Однажды в восьмидесятых житель Сан-Франциско Даг Хрим Блант увидел наклеенное на стене объявление о наборе класса желающих научиться музыке и собрать собственную рок-группу. Бланту было тридцать пять, он работал медбратом, не владел ни одним музыкальным инструментом, но с детства мечтал научиться играть на гитаре. Ему повезло: преподававший на занятиях музыкант Виктор Флавиани оказался не только хорошим учителем, но и всячески агитировал Бланта сочинять песни. К тому же, у Флавиани было место, где эти песни можно было записать, — собственная гаражная студия. Набрав группу из посещавших занятия мужчин и женщин, Блант и Флавиани за два года наиграли музыки на целый альбом, выпустили его самопальным методом и даже выступили на местном телевидении. Альбом никто не купил, Блант продолжил работать в больнице, а Флавиани — преподавать. На этом все и закончилось.
Вернее — почти закончилось. Спустя почти двадцать лет копия того самого альбома Бланта «Gentle Persuasion» оказалась в распоряжении OT Records, небольшого инди-лейбла из штата Делавэр. От них песни Бланта попали к самым разным людям — от Девендры Банхарта и Ариеля Пинка до начинающего музыканта из Лондона по имени Рой Ннавучи, взявшего после столкновения с этой музыкой псевдоним Дин Блант. Даг Хрим стал в одночасье легендой андеграунда. Сам он, впрочем, об этом и не подозревал.
Первым, кто нашел Бланта и сообщил ему о внезапно нагрянувшей известности в узких кругах, стал лейбл Luaka Bop. В прошлом году он же переиздал все песни, записанные Блантом со его группой в 1980-х, в виде пластинки «My Name Is Doug Hream Blunt». Так музыка Бланта дошла уже до относительно широкой аудитории — и, надо сказать, аудитория только от этого выиграла. Длинные (по пять-шесть минут), повторяющиеся, неуклюжие, обрамленные в совсем безвременный звук песни Бланта невозможно стилистически охарактеризовать — это сразу и рок, и фанк, и соул. Впрочем, это и не важно, и не нужно. Главное, что «My Name Is Doug Hream Blunt» — просто одна из самых оптимистичных и душеспасительных записей, которые вы можете услышать. В музыке Бланта нет ни капли просчета, притворства и неискренности — она излучает лишь радость от самого процесса создания и исполнения музыки. Под нее хорошо делать примерно все на свете — и она при этом не может надоесть. Кажется, будто это вовсе и не музыка, записанная представителями западной цивилизации конца XX века, а артефакт, созданный людьми, мимо которых прошла вся гнусность, горечь, грязь и боль нашего мира.
В этом же году случилась и вовсе неожиданная штука: Блант, давно уже вышедший на пенсию и только недавно оправившийся от инсульта, начал давать концерты. Летом он дважды выступил на лондонском фестивале Field Day, а в субботу сыграет на «Стрелке». Связь со своими старыми товарищами по группе из 1980-х он давно растерял, поэтому в Москве Блант будет выступать с местными музыкантами, которых собрала сама «Стрелка». На «Стрелке» же вчера мне удалось побеседовать с самим Блантом — скромным человеком невысокого роста, постоянно смеющимся и заражающим своей энергией всех окружающих. На всякий случай вместе с ним со мной говорил его менеджер — Эрик Найстрем из Luaka Bop.
— Вы росли в районе Бейвью-Хантерс-Пойнт (бедный район Сан-Франциско, в 1950-х ставший главным черным гетто города. — Прим. ред.). У вас было сложное детство?
— Очень сложное.
— Беспорядки 1966-го помните (в 1966-м в Бейвью-Хантерс-Пойнт произошли массовые столкновения местных жителей с полицией. — Прим. ред.)?
— Ой, очень хорошо помню. 13-летний пацан угнал машину, разъезжал на ней по району, и его просто пристрелили полицейские. И началось. Мне тогда было примерно столько же лет, сколько ему (на самом деле Бланту было 16 лет. — Прим. ред.). Было страшно. Но вообще в самом районе было страшно жить — поэтому беспорядки… Ну это были беспорядки. А вообще в Бейвью тебя могли просто избить посреди дня, если ты на пару кварталов отошел от дома.
— А «лето любви» помните?
— О да-да, это было очень круто. Мне было семнадцать, я слушал Джими Хендрикса, все бары в городе были открыты круглосуточно… Офигенно было. Но вообще это время прошло. Сейчас что-то похожее только в Беркли.
— А что с Сан-Франциско стало? Многие жалуются, что стало дорого, технологическая индустрия все съела, все не то.
— Да ну, глупости. Надо просто идти в ногу со временем. Ну жить стало дороже, да. Но это нормально — жизнь вообще всегда дорожает. Я не печалюсь, что город изменился.
— Вы в юности были коллекционером винила. Что собирали?
— RʼnʼB 1960-х и 1970-х. Еще пластинки двух Кингов — Би Би Кинга и Альберта Кинга. Сантану.
— Кертиса Мейфилда слушали?
— О да, Кертис Мейфилд! Один из моих любимых музыкантов. Его музыка повлияла на мои песни больше всего остального. Что мне всегда в нем нравилось — так это то, что он на один ритм мог написать десять разных песен.
— У вас то же самое: один ритм — и десять песен.
— Да, да! (Смеется.) Ты в точку попал. Кертис Мейфилд и Джими Хендрикс — это вообще лучшие музыканты. Но они совершили ошибку. Для музыканта главное всегда идти в ногу со временем и не забегать в будущее. Можно забежать чуть-чуть, но нужно позволить временам тебя догнать. А вот эти двое сильно забежали вперед — а так делать нельзя. Ты можешь не соглашаться, конечно, это просто я так считаю.
— А ваши песни — они про то время, когда вы их написали?
— Ну конечно, да. Это все истории про мою молодость, про мою тогдашнюю жизнь. В ней было много чего хорошего, но и много чего плохого.
— У вас почти все песни — про секс, любовь, отношения. Это хорошее или плохое?
— Все вместе! Это и была моя жизнь! Это и была моя жизнь… (Очень долго смеется.)
Эрик Найстрем (Бланту): А у тебя есть какой-нибудь совет для молодых насчет отношений?
Блант: М-м-м… (Долго думает, прерываясь на смех.): Брак — это клево. Жена должна быть боссом. Даже если она не права, она все равно босс!
— Кстати, а почему у вас в группе в 1980-х было так много женщин?
— Да они просто занимались музыкой там же, где и я. Ничего такого.
— Почему они к вам группу пошли? Вы были лидером?
— Да я просто был первым учеником у нашего учителя. Когда все остальные пришли учиться, я просто уже больше умел и вовсю писал песни. Если бы я пришел позже, вы бы здесь с кем-нибудь другим сидели. (Смеется.)
— А вы со своим учителем, Виктором, еще общаетесь?
— Да-да, иногда вижусь с Виктором. У него до сих пор та же студия в гараже, где мы записали альбом. Он все еще преподает музыку. Он вообще только о музыке и думает. Он меня, кстати, выгнал из своей секции…
— Серезно?
— Да нет. (Смеется.) Просто после записи альбом стало ясно, что я ему надоел. Поэтому наши пути разошлись. Но мы сейчас снова общаемся.
— А как вы попали на передачу «City Lights»?
— Да пришел к ним и сказал: давайте мы вам пару песен сыграем, вот и все.
— Что за штука вообще такая — public-access television, по которому передача транслировалась?
— Ну как. Это был канал для студентов. Они там практиковались. Если кто-то учился на оператора, то ему давали камеру и говорили: «Давай снимай». Но вся режиссура, все мое выступление — это все я придумал, они тут ни при чем.
— А вы про эти видео что думаете?
— Отличные видео! Эрик мне их записал на диск, вообще отличные видео!
Найстрем: Кстати, Даг, ты в курсе, что некоторые из этих роликов посмотрели по двадцать тысяч человек?
Блант (одобрительно-заинтересованно): М-м-м…. Вообще про это не знал! (Смеется.) Двадцать тысяч… Ни фига себе… Я ж вообще не умею пользоваться компьютером.
Найстрем: Когда кто-нибудь что-нибудь про него пишет — я ему отправляю распечатки.
Блант: Да… Компьютеры — это такая… сложная вещь. Непросто научиться!
— Одна из самых интересных деталей вашей музыки — гитарные соло. Вы как-то сказали, что вас на них вдохновили ваши занятия боксом. Расскажите подробней.
— Да, да. Играть соло на гитаре — это как со спид-багом работать. Надо все делать очень быстро и резво, иначе ничего не получится.
— А откуда на ваших записях у вашей гитары такой тон? Он очень интересный, можно иногда перепутать с клавишными или флейтой.
— Ох, вот это печальная история. Гитарный тон на записях — очень плохой. Мне жаль, что он таким вышел. Я хотел играть как Джими Хендрикс, но не смог.
— То есть вы хотели так — вж-вж-вж, а получилось так: цинь-цинь-цинь?
— Ага. Но тебе нравится, да? Это самое главное.
— Что вы сейчас делаете? С семьей проводите время?
— У меня трое детей. Конечно да, на них время уходит. Но я все равно продолжаю заниматься музыкой. Учусь играть на трубе.
Найстрем: Как, кстати, с твоими занятиями дела?
Блант: Да все нормально, только медленно, ничему не научился еще толком.
— А почему вы начали учиться играть на трубе?
— Чувак, я ж после инсульта на гитаре больше не могу играть, у меня целый год правая половина тела парализована была, да и сейчас плохо работает. А музыкой заниматься охота. На трубе я как раз играть могу.
— Где вы занимаетесь?
— В школе в Мишене (район Сан-Франциско. — Прим. ред.). Она и для взрослых, и для детей.
— В Мишене? Вам приходится на автобусе туда добираться?
— Да не, нет. Я ж вожу машину.
— И после инсульта нормально водите?
— Да вообще легко. Водить легче, чем на гитаре играть.
— А на чем ездите?
— О, а у тебя компьютер открыт. Так, давай покажу. (Блант начинает скроллить вверх и вниз по открытому в браузере ютьюбе, в итоге показывает на строку поиска сайта.) Так, введи сюда мое имя… Так… Нет, не вижу. (Блант заметно печалится.)
Найстрем: Попробуй не на ютьюбе искать, просто загугли.
(Блант смотрит на экране компьютера и видит свое фото.) О, вот она! Вот моя тачка! Красавица.
— Что за машина?
— «Кадиллак» 1954 года. Я ее купил где-то в 1999–2000-м.
— Сами отремонтировали?
— Конечно сам. Ходил по салонам в Сан-Франциско, искал комплектующие, автозапчасти, сам с ними мучился. Ты ремонтировал когда-нибудь машины? Нет? Это огромное удовольствие. (Смеется.)
— С кем вы будете играть в субботу?
— М-м-м… (Смеется.) Не знаю, спроси вот у них! (Показывает на Татьяну Андрианову и Михаила Резвана, промоутеров «Стрелки».)
Андрианова: Женя Горбунов из «ГШ» на гитаре, Катя NV на бэк-вокале, Дима Мидборн и Гриша Добрынин из On-the-Go на басу и ударных…
Резван:…Саша Липский на клавишах…
Блант: Офигенные ребята!
Андрианова:…Андрей Бессонов на кларнете и Витя Глазунов на перкуссии.
Блант: Отличные ребята. Очень хорошие. Они слушают и слышат музыку.
— Они лучше, чем ваша группа из 1980-х?
— Нет! Но они — самые умные музыканты из тех, с кем я выступал. Они очень разные, но слышно, что друг друга прекрасно понимают. Вообще, в группе главное — это чтоб музыканты слушали друг друга. Как обычно бывает: у вас есть гитарист, и он хочет стать главным и начинает всем задвигать, мол, ты делай так, а ты — так, и все потом начинают спорить. Так вообще не должно быть. Все эти пререкания — впустую потраченное время. Надо просто играть и слушать друг друга. Вот в этой группе такого вообще нет? Как зовут девушку оттуда? Кейти, да? Вот она очень умный музыкант, она просто подготовилась, и с ней приятно работать.
— В вашей первой группе не было никаких споров? Вы никому не указывали, как и что надо сыграть?
— Да ты что, ну я похож разве на человека, который кому-то что-то указывает? Надо просто всем вместе играть, не спорить, и все будет хорошо. Я могу что-то там сказать — типа сыграй вот это вот побыстрей, а тут сыграй помедленней — но я не буду никому указывать, как играть, понимаешь? Я не люблю, когда тратят время. Знаешь, когда я в Лондоне играл с The Messengers, там был один такой чувак…
Найстрем: В июне Даг сыграл два концерта в Лондоне. Первое выступление было с группой музыкантов, которых мы нашли по объявлению. Второе — с группой The Messengers, это вообще отдельная история. Это тридцать человек — бездомные, бывшие бездомные, пациенты центров музыкальной терапии. Совершенно прекрасные люди. Но среди них был один музыкант…
Блант: Гитарист.
Найстрем: Да, гитарист. Очень сложный чувак. (Очень долго смеются.)
— Эрик, а вообще какие главные сложности с организацией концертов Дага?
Найстрем: Ну как, главную сложность ты уже озвучил — найти людей, которые смогут с Дагом сыграть. С другой стороны, это не сложность, а очень увлекательное занятие. Концерт в Москве будет совсем не таким, как в Лондоне, и это прекрасно. Strelka All-Stars — просто супергруппа…
Блант: Да!
Найстрем:…они мне очень понравились.
Блант: Да!
Найстрем: Должно быть очень весело.
Блант: Да! Да! Да! (Все снова смеются.)
— Я вспомнил, что хотел спросить вас еще про один интересный факт вашей биографии: вы однажды построили собственными руками дом. Причем в Мексике. Это правда?
— Я там построил два дома. Для себя и моей жены.
— Вы их потом продали?
— Да! Конечно! (Смеется.) Никогда не покупайте дом в Мексике, вообще никогда. Если купите — то это будет самая главная ошибка в вашей жизни. (Смеется.) Вообще нельзя такого делать, просто никогда.
— Вы кроме Мексики еще много куда по молодости путешествовали, правильно?
— Ага.
— А куда сейчас хотите поехать? Где хотите сыграть концерт?
— Я? (Смеется.) Да никуда, если честно. Куда он (показывает на Эрика) скажет, туда и поеду! (Смеется.) У меня же семья, мне с ними лучше всего. А куда-то поехать — я об этом не думаю. У меня дочке одиннадцать, сыну восемнадцать, у него скоро свой собственный сын родится. Как мне по миру разъезжать? Семья — самое главное, я лучше побуду с ними.