— Что такое «Аттракцион»? Это твоя новая группа или название музыкальной программы?
— Меня 4 года не было, потому что мне все страшно не нравилось: ни я, ни музыка, которую мы играли, ни окружение, ни публика, которая стала приходить на мои концерты. От всего этого хотелось избавиться, и 4 года избавлялся — как положено, с алкоголем и депрессией. Мной было сделано столько за 8 лет в музыке, что понадобилось провести разделительную линию, произвести ребрендинг.
И я назвал себя «Аттракцион». Сейчас звук другой, хочется делать танцевальные вещи: либо фанк, либо диско. Мы начали вот с кавера на песню «Белая панама» Юрия Чернавского, потому что я его давно люблю. Вчера болтали с ним часа два — он в Лос-Анджелесе, — думали, может, придумаем что-нибудь новое. У меня появились новые музыканты. Молодые люди крутятся вокруг меня все время, ну и я пользуюсь тем, что они меня любят. Вот сейчас у меня молодой коллектив — 25–27 лет, я к ним чутко прислушиваюсь и полностью им доверяю.
— Почему Чернавский?
— Он, как никто другой, повлиял на мое взросление. Когда мне было 14, я услышал «Красные маки» с альбомом «Кружатся диски» и офигел от крутости. Если ты поставишь этот альбом сейчас, то поймешь, что звучит он не хуже Jamiroquai, например. Когда мне было 22, вышла «Асса», и я влюбился в Мальчика-Бананана, который сидит в телефонной трубке и отвечает: «Ту-ту-ту». Не столько Цой с «Переменами», сколько Чернавский с «Ту-ту-ту» сформировали мое дальнейшее кредо, если угодно. Ну и в том же году были «Сезон чудес» и «Выше радуги» со всеми этим коровами с пестрыми боками и грустными глазами, нарисованной белой дверью, Робинзоновым сезоном, засыпающим Зурбаганом, с травой, которой снятся острова. Эти песни до сих пор живут со мной. Может, благодаря им, я до сих пор продолжаю, как ребенок, мечтать и верить в чудеса.
— Пять лет назад ты участвовал в шоу «Две звезды»…
— … и получил их аудиторию — этих теток в завивках. Я был в Лондоне, когда мне поступило предложение участвовать в проекте, писал альбом. Мне позвонил всем известный начальник, и я иду по городу, будто принял что-то, воодушевился и сказал «да». Но взамен получил много седых волос, потому что это чужая для меня территория и аудитория, которая смотрит Малахова. То есть, когда я пою как бы одесский шансон на стихи Лермонтова «Никого не люблю», никто не подозревает, что на самом деле эта музыка из французских роуд-муви 60-х годов.
И вот эти «любители» полезли. Я их банил в фейсбуке, они проникли на концерты, стали шикать на молодых. У меня была прекрасная публика 20–27 лет, девушки в основном. Они стали их упрекать в том, что те курят или занимают место, заняли половину пространства и последний концерт — я видел только теток. Они занимают первые места, дорогие столы, если выступление в кабаре, ресторане. Они зырят, но ничего не дают, их тело даже не двигается. То есть когда ты играешь ритмичную музыку, оно не работает. Они сидят как монолитные статуи, но с глазами живыми.
— Ну а сейчас есть понимание, для кого работает твой «Аттракцион»?
— Ну да — я знаю, их вижу. Это такие рефлексирующие, состоявшиеся, симпатичные, по большей части даже одинокие девушки, женщины. В поисках не столько любви, сколько смысла жизни, — что вообще настораживает. Потому что антропологическое назначение женщин — это любовь. Но при этом они хотят танцевать. Ну плюс героини журнала Tatler меня любят. У них есть деньги, и они заказывают весь коллектив независимо от гонорара, а это дорого. Потому что много людей, райдер, сцена, мы стали обращать внимание на свет.
— Читал у тебя в фейсбуке много размышлений о музыке. Есть ли молодежь, на кого стоит обращать внимание, или его только группа Gorillaz заслуживает?
— Вчера мы с Чернавским говорили об этой ситуации. Она меня тревожит. Потому что молодые музыканты, которые пытаются что-то здесь сделать, — одиночки. Понимаешь, никогда волна от одного человека не исходит. Это всегда группа. Вот возьми все, что появлялось в музыке: трип-хоп, хип-хоп — это все группа людей. Журнал «ОМ» был такой точкой силы для для многих — Земфиры, Дельфина, Линды, «Мумий Тролля» и «Ленинграда», к сожалению моему. Сейчас русская музыка разделена на два лагеря: первый — телевидение, не будем называть этих имен, мы всех их и так видим, когда включаем «Субботний вечер» с Басковым; второй — удивительно для меня вдруг выстреливший и получивший такой отклик рэп. Эти бесконечные баттлы с двадцатимиллионными просмотрами: Оксимирон, Скриптонит и т. д. Я не слушаю эту музыку, это дело вкуса. У первого лагеря большая трибуна из телевизора, вторые получили зрителей из интернета. Между этими двумя лагерями находятся реальные музыканты, которые ежедневно, ежечасно щупают предмет музыки, пытаются что-то сделать. Они задумываются о конъюнктуре, потому что им надо жить. Например, Катя Павлова — совершенно бескомпромиссная фигура. Мне нравится, что она делает. Просто, кажется, она не тогда родилась. Родись она на лет 15 раньше, попади в 90-е, был бы другой разговор. Мне дико нравятся Антоха МС, «Обе две», «Окуджав».
— Тебя действительно давно не было слышно, а сейчас помимо «Аттракциона» ты еще запустил нечто под названием «интеллектуальный клуб «Батон». Это что?
— Мне не нравится находиться в московском обществе, я стал затворником, никуда не хожу. Но один человек не остров. К тому же мне врач сказал, что потеря социальных связей грозит здоровью физически. Может рак образоваться. Или ты практикующий монах, или ты просто чахнешь. Я, затворник много лет, придумал самому создать среду, в которой мне было бы интересно. Да и к концу жизни — мне осталась уже треть по большому счету — понимаешь, что ничего не знаешь. Поэтому я организовал всю эту историю, чтобы по четвергам вечером сидеть, пить вино и слушать человека, который мне доступно рассказал бы о каких-то вещах, которых я не знаю. Вот и весь «Батон». На этой неделе, например, был молодой генетик из Киева, рассказывал, как не стареть.
— Сейчас наука входит в топ тем, которыми надо интересоваться и как-то поверхностно в них разбираться.
— Безусловно, да. Мы многого не знаем, что происходит с ней. Вот у нас был профессор Жаренов, и я попросил его рассказать о том, как мы в XXI веке с технологиями и прогрессом попали во время принципов Средневековья, начиная с транснациональных корпораций, которые напоминают те же рыцарские союзы. И я вот уверен, что мы многое не знаем про науку, потому что она сдерживается какими-то структурами. Я думаю, по земле ходят клонированные люди, есть какие-то вещи, которые категорически нельзя выпускать, потому что Атлантида потонет. Это как ребенку давать спички. Меня все это восхищает, и я вот даже захотел пойти учиться, выбрал уже заведение. Если в следующем году перееду в Петербург, то моя новая квартира находится в стык с факультетом свободных искусств и наук, который возглавляет Кудрин. В связи со всем этим я перестал читать фикшн, кино мне кажется умерло лет 10 назад. Вместо музыки — лекторы, вместо худлитературы — воспоминания, переписки.
— А ты сам не думал свои воспоминания записать?
— У меня очень плохая память. Я ничего не помню — видимо, это один из рецептов моей молодости, потому что в свои 50 я неплохо выгляжу. Может быть, при здоровом образе жизни было бы и лучше, но один из факторов эмоций — я не несу на себе «плот» как средство движения от одного берега к другому. А на нем воспоминания, дурная память, духи. Надо все резать. И когда меня спрашивают, как это было, когда был «ОМ», то я правда не помню. Ничего не могу сказать. Когда я путешествовал по миру 15 лет назад, я писал что-то в ЖЖ, блогспот, но это было разрозненно, по большей части придумано. Я придумывал факты, потом в них верил и, когда перечитывал, не понимал, правда ли это было со мной. Я очень беспардонно отношусь к архивированию сделанного. Потому что в конце концов все превращается в космический ветер. И этот ветер летает с нами, он все равно с нами.
— Зимой у тебя был пост про Рика Оуэнса, где в комментариях ты набросился на Гошу Рубчинского. Почему ты не даешь ему права на существование, и как ты относишься к этому поколению хайп-бистов с рэп-баттлами?
— Ну рэп-баттлы я посмотрел 10 минут, понял, что это прикольно, но не мое. Ну я не ем сало, хотя я украинец. Ну это такое сало, которое я не ем. Мне оно не нравится на вкус и запах. А Рубчинский — это знаменосец. Гошу я знаю, конечно, давно. Я не ожидал от него такого выхлопа и очень рад за него. И вот, что меня смущает в этой истории: я не говорю, что у них не должно быть права на высказывания, у всех оно должно быть. Сейчас скажу плохую вещь, но мне кажется, что у каждого сверчка должен быть свой шест. То есть группа «Ленинград» — неплохая группа, но она не может быть главной группой страны, собирая 50 тысяч на открытии «Открытия Арена». Я понимаю, что произошел какой-то сбой в программе. И Гоша Рубчинский с вариациями на тему «черкизовской моды» не может быть знаменосцем мировой моды. Я вот, убей меня, за мастерство. Да, мы живем в постмодерне, метамодерне, в еще чем-то, но это уже мое. Меня возмущает не Гоша, а хайп, который вокруг него происходит. У него, должно быть, есть какая-то своя аудитория, ну вот он для нее и работает. Прикол есть прикол. Но шум вокруг этого феномена меня больше смущает.
— А ты не думал, что этому хайпу просто нужно дать пройти?
— Вот хотел сказать про «Грибы», что это ненадолго, как они сами объявили о прекращении своей деятельности. Это ненадолго, ребят, а то, что надолго, видно сразу.
— А осталось ли что-нибудь вечное и доброе в культуре, музыке, моде?
— Я не знаю, это вопрос времени. Я, допустим, давал какие-то прогнозы по поводу чего-то, но ошибался. Вот, знаешь, я думаю, что надолго остается то, что ты долго, кропотливо мастеришь. А то, что ты быстро делаешь, быстро засохнет.
— Чтобы ты сейчас сказал себе 33-летнему сделать или, наоборот, не сделать?
— Экономить деньги, сберегать. Получил что-то — половину хотя бы отдай тому, кому доверяешь. Потому что жизнь такая синусоидная и когда ты попадаешь в ее нижнюю часть, если у тебя нет жировой прослойки, тебе просто плохо. Вот и все! Больше бы я себе ничего не сказал. А все остальное — это чепуха, все остальное — приключение. Самое прекрасное, что мы не знаем, что с нами произойдет, когда мы выйдем из этого кафе. Но если на нас с тобой упадут два кирпича, потому что здесь ведется стройка, то пусть у нас будут деньги на лечение. И это была одна из моих главных ошибок. Я не воровал, хотя в принципе мог бы… Я этого не делал по одной глупой мысли: потому что я думал, что хайп вокруг меня никогда не кончится, ведь талант не кончается, и у меня всегда будет много сил. Но сейчас мне нужно вкалывать именно из-за ошибки. Если бы я ее не совершил, то сейчас был бы намного счастливее.