На «Яндекс.Музыке» появился подкаст «Истории русского секса» — каждую неделю журналистка Екатерина Кронгауз публикует разговоры с людьми разных поколений, предпочитающих разные сексуальные практики, о том, как они занимаются или занимались сексом. Вместе со слушателями Кронгауз пытается разобраться, как менялись наши представления о теле, удовольствии и себе, как общество и политика влияют на секс, а секс — на общество и политику. В первом выпуске о своей сексуальной жизни рассказывают жители целой деревни.
Кронгауз работает над подкастом уже пять месяцев, и за это время она записала самых разных героев: они делятся историями о своем первом разе, об изменах, о том, как занимались сексом пятьдесят лет назад и, например, вчера. В следующих выпусках можно будет услышать рассказ мужчины, отсидевшего в СССР за мужеложство, и женщины, которую отправили на принудительное лечение из‑за романа с одноклассницей.
Креативный директор студии подкастов «Либо/Либо»
Почему герои подкастов соглашаются говорить о сексе?
Людям важно делиться своей жизнью и историями. Мне кажется, это какая‑то базовая потребность. Конечно, мало людей соглашались говорить про это. Но те, которые соглашались, делали это из обычных человеческих соображений. Людям хочется быть увиденными, услышанными, разделить что‑то с кем‑то.
В самом начале я думала, что сложнее всего будет найти людей за восемьдесят. Это оказалось совсем не так. Летом я ездила в Малаховку, в элитный дом престарелых. Шикарное место: зелень, птички поют, пахнет садом. Я захожу, меня куда‑то ведут — и открывается прекрасный двор, посреди которого в отглаженной белой рубашке меня ждет на [инвалидной] коляске мой девяностолетний герой. А поодаль — все остальные жители дома престарелых, которые отказались со мной говорить, но пришли посмотреть, как я увожу [мужчину] на коляске, чтобы [взять у него интервью]. Смотрят и шепчутся — то ли испуганно, то ли восхищенно. Это было очень картинно.
Был еще [интересный] момент, когда я поехала к другому герою, семидесяти лет. Мы встретились на станции метро «Теплый Стан», он взял меня под ручку и повел в автобус. Мы поехали на конечную, а он все выше и выше меня под локоток брал. И я еду и думаю: «Какая нелепая ситуация, я еду на автобусе на конечную с неизвестным мужчиной, который держит меня под локоток, никто не знает, где я, мы зайдем сейчас в его квартиру, я буду спрашивать его про мастурбацию, и если это не провокация, то я не знаю, что это». Надо сказать, я не случайно почувствовала это напряжение. Разговор у нас в итоге не задался: сначала не записался, а потом он стал кричать, что о сексе не надо разговаривать, а надо им заниматься. И я быстро ретировалась.
Кто может стать героем подкаста? Надо заниматься каким‑то особенным сексом?
Мне хотелось, чтобы были разные герои и разный опыт, чтобы можно было и себя с кем‑то идентифицировать, и на других посмотреть. [Герои подкаста —] это люди разных возрастов, разных воззрений и опыта.
В одном выпуске я еду в деревню и разговариваю с теми, кто в ней живет. Там я повстречала совершенно невероятную проводницу нашего путешествия Раису Николаевну. Она превратила этот выпуск в настоящий фольклор. Мы растащили ее историю на цитаты, и это теперь наши внутренние мемы.
В другом выпуске я расспрашиваю людей о том, каким был их первый раз. Есть выпуск про измены — от тех, кому изменяли, кто изменял, с кем изменяли. Есть история про секс за семьдесят. В общем, разным надо заниматься сексом, [чтобы стать героем подкаста]!
Много ли нового вы узнали о сексе, работая над подкастом?
Самое интересное, что я узнала (это было самым неожиданным, не про секс на самом деле), — что сексуальная жизнь может быть бурной и в семьдесят, и в восемьдесят. И что для некоторых секс в семьдесят оказывается настоящим геймченджером. Это, мне кажется, оптимистично не только и не столько в физиологическом смысле, но и в жизненном. Это значит, что нас может ждать еще много того, чего сейчас невозможно представить. И сейчас невозможно, и в шестьдесят невозможно, а в семьдесят — опа — и случилось.
Вообще, секс в этих историях — просто точка входа, через которую мы раньше не пытались понять публично, через устную историю, про гендер, про страну или про деньги. [Например], человек начинает рассказывать, что секс для него — это всегда про будущий аборт. Потому что мама говорила, что если он будет прерывать половой акт, то заболеет.
Еще новое и отрезвляющее [знание]: оттого что мы выучили все слова про половые органы, можем, не краснея, говорить про секс и знаем свое тело, не появляются хулиганство, свобода, эксперименты, умение получать радость. Мы не стали «более лучше» заниматься сексом, даже счастливее не стали. Слова — не смелость. Это как джинсы и супермаркет: мы обрели какое‑то новое качество жизни с этим языком и осознанностью, а все остальное изменилось не принципиально. Людям так же не везет с партнерами, страной и собой, как и раньше. Или везет — вне зависимости от всего.
Какой выпуск было труднее всего сделать?
Самым сложным оказалось найти мужчину, который отсидел по 121-й статье (УК РСФСР; по этой статье за мужеложство наказывали лишением свободы на срок до пяти лет. — Прим. ред.). Несмотря на то, что статью отменили только в 1993 году, а по разным оценкам по ней сидело до 250 тысяч человек, найти человека, который готов был бы про этот опыт рассказать, оказалось очень сложно.
Люди, которые когда‑то говорили об этом публично, либо перестали это делать, либо спились, либо умерли, либо исчезли с радаров знакомых. В итоге совершенно случайно мы с продюсером нашли героя в Мюнхене, и я к нему полетела. Мы провели вместе три часа, и после этого разговора впервые за мою двадцатилетнюю репортерскую карьеру у меня подкашивались ноги. И дело вовсе не в том, что он рассказывал. Сам рассказ примерно можно себе представить: мальчик-гей, которого сажают по гей-статье в советскую тюрьму. Но то, как он про это сейчас рассказывает, как думает, как вспоминает, что у него от этого опыта осталось, — все это произвело сильное впечатление.
Какие слова в разговоре о сексе используете вы и герои подкаста?
Я старательно делала вид, что справляюсь. Очень артикулировала слова «пенис», «куннилингус», «мастурбация», при этом пыталась уверенно смотреть девяностолетнему дедушке в глаза. Но для меня этот разговор был так же стеснителен, как и для него, конечно.
Очень важная для меня ценность части этих разговоров — возможность слышать истории, рассказанные пожилыми голосами. Есть абстрактная идея: вот идет восьмидесятилетняя старушка в «Пятерочку», у нее когда‑то была жизнь, а есть реальная история, что эта старушка две недели назад баловалась в пансионате с женатым старичком. И вообще, она тебе такое расскажет, что ты на нее другими глазами посмотришь.
А герои мои справлялись кто как мог. Пожилые люди очень хорошо справляются звукоподражанием.
У вас не было проблем с сексом после того, как вы полгода только и говорили о сексе с людьми?
Тьфу-тьфу-тьфу. Но разговоры про секс — это ладно. Вот специалист по изменам привела печальную статистику, что каждая пятая пара, которая прожила вместе больше семи лет, живет без секса. А я больше девяти лет замужем. Вот где риски!