«Заедаю ностальгию квашеной капустой»: как русские эмигрантки сохраняют свою идентичность

С шести лет и до переезда в Нью-Йорк я жила в Западной Украине, во Львовской области. Воспитывала меня русская бабушка, поэтому вместе с русским языком я впитала в себя и русскую культуру. В Америку приехала 16 лет назад, в 21 год, с четырьмя долларами в кармане. Здесь у меня родилась дочь София, сейчас ей 6 лет, а муж — пакистанец, и в русскоговорящую страну ему переехать трудно.

Это моя мечта — вернуться назад или хотя бы в Восточную Европу, где многочисленное русскоязычное население. Мне не подходит американский менталитет, да и в любом другом мегаполисе я чувствовала бы себя эмигранткой: все крупные города похожи. Это сначала в Америке у меня был период эйфории. Нью-Йорк — такой сногсшибательный город, много впечатлений, новые приключения каждый день. Но со временем это перестало быть ярким, хочется чего‑то поспокойнее, почище. Я привыкла все сваливать на то, что Нью-Йорк — большой город, загрязненный. Но и Львов не самый чистый. Когда рассматриваю возможные города для переезда, всегда расспрашиваю, большая ли там русскоязычная диаспора, есть ли русскоязычные школы. Останавливает то, что мужу тяжело переехать туда, куда я хочу. Да и по работе он тут завязан.

Мне советуют поехать в американскую глубинку, раз уж я выросла в провинции и так хочу снова жить на природе, — но я не могу себе представить свое общение с американцами-американцами. В Нью-Йорке они все же космополиты. А в американской глубинке я бы не только чувствовала себя эмигранткой, как здесь, — мне было бы просто неинтересно с местными. Я бывала там, поэтому знаю, о чем говорю. По моему мнению, русские, да и украинцы, более образованные что ли, более глубокие.

Но знакомых русскоязычных у меня здесь все равно не много: я живу не на Брайтоне, а на Манхэттене, в Даунтауне. Здесь хочется иногда на чай кого‑то пригласить, но как‑то скромничают люди. В Штатах не принято так просто домой звать, и приехавший народ тут, так скажем, обамериканился. Заезжаю иногда на Брайтон, в русский магазин. Заедаю ностальгию квашеной капустой, сгущенкой и гречкой.

Я фрилансер-переводчик, поэтому по работе часто пересекаюсь с русскими, но на непродолжительное время: перевела — и до свидания. Еще работаю преподавателем русского языка для американцев. Так как мой муж пакистанец, дома язык, как правило, английский. Чтобы воспитать билингву, рекомендуют не признаваться ребенку, что вы владеете языком, на котором говорят все вокруг. Но она же слышит, на каком я разговариваю с мужем. Мне часто советуют: «Она здесь родилась, предоставь ей право считать английский язык своим первым языком». Но это моя дочь, я ее пока контролирую. Я ее родила, и мне решать, какой язык у нее будет первым, так ведь? С дочерью я изначально общалась по-украински, это мой еще один родной язык, но потом решила перейти на русский. И поскольку я с ней общаюсь на своем, нам желательно вращаться в русских кругах.

Недавно решила организовать у нас в квартире камерные курсы русской литературы для детей от трех до семи лет, буквально человек на пять. Будем встречаться раз в неделю, читать русские книжки, обсуждать прочитанное, делать тематические поделки. Это все бесплатно, просто хочется привить дочке любовь к нашей культуре. Хочется, чтобы она общалась на русском не только со мной и это общение с другими русскими детьми не ограничивалось несколькими репликами на детской площадке.

Я стараюсь как можно чаще включать дома русское телевидение и особенно русский ютьюб. Включаю Софии русские фильмы, советские мультфильмы, хоть это ей пока и неинтересно. Но вот даже Netflix сейчас переводят на русский. Я не большой любитель новостей. Привыкла, что в России и на Украине первые полосы — это постоянно «этот украл», «того арестовали». Короче говоря, негатив. Так что после переезда в Америку я почти не смотрю новости. Никакие. Привыкла на Би-би-си проверять, что никого не убили — и ладно. Что касается книг, я недавно перечитывала «Преступление и наказание» Достоевского, а сейчас что‑то на английском читаю.

Английским языком я, конечно, владею, но бывает такое, что не получается выразить мысль именно нужными словами. Но иногда я уже сталкиваюсь с таким ощущением и в русском — выбивает из памяти. Я крепко держусь за все это русское в себе, без этого я была бы уже не я. Я не отсюда, я не местная. Все местное не мое. Я могу слушать шутки, общаться, улыбаться. Но я здесь не родилась. Я русскоговорящая украинка. Иногда я что‑то ляпну — смеются. Но не мое это. И юмор их не мой. Пожелайте мне удачи, и чтобы я обрела отчий дом.

Уехать из России не было моим решением. Моего прадедушку во время войны сослали из Литвы в Сибирь. Город Игарка, где я родилась, находится за Северным полярным кругом. Мне было 12 лет, когда папа решил перевезти нас в Вильнюс по программе переселения ссыльных на родину. Ему захотелось поближе к морю — из Сибири на море попробуй съезди. Моего мнения, понятно, никто не спрашивал.

В Вильнюсе я учила литовский по усиленной программе в специальной школе-пансионе «Литовский дом» для детей ссыльных, которые вернулись в Литву из России и Америки. Говорить между собой по-русски в учебное время нам было запрещено. Первые годы я прогуливала уроки литовского языка, экскурсии в литовские замки: это был мой протест против переезда. Сейчас в Британии литовский я вообще не использую. Даже с моим парнем-литовцем мы говорим на русском.

По окончании школы я переехала из Литвы в Великобританию. В Литве на тот момент жить было тяжело, а в Великобритании заработная плата выше. Друг позвал — сказал, даже без языка можно приехать и все равно зарабатывать деньги. Сам он, кстати, уже вернулся обратно в Литву, а я осталась в Британии.

Возвращаться в Россию и начинать взрослую жизнь там после «Литовского дома» я, честно говоря, побоялась. Нужна ли я буду в России? У меня же нет полностью российского образования, была усиленная школьная программа литовского и английского, а русский — раз в неделю. Я многое начала забывать, местами уже говорю неправильно. Орфографию совсем не помню, просто пишу русскими буквами.

Литовская история и язык мне никогда не были интересны. Литовский язык я, можно сказать, совсем забыла, с литовцами на нем говорить уже не стану. Погрузиться в британскую культуру тоже никогда не хотела, хоть и живу тут уже восемь с половиной лет.

Английский язык я знаю хорошо, но на работе говорю в основном по-польски. Я работаю на складе конфет Bonds, и в моей смене из 25 человек только пять англичан, я и поляки. В Мэнсфилде рабочий класс — одни поляки. Польский я выучила на предыдущей работе, на складе спорттоваров Sports Direct. Нужно было как‑то общаться с людьми, поэтому включала переводчик, и постепенно выражения запоминались.

Британцев-друзей у меня нет, не схожусь с ними: по-разному проводим свободное время. Поляков-друзей тоже не имею, только знакомые. Я выбираю в друзья русскоязычных литовцев и латышей, как‑то изначально положительно настроена к русским. Встречаешь: «Свой! Ой!» Каждый разговор начинается с «Ты тоже русская?». Очень сильно мы от англичан, да даже от поляков отличаемся. На одну шутку реакция разная. Недавно, кстати, ездила в Литву, купила там сборник анекдотов на русском. Английский юмор мне совсем непонятен.

Вот у нас происходит что‑то на работе, я говорю: «У нас в России на это бы сказали то и то». Пытаюсь перевести поговорки, но не всегда понимают. Русский язык очень сложный. Иногда я своим русским мозгом как скажу что‑нибудь на английском, они смотрят на меня: «Это же можно было тремя словами сказать!» Другой склад ума. Англичанам и полякам я вот часто рассказываю, как мы, например, с крыш пятиэтажек прыгали в двухметровый сугроб.

На 9 Мая я всегда беру отпуск и еду на машине до Лондона. Оттуда стартует большой автопробег. Мы собираемся на поле, поем русские военные песни, жжем костры, запускаем фейерверки. Все машины украшены русскими флагами, надписями «9 Мая», «Едем на Берлин». Это мероприятие я не пропускаю. И парад смотрю каждый год, еще с детского садика. Как это 9 Мая не посмотреть парад, если в Игарке мы каждый год на парад ходили, цветы возлагали, венки плели? Учителя всегда говорили: «Как бы жизнь ни сложилась, где бы вы ни оказались, помните, что Россия — это ваша Родина».

Еда у нас дома тоже русская. Английские бобы я не перевариваю, а за гречкой, селедкой, сметаной ходим в русский магазин. Да и за напитками русскими туда ходим: тархун, русские настойки, русское шампанское. Покупаем литовский черный хлеб, русского у нас в городе нет.

Дома мы смотрим только русское телевидение. По литовским и английским каналам транслируют, какая Россия плохая. На российских рассказывают, какие остальные страны плохие. Приходится делать выбор в пользу родины, чтобы не сталкиваться с этой двойственностью постоянно. На работе говорят, что идет по британским новостям, но я пытаюсь не обращать не это внимания. Мы не сможем изменить политическую ситуацию.

Я подключаю компьютер и смотрю российский прямой эфир на телевизоре через кабель. Когда включаю РЕН ТВ, гордость прямо за Россию берет (смеется). Из развлекательного смотрю «Уральских пельменей», российские сериалы «Кухня», «Отель «Элеон». «Поле чудес» смотрю, шоу «Голос». Еще шоу, где на коньках катаются, а также «Давай поженимся». Что успеваю посмотреть, то и смотрю. Но если пропускаю «Прямой эфир» или «Пусть говорят», то ищу на ютьюбе. Если что‑то происходит в Англии, узнаю новости из русскоязычных английских газет вроде «Русская Англия» или в фейсбук-сообществе «Русские в Великобритании».

В Париж я приехала в марте 2011-го. План был остаться на год, на языковые курсы. Дистанционно писала диплом в российском университете в Калининграде, и четкого понимания, что делать по истечении срока визы, не было. Но потом я поступила в магистратуру, нашла стажировку, работу — и вот два месяца назад стала гражданкой Франции.

Первые годы в Париже я помню уже не очень хорошо. Помню, как приходила после университета домой в колокасьон (квартира, в которой арендуются отдельные комнаты. — Прим. ред.) и включала по телевизору бесплатный русский канал — смотрела все подряд, начиная с «Модного приговора» и заканчивая «Пусть говорят». Сейчас отпустило. Телевизора нет, а забивать в строку поиска «Модный приговор» я, конечно, не буду.

Во французскую массовую культуру я целенаправленно никогда не погружалась. В том же колокасьоне я жила с соседом-французом, и когда он смеялся над каким‑то французским комедийным сериальчиком, я могла присесть посмотреть вместе с ним. Потом, если втягивалась, то и одна включала. Сейчас, если вокруг какой‑то темы здесь появляется особенный хайп, первый рефлекс — погуглить. Хочется понять, о чем идет речь или кем был человек, по чьей смерти горюет вся Франция. Если я не знала этого имени раньше, конечно.

Я интересуюсь французской повесткой, наверное, все же чуть больше, чем российской. Новости узнаю из соцсетей, а подписана я там и на французские, и на русские, и на англоязычные паблики. Местную привычку читать газеты пока так в себе и не воспитала, но планирую работать над этим. Во Франции широко распространены политически нейтральные издания, где читаешь между строк, карикатуры. Мне же хочется черным по белому. Литературу читаю в основном на языке оригинала, и чаще всего это английский. Музыку слушаю англоязычную и французскую, но если включаю, например, «Грибы», диссонанса с окружающей меня обстановкой не испытываю.

Парень у меня русский, самые близкие друзья тоже либо русские, либо другие иностранцы. Специально окружать себя французами я никогда не пыталась. Периодически выхожу на кофе со знакомыми французами.

В русском языке я люблю употребить какое‑нибудь заковыристое слово, а во французском, даже если я увижу какой‑то оборот в книге, пойму из контекста его смысл и запомню — оно из меня в речи еще долго не выйдет. Большую часть дня я все равно говорю на русском, но мне кажется, что при близком общении хочется понимать все самые тонкие нюансы речи. Когда я работала в офисе, на французском говорила гораздо больше. Сейчас я фотограф, редактирую контент дома одна и поэтому много молчу. Клиенты по фотографии у меня чаще всего англоязычные, они появляются естественным образом через мой англоязычный инстаграм. Все ивенты и коллаборации обычно приходят по французской части, поэтому язык моей электронной почты французский. Ну а дома, с близкими друзьями — по-русски.

Особых отличий между русской кухней и французской я не ощущаю. Пюре — оно и тут пюре. Курица — она и тут курица. Иногда покупаю пельмени, но равиоли из Monoprix — вполне достойный аналог, только дешевле раза в три. Правда, во Франции даже зимой нет культа супов. Кроме разве что крем-супов. Я же люблю приготовить куриный бульон с картошечкой.

Я могу назвать себя парижанкой, потому что очень люблю и понимаю Париж, ориентируюсь в нем без карт. А вот стопроцентной француженкой — пока нет. Русский язык в моей жизни все же доминирует. Но и на сто процентов русской я себя уже тоже могу назвать только с большой натяжкой. Какие‑то вещи я упустила — и речь не о трендах. Русская хватка, реактивная скорость, амбициозность — Франция меня размягчила. Иногда мне даже не хватает жесткого и прямолинейного российского подхода к работе, образа мысли и действий.

Думаю, мне было бы сложно вернутся в российскую действительность. Мне нравится в себе эта двойственность, нравится быть такой вот double culture, принимать информацию с двух разных полюсов, причем на том языке, на котором эта информация рождается. Нравится знать и понимать русское общество, учиться понимать французское, разделять его ценности.

Праздники уже больше чувствую местные, скорее просто потому, что они тут выходные. Ощущение до сих пор очень размытое. Вот, скажем, на католическое Рождество в этом году мы с парнем поддались атмосфере и сделали праздничный ужин, купили bûche de Noël (традиционный сладкий рулет «рождественское полено». — Прим. ред.), а подарками все равно обменялись в Новый год. Этот день на каком‑то базовом уровне значит для нас больше. 8 Марта тут, кстати, празднуется в другом контексте. В России это «женщина, отойди от тарелок», а здесь — чествование феминизма. И французское прочтение в контексте современного мира лично мне по духу ближе. Но если мой парень подарит мне в этот день цветы, все равно будет очень приятно.

Восемь месяцев назад мы с мужем и дочкой переехали в Тампу, штат Флорида. Мой муж последние два года очень хотел переехать в Америку: жить в России ему не нравится. Еще в Москве он смотрел блоги эмигрировавших русских. Когда мы приехали в Тампу, написали троим таким семьям, встретились с ними, поговорили. В Америке мы все еще находимся в статусе туристов, то есть работать официально не можем. Хотя жить и не работать здесь, конечно, невозможно. И вот третья семья как раз предложила Коле (мужу Екатерины. — Прим. ред.) работу на стройке. Собственно, в Тампе все русские так начинают.

На поддержку русскоязычной диаспоры мы изначально не очень рассчитывали. Честно говоря, город мы выбирали по климату, а насчет русскоязычного населения придерживались мнения, что чем меньше русских — тем лучше. Говорят, что за границей русский русскому не помощник. Но лично у нас не так: мы до сих пор общаемся с этими тремя семьями, и каждый готов помочь советом и делом. А с американцами я все еще контактирую по минимуму: сильный языковой барьер. Когда стою на площадке и мамы-американки пытаются завести разговор, я говорю: «Ой, sorry, I donʼt understand». Занимаюсь с преподавателем из России по скайпу, пытаюсь заговорить.

Поначалу дома мы постоянно смотрели американские каналы, но постепенно я стала от этого уставать. Иногда включаю сериал «Ellen», начала смотреть «Друзей» — но я его и на русском-то не очень люблю. А вот российского телевидения мне стало не хватать. Даже в бытность в Москве я особенно не включала Первый, а здесь мне так захотелось посмотреть эти их шоу вроде «Голоса», российский сериал «Домашний арест».

Муж это все не одобряет, но он дома редко бывает. Он вообще настроен решительно: смотрит фильмы и слушает аудиокниги на английском. У него и уровень владения языком за это время сильно вырос. На стройке, конечно, работали одни русские, но сейчас он водит грузовик, и по работе ему приходится постоянно разговаривать по телефону с американцами, как‑то объясняться через «не могу». Новости муж все так же читает на «Медузе». Даже если про Трампа что‑то показывает, то оттуда. Но больше про Россию. Я все время ему говорю: «Зачем ты это смотришь? Мы там не живем». А он любит накрутить. Контекст, понятное дело, такой: как здорово, что мы уехали. Но на Новый год включить Путина я его все же уговорила. Без Путина Новый год не Новый год.

Стать американкой я не хочу, да это и невозможно, сколько бы тут ни жил. В любом случае будешь русским со всеми своими пельменями. Стол у нас, кстати, примерно такой же, как был в Москве. На полуфабрикаты в корзинках американцев в супермаркете я смотреть не могу. Единственное, не хватает грузинских блюд. Я очень люблю хачапури, хинкали. И творога не хватает. Но когда захожу в русский магазин, мне хочется оттуда быстрее уйти. Во-первых, запах. А во-вторых, там работают такие люди, которые тебя с головы до ног оценят.

Дочке Полине сейчас полтора года. Она пока не разговаривает, но уже машет рукой, улыбается и говорит: «Hi!» Многие рассказывают, что по возвращении в Россию остро замечают, какие там люди — хмурые, угрюмые. Здесь же все и правда улыбаются, спрашивают, как у вас дела, говорят, какая Полина у нас красивая. Что на уме, естественно, непонятно, но первое впечатление такое: все довольны жизнью. Дочка была слишком маленькая, когда мы уехали из России, поэтому, надеюсь, в ней будет больше американского — улыбчивого и доброжелательного. Но это если мы останемся, конечно. Вернуться в Россию собираемся только с грин-картой, потому что если уедем сейчас, назад не въедем, а развернуться на полпути — такой вариант мы не рассматриваем. Только вот у нас много родственников, у мужа пожилые родители, и мы обсуждали, что если что‑то произойдет — что мы будем делать?