Оле 33 года. Она родилась в селе Большое Кстово в Ивановской области. Сейчас ее деревня, как и многие другие в России, оказалась заброшенной. «Там ничего нет с 1990-х годов. Живут четыре бабки в окружении еще двух мертвых деревень. Официально мертвых, без единого жителя. Там уже никогда ничего не будет», — рассказывает Оля. Женщина считает, что ее опыт бездомности не совсем показательный, потому что она не теряла жилья, ее не обманывали.
Родители Оли страдали алкоголизмом и не общались с девочкой. Она жила с тетей, но отношения у них не складывались: «Моя тетка была несчастным человеком, которому надо было вымещать на ком-то свою злость. Родственники меня не били, они просто меня унижали: считали, что раз взяли меня к себе, то я за это в знак благодарности должна валяться у них в ногах. Это была неравноценная принудительная сделка».
Первый раз Оля оказалась на улице еще подростком. «В 13 лет было так больно из‑за родственников, что улица казалась мне раем», — вспоминает девушка. Суммарно она провела на улице около пяти лет. В 14 лет в приюте у девушки обнаружили ВИЧ-инфекцию. В 15 она попыталась получить среднее специальное образование в Иваново, но с этим не сложилось: «Я хотела стать штукатуром-маляром, но у меня сперли документы. Из‑за этого мне не давали ни пенсию, ни стипендию, ничего. К тому же в училище не было горячей воды — принимать душ было невозможно. Там я впервые в жизни два месяца не мылась. Такого не бывало, даже если я жила на улице. В итоге, решившись на учебу, я осталась совсем без ничего. Это был 2008 или 2009 год. Потом с 19 до 22 лет я жила на улице в Питере».
В 22 года девушка начала работать: упаковщицей в типографии, уборщицей, сборщицей электронных клавиатур. Обычно Оля жила в хостелах или на съемных квартирах. Однако отсутствие смысла жизни, неспособность найти свое место заставляли ее вернуться на улицу: «У меня нет зависимостей, кроме никотиновой. Я спокойно проживу без алкоголя и наркотиков, если вдруг они исчезнут из этого мира. У меня нет смысла жизни. Зачем работать, если нет смысла? Нет надежды даже на другое жилье, так как я не могу продать свой дом (у Оли есть дом в Ивановской области, доставшийся от родителей. — Прим. ред.) в этом мире, где все продается и все покупается. Просто я не видела для себя места».
Про свой опыт бездомности Оля вспоминает спокойно: «Дни проходили скучно, обыденно. Когда не нужен алкоголь, то на улице даже деньги не нужны. Сигареты можно стрельнуть, еду получить на кормежке (благотворительные организации выдают еду бездомным. — Прим. ред.), одежду найти в церквях или других благотворительных организациях».
Оля мылась и стирала вещи в Красном Кресте, а иногда в квартирах у знакомых. Еду обычно находила на помойках около ресторанов. В магазинах и аптеках девушке помогали с продуктами и лекарствами. «Люди охотно помогают, когда просишь помощи с чем‑то конкретным, не с деньгами», — говорит она.
За время жизни на улице Оля составила свод правил, которые помогают выжить. Она считает, что на улице бездомному важно иметь обезболивающие и лекарства от поноса. Во время месячных женщины могут использовать чистые вещи или бинты с ватой, так как они дешевле прокладок. Самой Оле иногда удавалось купить и обычные прокладки: «В Питере можно было побегать под музыканта с шапочкой. Для девочки отличный способ легального заработка. Можно спокойно заработать 1000 рублей за день. Не так много денег нужно, когда не пьешь».
И хотя часть бытовых аспектов девушку не пугала, некоторые становились большой проблемой. Например, простые царапины: «Как в Средние века — поцарапался, и у тебя может случиться заражение крови». Самая сложная задача — поиск места для ночевки: «Когда живешь на улице, надо спать лежа. Если делать это сидя, начинают гнить сосуды, возникают воспаления, гангрены, в итоге это может привести к ампутации. Насмотревшись на распухшие ноги размером с две моих, я поняла, что такого совсем не хочу. Поэтому нужно было найти подъезд и вести там себя тихо. Желательно, чтобы лифт и входы к квартирам располагались отдельно от лестницы, чтобы тебя никто не видел. И чтобы там работала батарея и не горел свет, иначе спать тяжело. В подъезде надо быть одной. Не надо помогать кому‑то, потому что бездомные часто пьющие, а с такими тебя спалят и выгонят.
Если ты нигде не косячил, на одном месте можно было оставаться до года. Когда место терялось, я покупала ключи для рекламщиков — так называемые вездеходы — и начинала искать новое. Обычно на это уходило один-два дня. Оставаться в электричках или на вокзалах небезопасно, потому что там орудуют воры».
Девушка сталкивалась с насилием на улице, однако ей удалось отбиться от преступников. «Если тебя пытаются изнасиловать, нужно бить либо в солнечное сплетение, либо между ног», — говорит она.
В юности Оля проводила много времени в среде панков и готов. Хотя она не была приверженцем какой‑то субкультуры, ей было комфортно общаться в неформальных тусовках. Однако, оказавшись на улице, она предпочла быть одной — так было безопаснее и комфортнее. Оля легко переносила одиночество, как ей кажется, в силу своего замкнутого характера: «Я привыкла не иметь поддержки. Человек — такая скотина, ко всему привыкает. В конце концов поддержка просто перестала быть мне нужной». Несмотря на стремление к уединению, одна подруга у Оли все-таки была: они познакомились в Новосибирске и какое‑то время вместе путешествовали автостопом. Но когда девушки подружились, мобильные телефоны были редкостью, поэтому их пути разошлись.
Оля считает, что женщины справляются с одиночеством лучше мужчин: «У мужчины, видимо, когда он один, смысл жизни теряется. Женщине легче: ее мозг настроен выносить и воспитать потомство — мужик для этого не обязателен. Она не теряет смысла жизни, если одинока. Мужчинам же сложнее противостоять психологическим трудностям. У них эта грань низкая, как с болевым порогом».
Оля говорит, что она человек довольно циничный и едва ли верит в любовь, дружбу, Бога. «Любовь, как и дружба, — это большая удача. Не зависящая от нас сила. Влюбиться и получить адекватный ответ на свои чувства — это большая редкость».
Оле несколько раз предлагали выйти замуж мужчины, которые не были бездомными, но она к ним ничего не чувствовала: «Жить вместе с человеком без любви я бы не смогла. Я в таком случае просто вышла бы в окно». Детей девушка тоже никогда не хотела, так как она не желает «своей жизни ни одному ребенку в мире».
Оля жила в разных городах: Москве, Петербурге, Самаре, Новосибирске, Иванове. Она работала, возвращалась на улицу, потом снова находила жилье и работала. Два года назад назад в жизни девушки произошло еще одно несчастье: она заболела туберкулезом. Тогда она уволилась и легла в больницу. В больнице у Оли помимо туберкулеза нашли рак шейки матки, и матку пришлось вырезать. «Есть в туберкулезной больнице отделение гинекологии. Меня отвезли туда. Так как туберкулез и рак — конкурирующие диагнозы, невозможно лечить их одновременно. И тогда мне, как и другим девочкам с похожими проблемами, удалили матку».
Оля пролежала в больнице полтора года и потратила все свои деньги, так как еду приходилось покупать самостоятельно: там плохо кормили. Кроме того, девушке пришлось полностью обновить гардероб: из‑за приема гормональных препаратов она поправилась на 15 килограмм. В туберкулезной больнице Оля видела много смертей. В основном люди уходили не из‑за плохого лечения, а потому что не хотели менять образ жизни: в больнице многие продолжали пить и употреблять наркотики.
После выписки девушка попала в шелтер для женщин, пострадавших от домашнего насилия. Но пробыла там недолго — всего два месяца. Следующие полгода она снова провела в больнице — с обострением токсоплазмоза. А после этого Оля пришла в «Ночлежку», с сентября она живет в приюте. Девушка продолжает лечить болезни. Каждый день ей приходится пить целый коктейль таблеток. Но есть и маленькие победы: недавно Оле отменили последние препараты от туберкулеза. Лекарства от ВИЧ девушка бесплатно получает в подмосковном СПИД-центре. Она говорит, что в Москве и окрестностях ситуация с антиретровирусной терапией гораздо лучше, чем в регионах: «В провинции вообще напряженка с препаратами, там не всегда могут предоставить все необходимое. Схемы терапии могут меняться: по каким‑то причинам одни препараты перестают действовать, надо переходить на другие. Ты приходишь в СПИД-центр, например, в Ивановской области, а там этих медикаментов нет. И не будет еще лет триста». Несмотря на обилие болезней, Оля не боится умереть: «Сама смерть меня не пугает — страшно только умирать мучительно и долго».
Сейчас Оля работает кладовщицей в крупном маркетплейсе. За время пребывания в «Ночлежке» она планирует накопить финансовую подушку и освоить новую профессию — квалифицированную работу на производстве, например, оператором станков. Однако девушка не исключает, что снова вернется на улицу — ведь смысла в ее жизни по-прежнему нет. Оля говорит, что жить без этого тяжело: «Меня ничего не цепляет. Я закрыта от мира. Какие‑то религии, идеи, учения меня не привлекают. Люди меня тоже не цепляют. Не знаю».
В помощи другим бездомным она себя тоже не видит: «Я не знаю, чем я смогу помочь, у меня ситуация специфическая. Я не спилась не потому что я крутая, а потому что у меня замкнутый склад характера — я легко ухожу в себя, и мне не нужен алкоголь, чтобы забыться. Вряд ли этот опыт кому‑то пригодится. Что я им, прописку в паспорт поставлю? Я могу раздавать еду, перевязывать раны, но им нужно больше — нормальная жизнь. Сначала довели до скотского состояния — а потом хотите, чтобы он был человеком? Так не может быть. Это риторический вопрос к устройству мира».
Оле кажется, что, если у человека смысл не нашелся сам собой, значит его мозг работает как‑то не так. Значит, у него своеобразная болезнь, которая во многом зависит от воспитания и обстоятельств жизни. В «Ночлежке» Оля занималась с психологом и получила поддержку: «Для меня это было в первую очередь общение на темы, которые другие жильцы приюта поддержать не могли». По мнению девушки, важно относиться к жизни проще, не погружаться в страдания полностью: «Меня очень раздражает достоевщина, весь этот поиск смысла в страданиях».
«Да, они неизбежны. Но человек сам выбирает, до какой степени в них погружаться. Я не говорю, что нужно изображать, что тебе хорошо, когда у тебя, допустим, умер кто‑то близкий. Нужно проплакаться, погоревать. Но в то же время зацепиться за жизнь и идти дальше». Выплыть и двигаться дальше Оле помогает злость на социальную несправедливость и любопытство — куда ее приведет жизнь, случится ли с ней какое‑то чудо.
Оля отказывается гнаться за смыслами, но в то же время продолжает о них размышлять. Ее трогает судьба Мартина Идена в романе Джека Лондона, она любит Стругацких и фантастические фильмы в духе «Стартрека» и «Кин-дза-дза!». Они заставляют ее думать о вопросе: «А зачем все это?». Но ответ на него к ней пока не пришел.
Помочь «Ночлежке» можно здесь.
