Браки с насильниками и кража невест: как девушек в России выдают замуж против воли

Одним из самых резонансных случаев насильственного брака в России стала история Заиры Бопхоевой из Республики Ингушетия. В первый раз девушку украли, когда ей было шестнадцать лет. Тогда все закончилось «мирно»: спустя год после свадьбы она развелась со своим мужем, который был на 20 лет старше, и вернулась в родной дом.

В 2009 году, через полгода после возвращения в семью, Заиру похитил другой молодой человек — Халид, который жил с ней на одной улице. Мать тут же подняла шум, и через сутки ее вернули.

О похищении узнали дальние родственники со стороны покойного отца Заиры. Они вывели ее в лес и фактически пытали, пытаясь выяснить, вступала ли она в интимную связь с Халидом. По местным обычаям, девушка, которая села в машину к чужому мужчине и провела в его доме ночь, обесчестила всю семью.

Все село обсуждало эту историю. Чтобы «смыть позор», Халида принудили взять замуж Заиру. Это считалось наказанием и для молодого человека, и для его семьи. Мать была против, она понимала, что дочь плохо примут на новом месте из‑за клейма «разведенной», но под давлением родственников, которые угрожали убийством, девушка все же переехала в новый дом. Мать Заиры обращалась в правоохранительные органы по факту избиений, но никакой реакции не последовало.

Халид не провел с женой и нескольких дней, уехал в санаторий. В новой семье Заира около двух месяцев подвергалась насилию со стороны свекрови, причем как психологическому (женщина называла ее «порченой», закрывала на несколько дней в комнате, запрещала общаться с матерью), так и физическому (у Заиры появились припадки, похожие на эпилептические, а ее мать утверждала, что раньше с дочерью все было в порядке).

В феврале 2010 года девушка впала в кому. После этого ее вернули в родной дом. На сегодняшний момент она находится в вегетативном состоянии (мозг поддерживает физиологическую жизнь организма, но у человека отсутствует сознание. — Прим. Ред.).

В 2018 году Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) присудил пострадавшей компенсацию морального ущерба в 20 тыс. евро.

Я вступила в дело через два года после того, как Заиру вернули домой. За это время многие доказательства были утеряны, отсутствовали важные медицинские анализы. Мне пришлось практически вслепую обжаловать постановление об отказе возбуждения уголовного дела. Только тогда я получила доступ к материалам и поняла, что следствие не провело практически никакой проверки.

Я инициировала процедуру обжалования два раза. Дело передавали то в полицию, то в Следственный комитет, то в прокуратуру. Так и появилась жалоба в Европейский суд на неэффективное расследование. Ее удовлетворили в 2018 году, однако это практически никак не повлияло на следствие. В каком‑то смысле стало даже сложнее: спустя 10 лет умерли некоторые врачи, которые осматривали Заиру. По настоящее время никто к уголовной ответственности не привлечен. В конце ноября-декабря этого года должно быть принято окончательное решение.

Если говорить о Заире, то она все еще находится в вегетативном состоянии. Ее организм серьезно пострадал. Компенсация, присужденная ЕСПЧ, почти полностью ушла на массажи и другие медицинские процедуры, но положительный эффект от них продлился недолго. Реабилитацию необходимо проходить раз в полгода, но денег не хватает: последний курс лечения был три года назад.

В целом количество таких страшных историй в Ингушетии уменьшается, ситуация меняется в позитивном направлении. Теперь власти республики жестче реагируют на случаи похищения невест. В основном браки происходят с согласия обоих родителей. А вот, например, в Дагестане ситуация с насильственными браками остается достаточно тяжелой. Там родители продолжают сватать своих детей с ранних лет.

Проблема насильственных браков на Северном Кавказе принимает разные обличия. Одно из них — браки по принуждению, когда родители выбирают жениха дочери и выдают ее замуж против воли. У нас были такие обращения. Я хорошо помню историю девушки, которая хотела сбежать и просила помочь с эвакуацией, однако в какой‑то момент связь с ней полностью прервалась. Я думаю, тогда ее вернули домой и заблокировали телефон.

Сотрудники нашего проекта периодически сталкиваются и с другой ситуацией, как ни странно, еще более страшной.

Эти мужчины — маргиналы, преступники. Очевидно, что девочек в будущем ничего хорошего не ждет. Мы сейчас ведем два таких дела: в одном отец договорился о браке, когда дочери было 17 лет, в другом — 13 (по договоренности брак состоится через 3 года, после того как насильник отсидит свой срок). Для некоторых семей на Северном Кавказе это вопрос чести: считается, что если девушку изнасиловали, то ее будут называть «порченым товаром», она станет изгоем. При такой трактовке получается, что вина почти полностью ложится на женщину.

Я общалась со взрослыми женщинами с Северного Кавказа, которые выходили замуж в 70–80-х годах, и они говорили, что, согласно традициям, родители должны знакомить мужа и жену до брака. По их словам, раньше молодые могли сказать, симпатичны они друг другу или нет, и зачастую это влияло на решение родителей. Сейчас, по моим ощущениям, в некоторых регионах Кавказа принуждение усилилось.

Когда девушки обращаются к нам, они, как правило, очень боятся огласки и не хотят запускать против своих родителей юридические процедуры, и их можно понять. Тут заключается основная сложность: чтобы получить госзащиту, должно быть заведено уголовное дело, а для этого нужно пожаловаться на родителей. Получается замкнутый круг. Мы помогаем девушкам разобраться с тонкостями российского законодательства и найти корректный с точки зрения права выход из ситуации.

Я бы дала такие советы девушкам, которых хотят выдать замуж против воли:

Проблема насильственных браков возникает во многих обществах с патриархальным укладом, потому что в них брак рассматривается не как что‑то личное, а как дело рода. Схема «двое полюбили и поженились» не работает, важно, чтобы тухум (родственная группа. — Прим. ред.) был хороший.

На самом деле, нужно хорошо понимать, что мы имеем в виду под словами «насильственный брак». Девушек в Дагестане почти всегда выдавали замуж против воли. Правда, раньше была система, благодаря которой невеста могла показать жениху и его семье, что она не рада выбору родителей. Эта традиция давно ушла в прошлое.

Такие случаи встречаются крайне редко. Я знаю «бунтарку», которая сбежала из дома, когда ее начали принуждать к браку. Другая девушка заперлась в комнате и объявила голодовку. Ее подкармливал дедушка, клал под подушку конфеты «Bounty». Но это исключения из правил, многих устраивает сложившееся положение вещей: надо же как‑то семью создавать. В таких ситуациях очень сложно отличить подчинение воле старших от насильственного принуждения. Надо понимать, что девочке с детства объясняют, что папа и мама лучше знают, как ей правильно жить. Наверное, можно сказать, что в итоге они просто лишаются своей воли.
Все традиции когда‑то были нововведениями. Разумеется, они должны меняться, и они будут меняться, потому что мир развивается, становится более открытым. Уже просто не получится прожить, не выходя из своего родного села, как это делали прабабушки. Какие‑то обычаи отмирают, это закономерный процесс.

Я не думаю, что проблему принудительных браков можно решить жесткими мерами. Насилием насилие не победить. Мне кажется, нужно сделать акцент на просвещение, обучение, образование.

Ситуация с насильственными браками остается особенно актуальной на Северном Кавказе. Там сохранились «колыбельные браки» (обы­чай по­молв­ки мла­ден­цев или ино­гда еще не ро­див­ших­ся де­тей. — Прим. ред.), браки по сговору семей, браки между людьми, которые видели друг друга только по фотографии.

Обращения за помощью к юристам и правозащитникам от пострадавших поступают редко. Чаще всего женщины, попавшие в насильственный брак, просят о консультации, надеются получить психологическую и материальную помощь. Однако страх осуждения родственников, который прививается им с самого детства, очень сложно победить. Если у девушек появляется шанс избежать принудительного брака, как правило, они все-таки идут на поводу у семьи, потому что не готовы пойти на прекращение привычных социальных связей и родовых отношений. Даже несмотря на то что существует достаточно много примеров примирения с «нарушителями традиционных норм».

Чтобы изменить ситуацию, необходимо признать существование проблемы и ее довольно массовый характер. Озвучить ее и призвать общественность к решению, а правоохранительные органы — к действиям. И причем действиям, направленным на защиту жертвы, а не наоборот — на ее притеснение. Нередки случаи, когда девушку, скрывающуюся от преследования родственников, задерживают по заявлению семьи и в итоге не оставляют ей шанса избежать трагедии, а в иных случаях и выжить.