Ты теперь анти-Салуки еще: у тебя есть трек с Найком Борзовым, только там его можно услышать.

— Я лишь недавно узнал, что Борзов есть в «Москвичке», да! А с Найком мы познакомились пару лет назад на ивенте «Яндекса», подписались друг на друга. Он где‑то в комментах написал: «Пора работать» — и держали эту мысль в голове. В прошлом году пересеклись на Пикнике «Афиши» и стали плотнее общаться. Было несколько демок, куда хотел его позвать, а в итоге за одну ночь накидал эту и отправил ему.

Недавно была забавная история. Я прилетал в Москву и поймал моральный упадок на фоне режима бесконечных съемок и работы на студии. 8 марта ко мне пришел Вася Конад, чтобы мы сходили купить цветов девочкам, снимали тогда клип в женском коллективе. А я буквально молился, чтобы увидеть знак, что все идет нормально. Вышли из отеля — и через минуту встретили Найка Борзова. Когда здороваешься с ним, он сразу окутывает тебя безумно теплой энергией.

— Не чувствуешь разницу поколений?

— Он настолько молод духом, что мне иногда кажется, что это я старше. Безумно крутой мужик. Только по каким‑то речевым оборотам можно понять, что вы из разных поколений. С ним еще и быстрее всего работать, очень ответственный подход.

— Когда слушал «В небе облака», подумал, что это музыка, от которой ты сам кайфуешь в первую очередь.

— Сто процентов. Q в названии альбома — это прямая отсылка к старому Куоку, который был наивным мечтателем, боюсь его потерять в себе. Тут Куок лезет наружу, для меня окончательно смылась грань между тем, что я писал раньше в рамках электронного проекта, и тем, с чем сейчас выступаю на концертах. Пропала необходимость разделять эти направления, сейчас уже абсолютно ******* [наплевать], я могу просто комфортно выпускать свою музыку без ограничений.

— Остальные фиты. Как ты к ним подходишь и как тут появился артист Mzlff?

— Я работаю либо с друзьями, либо с людьми, с которыми нашел коннект. Если мне малознакомые люди предлагают записать трек, всегда говорю: «Бро, давай заловимся, пообщаемся — а там уже что‑нибудь напишется». С Мазеловым было именно так. Мы познакомились в Уфе пару лет назад, до этого про него рассказывал Артур Firstfeel, я послушал музыку — мне понравилось, сейчас в целом не хватает такого напористого речитатива. Да и чел — супердушка, интеллигентный и приятный парень. Мне импонирует находиться с такими людьми в одном кругу. Фит вышел суперорганичным, как и все остальные на альбоме.

— Давай тогда про них и поговорим.

— Первый совместный трек на альбоме я сделал с Saudion и Gataski — это мои любимые братья из Праги. Топлю за их творчество. Это песня про тусовку на день рождения нашего друга Левы, который тоже помогает мне с музыкой.

С Травмой мы давно забились что‑то сделать. И тут я рандомно после многих лет ненависти к бразильскому фонку смог сделать трек в таком стиле, но с твистом в сторону интеллектуального IDM и музыке Софи. Сел накидывать текст, в голове заела фраза «на дискотеке — авария». Когда приезжал в Москву, мы встретились и за вечер все записали на одном дыхании. Спросили у ChatGPT список самого дикого мата на португальском. Подумал, что это отличная идея, — и записали его на динамический микрофон с нарочито кривым звуком.

В треке с Элли на маковом поле у меня было четкое понимание, что это должен быть диалог девушки с мужчиной. А ее тембр голоса мне импонирует больше всего на нашей сцене сейчас. Мы познакомились зимой, сразу нашли общий язык, но было интересно, пойдет ли она на эксперимент, где драм-н-бейс перетекает в ликвид-фанк. Она тут же согласилась — и получился один из моих любимых треков на альбоме.

С Кристалллом вышло просто. Он из компании Марка и моих лондонских друзей, мы миллион раз пересекались до этого. Мне согрело душу, когда он как‑то представил меня знакомым словами: «Это самый крутой электронщик в России, а за этим жанром будущее». И закинул ему демку — через неделю Кристаллл уже скинул свой куплет. Понял, что нужно делать трек синглом, а времени почти не было. Я тогда садился в самолет, заходил в него с ноутбуком в руках, подключившись к мобильному интернету, который уже заканчивался, надеялся, что успею закинуть проект звукорежиссеру, чтобы успеть отгрузить его к релизу. В последний момент смогли все сделать. И как же приятно слышать Кристаллла на гараже. Я мог позвать туда Федука или Марка — но это же суперочевидно. Но если кто‑то и топит у нас за UK-звук, то это Кристаллл. Но на гараже я его до этого не слышал. И в голове появилась эта навязчивая идея.

— Про «Аварию» и дискотеку. Насколько тебе близка старая русская попса?

— Благодаря Коле Редькину очень близка. В рамках общего образования мне интересно понять культурный фонд сцены, где я сам развиваюсь. Потому что раньше для меня не существовало музыки, которая была до Муджуса. А тут открываю много нового. Та же «Дискотека „Авария“» — легенды русского рейва, прикольное английское музло с незамысловатыми текстами и стильным хаусом. Из недавних открытий — «Стук бамбука в XI часов», это, считай, первый русский трип-хоп, смотрел видос про электронную сцену Ижевска, для меня это было ******** [фантастическим] открытием.

— На альбоме есть песня «2К17». Почему ностальгия по нему догнала тебя сейчас?

— Недавно с дамой сердца и пражскими друзьями устроили вечеринку© Из личного архива в этом стиле. Я купил Thrasher и «вэнсы», с трудом надел узкачи, девушка — колготки в сетку и чокер, сделала огромные стрелки. А друзья живут в квартире в стиле питерской коммуналки. Надымили сигаретами, поставили плейлист из всей YungRussia, Пики, Паши Техника, «Розовое вино», Макса Коржа — вообще все из той эпохи. Это было очень приятное время и важный пласт моей жизни, который я успел подзабыть.

— Топ-3 участников YungRussia?

— Mnogoznaal, Boulevard Depo и, конечно, Pharaoh. Да и братишка White Punk. Но я слушал вообще всех, вплоть до Acid Drop King. Несмотря на то что был снобом, который топил за умную электронику, незаметно для всех слушал весь клауд-рэп того периода. В 17 лет выступал на разогреве вечеринки, где познакомился с Салуки. А потом в Праге был с диджей-сетом на разогреве у Pharaoh и White Punk. После этого я и начал делать рэп, когда увидел чуваков и понял, что это свои пацаны.

— «Автоответчик». Любишь разговаривать по телефону?

— Ненавижу. У моего поколения вообще есть боязнь звонить куда угодно, до сих пор прошу ребят постарше, особенно в Чехии, сделать это за меня, если надо связаться с условным банком. Даже семью научил мне не звонить, а писать. То же самое со звонками в дверь: я в жизни не открою, если не буду заранее знать, что кто‑то должен прийти. А песня «Автоответчик» — реальная история о том, как я, будучи в кал, неправильно записал номер и звонил по нему. Но, конечно, так и не дозвонился.

— «Выжимать эмоции». Насколько тебя сейчас легко вывести из себя или, наоборот, порадовать?

— Меня сильно расшатало за последнее время. Много работал над тем, чтобы выработать мужество и выключить реакции на какие‑то малозначительные штуки. Держал маску: могу справиться с любой стрессовой ситуацией, меня ничего не колышет. Но понял, что мне, наоборот, нужно давать волю эмоциям. Слава богу, у меня в команде и жизни комфортные условия, чтобы не прятать ничего за ширмой. Стало легче жить.

— Песня «Скажи» звучит как маркулообразный поп-рэп. До этого ты сегодня говорил, что раньше слушал музыку, у которой не может быть больше 10 тысяч прослушиваний. Сейчас у тебя какие карьерные хотелки?

— Я уже вкусил «Стадиум». У меня выработалась потребность кормить себя и близких тем, что делаю. Пока что получается не терять в этом желании свою самобытность. У меня есть команда, которая как раз работает над тем, чтобы мою музыку услышало как можно больше людей. Это база.

— От чьего лица написана песня «Дом, которого нет»? Одна из самых мрачных, что слышал у тебя. «Искусство — это мусор, Вселенная все схавает, Млечный Путь останется» — тут же такие настроения.

— Не думал об этом. Мне было важно довести эту песню до ума, инструментал давно лежит, он полностью на аналоге, такой задротский звук с французским влиянием. У меня было несколько нервных срывов, в один из них я написал эту песню, она стала последней для альбома. Сложилось поэтично — оставил все как есть. Когда ее услышали близкие, первым делом спросили: «С тобой все в порядке?»

— Ты там диссишь поздравления с днем рождения. Не любишь праздник?

— Он мне как концепт не нравится. Рад, что в этом году буду встречать день рождения в поезде. Мне 25 лет, это какой‑то майлстоун. Сперва расстроился, что не буду в кругу семьи, а потом понял: наоборот, хорошо, что это тур и я не буду лишний раз задумываться о ходе времени. Прикольно отгородить себя от этого.

— Вечный вопрос: Прага — дом?

— Я не привязываюсь к этому слову. Дом — это люди. Я в любом случае половину года провожу в России, мне там нравится. А Прага — это мое взросление, друзья и семья. Поэтому периодически пишу оды этому городу.

— Ты снимаешь квартиру или купил?

— Давно купил.

— Сколько стоит квартира в Праге?

— Да как в Москве. Мне в моменте повезло с одной темкой, на те деньги и купил квартиру. С музыки уже сделал ремонт — теперь у меня здесь есть и жилье, и своя студия.

— Ты в песнях иногда вспоминаешь про рейвы, где хотелось умереть. Можешь вспомнить самые дикие тусовки в Праге?

— Тут есть два заведения. Fuchs 2 — это легендарный клуб с четырьмя сценами. По вайбу похож на «Мутабор», но все же ближе к «Бергхайну». Там рядом с площадкой мотокросс-трек — и часто можно увидеть картину, когда угашенные люди 24 часа топчут под техно, а на фоне гоняют мотоциклы. Это на небольшом острове в центре города. Хочется зайти туда на трезвую и послушать техно.

И Ankali — там тебе на входе заклеивают камеру, чтобы ты ничего не снимал. Провел в этом заведении много времени в период подросткового становления, там как раз и были моменты мрачного фатализма. Тогда общался с другой компанией, где были свои правила. Слава богу, сейчас от этого отошел.

— Какой последний рейв тебя впечатлил?

— Мой концерт в «Стадиуме».

— Трек «Бей!» звучит как сеанс жуткой саморефлексии, когда человек понимает, что он мудак.

— Так и есть. Это был еще один нервный срыв, где я сильно накосячил перед близкими. Не в плане каких‑то страшных поступков, просто недостаточно времени уделял важным людям.

— Ты по ходу разговора вспоминал и терапию, и сразу несколько нервных срывов. Как чувствуешь себя сейчас?

— Я в порядке. В итоге вышел из этого состояния и через врачей, и через помощь близких. В моменте было сложно, но вынес из этого не только хорошие песни, но и внутренний рост.

— «Мы создали монстра» звучит как рекап всей твоей карьеры — от первых «Декадансов» до «Джангла». Тебе важно учитывать прошлое в настоящем?

— Я скорее бессознательно такие вещи делаю. Но осознаю, что боюсь потерять себя в погоне за цифрами. Иногда кажется, что превращаюсь в бездушное нечто, что Kraftwerk когда‑то транслировали: «We are all robots». И я создал своего робота-монстра — плечистого, серьезного и полного печали. Я могу работать сколько угодно, но кто знает, как это на мне скажется потом.

— Альбом заканчивается треком «Нас отключают». Почему?

— Это буквально выход из «Qtopia». Ее же не существует, это мир, в котором тебе бы хотелось пожить. Но иногда нужно дать себе пощечину и вспомнить, что на самом деле мы существуем в реальном мире. А «Qtopia» — возможность выйти из реальности, классный сон, после которого думаешь: «Жаль, что он закончился». «Нас отключают» — это утренний будильник.