Новой музыки все больше, а кайфуем под Кадышеву: разбираемся в тренде на ностальгию

Заголовки «Надежда Кадышева популярна у зумеров» появились весной-летом 2025 года у любого уважающего себя и не очень медиа. Что, собственно, произошло, можно оценить двумя способами — умозрительным и статистическим.

Если оценивать умозрительным образом, можно зайти в любую соцсеть с вертикальными видео и заметить, что концерты Кадышевой выглядят несколько иначе, чем можно было предположить ранее. Вместо мощных вибраций фестиваля «Песня-96» в ГКЗ «Россия» — угар двадцатилетних, стоящих на ушах под «Ручей» и «Веночек».

Статистика только подтверждает это впечатление: раз в пару недель по медиа катятся новости в духе «Надежда Кадышева заработала A денег, это в Б раз больше, чем год назад», или «Надежда Кадышева соберет „Лужники“».

Кейс Кадышевой-2025 можно было попробовать списать на попкультурную аномалию, если бы не еще один мощный транзит из мира телевизоров с пузатыми кинескопами во вселенную рилсов* — Татьяны Булановой. Звезда 1990-х увидела, как на ее концерты массово повалили двадцатилетние, увеличила число выступлений, подняла гонорары в два раза и выступила на модном ивенте Ömankö Day вместе с Mirèle, «Вторым Ка» и другими молодыми артистами.

Реакция самой Булановой в духе «кто‑то загрузил мою песню в интернет, и оно завирусилось» в целом близка к правде. Как это часто бывает в современном интернете, «нулевого пациента», с которого все началось, уже не найти, но все поиски в любом случае неизбежно приведут нас в мир вертикальных видео.

Там же, по всей видимости, стоит искать ответ на вопрос, почему продажи концертов звезд 1990-х и 2000-х за последний год выросли в два раза: сообщалось, что вслед за Кадышевой и Булановой резко выросли продажи билетов на концерты «Миража», «Браво», «Любэ», Алены Апиной и «Зверей».

Верно. Кто помладше может резонно вспомнить «Мальчика на девятке» певицы Dead Blonde и прочий «слово пацана кор», музыкально и образно отсылающий к позднесоветскому «красному диско». Человек чуть постарше обязательно скажет про «Нон-стоп» группы Reflex, который не только дал путевку в жизнь группе «Пошлая Молли», но и открыл ящик Пандоры для полукаверов-полуремиксов старых песен, расплодившихся как грибы.

Человек еще старше возразит: а как же «Ева» группы «Винтаж» — и будет прав, потому что творческий трюк «возьми чужую песню и сделай из нее свою» впервые успешно провернула именно Анна Плетнева, а не Кирилл Бледный. Спускаемся дальше — и вспоминаем (или открываем для себя), что первым суперуспешным музыкальным шоу первой кнопки российского ТВ были «Старые песни о главном» второй половины 1990-х, где звезды тех лет пели советские песни, а еще, совпадение или нет, в том же десятилетии массово воссоединились и поехали с концертами советские ВИА.

Можно копнуть даже еще дальше — и выяснить, что как бы народная песня «Ромашки спрятались» совсем не народная, а советская стилизация под русский романс, датированная 1970-м годом. В эту игру можно играть вечно — потому что нить ностальгии неизбежно от нас ускользает.

Найти свою Кадышеву и Буланову за рубежом вряд ли получится, но один громкий кейс последнего года только и заставляет, что рассуждать про ностальгию. Это воссоединение группы Oasis, которая распалась в 2009-м и объявила о возвращении в прошлом году.

Судя по тому, что творится в интернете и офлайне, где Oasis стали героями вертикалок, объектом пародии вечерних шоу и чем только не, позиции братьев Галлахер сейчас сильнее, чем обычно: хотя бы в Штатах они собирают площадки в 3–4 раза больше по сравнению с последним туром-2009, в родном Манчестере для них отгрохали респектабельный фан-шоп, а еще на символический поклон к Галлахерам пришли с коллабой из Adidas (а не наоборот).

Воссоединившиеся Oasis стали, вероятно, больше, чем любая другая рок-группа, — вероятно, это единственные люди с гитарами, которые обеспечивают событийность: соцсети жадно мусолят каждый таблоидный чих вроде «сообщается, что Лиам Галлахер проводит с собакой больше времени, чем с братом, — их отношения накаляются». Никто — ни Fontaines D.C., ни Idles, ни любая другая важная группа последнего поколения — не создает вокруг себя облако новостей.

Кейс Oasis хоть и выдающийся, но не единственный на общем фоне. Наверное, чуть менее заметно прошел реюнион Linkin Park с новой вокалисткой Эмили Армстронг и старым звуком, отсылающим к классике — альбомам «Hybrid Theory» и «Meteora». Произошло это на фоне общего роста интереса к ню-металу вообще и группам вроде Limp Bizkit в частности (а вокруг Deftones вообще сложился отдельный культ). Также не так давно журнал Rolling Stone зафиксировал сетевой шум вокруг постгранжа и выпустил статью «Butt-rock is back, baby»«Жопошный рок вернулся, детка». про то, как группы вроде Nickelback и 3 Doors Down прекращают считать посмешищем и переосмысляют в позитивном ключе в вертикальных видео.

История про то, как освежить старый звук, тоже воспроизводится уже больше сорока лет — например, в начале 2020-х во многом благодаря The Weeknd весь модный поп подсел на звук 1980-х, в середине 2010-х многие примеряли на себя хаус 1990-х. Инди-рок 2000-х массово питался гаражным роком 1970-х и постпанком, а поп-музыка рубежа веков — диско.

«Мне кажется, принципиальная разница в том, что Кадышеву открывают для себя слушатели помладше, а Oasis — это такой фансервис для тех фанатов Oasis, которые были в 1990-х и 2000-х, и сейчас они хотят посетить концерт своей любимой группы. В первом случае это новый опыт, во втором старый».

«Что меня больше всего удивило в реюнионе Oasis — то, как с двух ног Галлахеры ворвались в современную соцсетевую поп-культуру с вертикалками, фандомами, твиттер-аккаунтами, где постят фото вроде „Звезда a stuns in new photo“ и что‑то в таком духе, потому что мне казалось, что это чистой воды фансервис. Он им и остается, но добавочной стоимости оказалось слишком много».

Здесь напрашивается очень простой ответ: интернет уравнял примерно всех и открыл доступ ко всему, благодаря чему та же группа Oasis для молодых — это не старый, а абсолютно новый опыт. Просто раньше такое происходило с более нишевыми жанрами вроде шугейза, когда группы типа My Bloody Valentine в период творческого пика играли в маленьких клубах, потом распадались и через двадцать лет обнаруживали себя в больших буквах афиш фестивалей.

С Oasis происходит примерно то же самое — только в более значительных масштабах. Вспомните, как Oasis заканчивали 16 лет назад — группой с явными признаками творческого кризиса, падением продаж на музыку и так далее. Сейчас мы наблюдаем коммерческий пик Oasis — по крайней мере, умозрительно это выглядит так. Ждем новостей в духе «Oasis побили N своих рекордов».

Саймон Рейнольдс в книге «Ретромания» диагностировал современной музыке одноименную болезнь, симптомы которой — вечное самоедство с циклами длиной примерно в двадцать лет. Эту систему можно было считать рабочей: действительно, тому же постпанку понадобилось примерно двадцать лет, чтобы из саундтрека подземного Манчестера превратиться в популярную музыку.

Сейчас эта схема, кажется, не работает, потому что под ревизию ностальгии сейчас попадает все, что полежало больше пяти лет, например, уже на полном серьезе проводятся вечеринки имени 2017 года. Представить себе поминание добрым словом эпохи, которая едва минула, ранее не представлялось возможным.

«Никто точно не знает, что случилось с циклом ностальгии, но есть стойкое ощущение, что он ускоряется с катастрофической скоростью. Кто‑то винит алгоритмические ленты: из‑за слишком быстрой и разной информации чувствуется перегруженность и усталость и хочется вернуться во времена, когда все было чуть понятнее, медленнее и проще. Кто‑то отмечает, что просто у нашей жизни появился понятный водораздел в виде коронавируса и геополитических кризисов, — жизнь разделилась на до и после, поэтому даже „Пошлая Молли“ с „Нон-стопом“ ощущается как оголтелое ретро. Но мне больше нравится разгон, что на самом деле вместо одного классического цикла ностальгии мы имеем дело сразу с несколькими: мейнстрим мертв, информация и культура фрагментированы, у каждого свой инфопузырь, поэтому ностальгируют по всему сразу».

«Тут еще любопытно, что ностальгия была всегда, но, чтобы она была настолько расхожей среди вчерашних подростков, это нонсенс. Одержимость Кадышевой, я думаю, обыкновенный эскапизм и попытка почувствовать себя так же безопасно и хорошо, как в 2000-е, когда казалось, что все впереди: вот вырастем, будет и муж красивый, и машина, и квартира, и доллар по 30, и дурацкие турецкие курорты по горящим путевкам. Теперь даже дурацкие курорты не по карману, вот и остается сидеть дома и ковыряться в своей национальной идентичности».

«Случился интернет, который заставил нас ностальгировать по всем эпохам сразу. Это нормально, что сейчас люди с теплом вспоминают одновременно и 1990-е, и 2000-е, и уже даже 2010-е, ну и, конечно, 1980-е. Мне кажется, что ностальгия по 1980-м — это уже отдельный жанр, который будет жить всегда. Я не знаю, почему это происходит, но мне кажется, что, благодаря накопленным в интернете фото- и видеоматериалам, люди просто могут — насколько им позволяет кругозор — полностью погрузиться в эту эпоху и почувствовать свою сопричастность с ней. До интернета такого не было. То есть в 2004 году ты, конечно, мог слушать группу „Ласковый май“ и „Мираж“ по радио „Ретро FM“, но ты не мог зайти и посмотреть концерт Юры Шатунова 1988 года в городе Кривой Рог, чтобы там были костюмы, участники группы, визжащие фанаты.

Плюс люди поняли и почувствовали, что ностальгия — это золотая жила. Если у людей связаны с какой‑то музыкой эмоции и воспоминания, то достаточно нажать еще раз на кнопочку, чтобы у них эти воспоминания вызвать. И это может принести тебе очки, лайки, классы, деньги, что‑то еще. И поэтому ностальгической музыки сейчас очень много».

«Есть две параллельные линии — музыка ностальгическая и музыка современная. В 2020 году была песня „Мальчик на девятке“, которая вызывает у людей воспоминания о 1980-х, и песня „Кадиллак“, которая вбирает в себя все тогдашние тренды рэпа. Через десять лет подрастут люди, которые выросли на этих двух песнях. Парадоксально, но они будут одновременно ностальгировать по песне, которая ностальгирует по перестройке, и по песне Моргенштерна, которая как раз плоть от плоти музыка 2020 года».

«Музыка ностальгическая не вытесняет музыку трендовую, они могут пересекаться, сосуществовать и друг друга взаимоопылять, но это все равно музыка теперешнего дня. Хороший пример, наверное, это nkeeeei, uniq и Artem Shilovets, которые, с одной стороны, глубоко ностальгические, но, с другой стороны, поскольку они ностальгируют по эпохе, которую они не застали, будучи детьми другой эпохи, у них получается другая музыка. Это не клубный музон из 2006 года, а что‑то в духе 2025-го, в котором они, естественно, живут. Или Lovv 66, который реконструировал в своих песнях клубный поп конца 2000-х, но при этом он его накладывал на другие тренды, которые существовали уже в современности.

Ностальгия — очень часто креативный творческий процесс. Ты не берешь звук и образ прошлого и один в один их реконструируешь, потому что ты с современными технологиями не сможешь это сделать. Тебе для этого нужны технологии из прошлого, ты все равно их накладываешь на современное понимание звука, мелодии, сонграйтинга. И у тебя получается уже что‑то другое. Песня „Гламур“ не похожа на хиты условного сериала „Клуб“, потому что она сделана людьми, которые слушали Плейбоя Карти, Трэвиса Скотта, кого‑то еще. Там совершенно такой аморфный припев, там другая мелодичность. В 2006-м все звучало иначе».

«В мире быстрого интернета тебе предлагается любая музыка на любой вкус и цвет. Не хочешь ты ностальгировать по 2000-м и слушать The Weeknd, то послушай то, что сейчас на острие атаки.

Ностальгия — это хороший рабочий прием, то есть проверенное средство, но с ним тоже нужно уметь работать. И если ты делаешь это бездумно, то получается просто плохая песня. Плохую песню никто не будет слушать. Песню „Гламур“ слушают не потому, что она отсылает людей куда‑то, а потому, что она [классная] и мелодичная. Если бездарный человек берется ностальгировать, то получается бездарная песня. Если это делает талантливый человек, то получаются альбомы Ариэля Пинка, Мака Демарко, песня „Гламур“, песня „Blinding Lights, you name it“».

«Мне кажется, что к ностальгии стоит относиться как к чему-то неизбежному: принять это как жару, снег или дождь. Во-первых, музыкантам настоящего в этом смысле тяжелее, чем музыкантам прошлого: вторые работали с чистого листа и с чистой головой, в которой в силу отсутствия интернета не уместилось гигантское число слушательского опыта.

Во-вторых, этот слушательский опыт и глобально накопленный десятилетиями музыкальный опыт вообще, наоборот, шанс для современных музыкантов найти какой‑то волшебный синтез между тем, что ты и не догадаешься свести друг с другом. Никто же в 1994 году не представлял, как можно свести к одному знаменателю музыку The Beatles и Sex Pistols, а Oasis смогли. Мне кажется, главное — максимально талантливо и свежо к этому подходить, и успешной ностальгия будет тогда, когда найдутся удивительные промежуточные звенья в тех цепях, про существование которых мы и не догадывались».

* Instagram принадлежит Meta, признанной в России экстремистской организацией, ее деятельность в стране запрещена.