«Я ел и чувствовал себя виноватым». Почему РПП — это и мужская проблема

При РПП человек страдает от выраженных нарушений пищевого поведения и связанных с этим мыслей и чувств. «Чаще всего мы говорим о трех основных расстройствах: нервной анорексии, нервной булимии и приступообразном переедании, — объясняет клинический психолог Яна Кулик. — РПП — опасные заболевания, с высоким риском смертности и огромным количеством соматических осложнений. РПП — это не выбор человека, а сложное расстройство, которое развивается под влиянием множества факторов: биологических, социальных и психологических».

Один из факторов, подталкивающих к развитию РПП у мужчин, по словам психолога и когнитивно-поведенческого психотерапевта Анатолия Абашина, — социальное давление и медиа, которые транслируют идеальный образ мужского тела. Его часто демонстрируют в рекламе, фильмах и не только — мужчины могут чувствовать, что должны соответствовать этому образу, и идут на экстремальные меры, от чрезмерных занятий спортом до диет и даже голодания, которые могут разрушить их здоровье.

Свой вклад могут вносить и спортивные стандарты. «Некоторые виды спорта, такие как бодибилдинг, борьба и бег, могут требовать от спортсменов поддержания определенной массы тела или фигуры. Это давление способствует развитию РПП, особенно в среде профессиональных спортсменов», — поясняет Абашин. По некоторым оценкам, до 19% спортсменов-мужчин страдают расстройствами пищевого поведения.

Развитие РПП часто связано с генетической предрасположенностью и психологическими факторами. Так, низкая самооценка, перфекционизм, депрессия могут привести к тревожности, а следовательно, к компульсивному перееданию или строгому контролю за потреблением пищи. Кроме того, свою роль может сыграть и травматический опыт. «Физическое, эмоциональное или сексуализированное насилие может стать триггером для развития РПП. Мужчины, пережившие травму, могут использовать пищевое поведение как способ справиться с негативными эмоциями и стрессом», — объясняет психолог.

Один из многих мифов, окружающих РПП, — то, что им страдают только молодые женщины. При этом с расстройствами пищевого поведения, по подсчетам американских исследователей, может сталкиваться каждый третий мужчина — точную цифру назвать трудно из‑за стигматизации этой проблемы. Абашин называет три причины, почему мужчины реже женщин рассказывают о своем опыте РПП.

«Мое РПП началось еще в детстве. С семи-восьми лет я каждое лето проводил у бабушки и после одного такого отдыха сильно набрал вес. Когда я вернулся домой, на это обратил внимание отец — и решительно взялся за то, чтобы все исправить.

Папа — спортсмен и приверженец теории безостановочных преодолений, сложностей, победителей и проигравших. Через призму таких понятий мне передалось взаимоотношение с собственным телом.

Отец часто подмечал детали моего тела, которые казались ему неправильными и немужественными. Помню случай лет в двенадцать, когда я мылся в душе и папа, зайдя ко мне (это было нормально в нашей семье) сказал, что я, наверное, даже не вижу своих гениталий из‑за живота. Это действительно было так — тогда меня это напугало и стало мерилом моего лишнего веса. Потом, в старших классах школы, в надежде сбросить лишний вес я решил попробовать голодание: в течение двенадцати дней только пил кефир и ел яблоко или морковку раз в день. При этом я занимался спортом и делал обертывания живота и ног под полиэтиленовой пленкой, пока никого не было дома.

Таких моментов было достаточно, но основой своего дисбаланса и негармоничного отношения к телу я считаю именно чувство ненависти к себе и желание, чтобы папа любил меня. Я никогда не был асоциальным человеком, наоборот, всегда был в центре внимания, с друзьями, которые не давали лишних поводов себя гнобить, но гештальт отцовской любви не закрывался. Уже взрослея, я продолжал попытки прийти к телу мечты, не замечая, что мои отношения с едой: чрезмерные занятия спортом, диеты, голодания — нездоровые.

Когда я поступил в университет и переехал в Москву, новая, полностью самостоятельная жизнь еще сильнее обострила мое РПП. Его формой стало компульсивное переедание: за первый семестр я набрал 10–12 килограмм благодаря ночным походам к холодильнику или долгожданным забегам в Burger King. На этом фоне у меня сильно обострилось акне — как итог за первые полгода в университете я превратился в худшую версию себя.

Первой забила тревогу мама: она настояла, чтобы я начал ходить по врачам и выяснил причину акне. Дело оказалось в неправильном питании — я начал лечить проблемы с ЖКТ, придерживаться назначенной докторами диеты, ходить к косметологам. Все это помогало до тех пор, пока у меня не случился депрессивный эпизод, начавшийся из‑за неудачных первых отношений. В жизнь опять вернулись самые жесткие диеты, вопросы к своей внешности, спорт на износ и проблемы во всех сферах жизни — так продлилось до следующей, белой полосы в жизни.

Понять, что у меня действительно РПП, я смог года в двадцать три, когда тема ментального здоровья стала популяризироваться или даже становиться модной. Я много читал о заболевании и находил в своей повседневности все новые совпадающие паттерны — их подтвердили сессии с психотерапевтом, которые я начал около года назад. Для меня РПП — это в первую очередь травма психики, при поддержке специалиста я смог это понять.

Например, я понял, что мое нежелание заниматься спортом обусловлено тем, как я научен им заниматься. Оказалось, что идеи, которые мне были привиты в детстве («не чувствуешь боли — нет результата», «нет одышки — нет эффекта»), на самом деле вредны. Я просто не знал, что относиться к своему телу можно уважительно. Цель терапии на практике — не «закодировать» желание поесть, а восстановить здоровое восприятие себя и всех своих потребностей и истинных желаний.

Сейчас я уже не испытываю тех убийственных состояний, из‑за которых мог собственноручно приводить себя к открытому холодильнику ночью. Я очень горжусь тем, что вернул в регулярность походы в зал, стал экспериментировать с занятиями — уже попробовал йогу и сайклинг — и в целом стараюсь выстроить гармоничный образ жизни, где есть место для каждой потребности моего тела, от румынской тяги до лимонного вупи-пай из Surf Coffee».

«Проблемы с питанием начались еще в детстве: я вырос в семье, где предпочтений в выборе еды у меня особо не спрашивали и я ел все, что было предложено — даже если я на самом деле эту еду не любил. В результате еще до восемнадцати я подсел на чипсы и прочую дрянь — вредная еда стала для меня формой бунта против отсутствия выбора.

Из‑за этого в старшей школе я очень сильно поправился. После поступления в вуз я переехал в другой город, и там, думаю, был первый звоночек РПП. С моим ростом в 186 сантиметров я весил 82 килограмма — впервые это бросилось в глаза, когда на физкультуре в вузе нас делили на группы и я попал в слабую. Врач-терапевт на осмотре сказал, что я полноват. Вероятно, тогда меня это задело.

К девятнадцати годам я стал себя ограничивать в еде: спрашивал у друзей, сколько переваривается та или иная пища, иногда даже считал калории. Я начал искать диеты в интернете и пробовать их самостоятельно.

Когда я не ел, мне казалось, что я все делаю правильно, ведь я контролирую приемы пищи и свое тело. Однако результаты меня не устраивали, и я нашел новый радикальный способ борьбы с весом: просто выблевывать все, что ем. В других случаях я просто наказывал себя, например пропускал обед или ужин.

К двадцати четырем годам я время от времени стал заменять еду алкоголем: когда ты выпьешь одну-другую настойку, то кажется, что получил положительные эмоции, которые уже не могла дать еда или отказ от нее, а чувство голода пропадало. В конце концов такое баловство спиртным привело к алкогольному отравлению и обострению гастрита, из‑за которых я оказался в больнице, — тогда я и задумался, что в моих отношениях с едой что‑то идет не так.

После этого я резко поменял свой рацион: перешел на здоровое питание, стал избегать сахара и масел, пробовал веганские блюда, стал заниматься спортом. На завтрак я мог съесть геркулес с половинкой банана, на обед — гречку с куриной грудкой, на ужин — три-четыре яйца и творог. Результат от этого был: тело наконец стало мне нравиться, но в то же время появился и страх, что если я начну питаться иначе, то этот результат уйдет.

Со временем я избавился от этого страха: просто постепенно пробовал что‑то новое, видел, что негативных изменений нет, и так потихоньку открывал себе путь к нормальному рациону. Сейчас, когда я смотрю на еду, у меня в голове сразу срабатывает счетчик калорий. Я не придаю этому большого значения: я понимаю, сколько еды мне на самом деле нужно, и не нарушаю этих границ. В этом мне помогает опыт психотерапии — и образование в этой сфере, и собственный опыт работы в ней, а также консультации с фитнес-тренером».

«Я с детства был крупным ребенком: жил с родителями, но часто оставался с бабушкой, которая меня кормила как на убой. Для меня, например, было нормально съесть огромную пачку пельменей в килограмм. Плюс бабушкино «Ты не выйдешь из‑за стола, пока не доешь». Давиться и есть было кредо всей моей жизни.

В начальной школе я стал весить очень много для своих лет. Врачи поставили мне ожирение первой степени, но оно не сильно прогрессировало — я был просто пухлым. В школе не было серьезного буллинга, но случались насмешки: у меня было погоняло Толстик. Что забавно, это не мешало мне есть, особенно сладкое. Мама даже прятала от меня конфеты, но я их находил и мог съесть целую пачку.

Если ребенком я рос в целом в тепличной атмосфере, то в университете, когда все мое окружение исчезло, я начал постоянно и много есть — сейчас я понимаю, что, по сути, просто заедал стресс. Я жрал как не в себя и дошел до веса в 120 килограмм. Самое отвратительное, что ощущение голода у меня не уходило, пока я не объемся. Более того, я ел — и чувствовал себя виноватым, корил себя за это.

Все это отражалось на повседневной жизни. Например, в дейтинговых приложениях часто была тишина, а однажды я пришел на свидание, но человек, увидев меня выходящим из метро, просто заблокировал меня везде и ушел. В университете я не сталкивался с травлей, но вот в общаге, где у нас был общий душ на этаже, были неприятные моменты. Однажды я разделся, зашел в душ и услышал: »***** [Ничего] себе, ты жирный какой». Это был какой‑то левый чел — я ****** [офигел] от этого и просто промолчал. Безусловно, была и остается нелюбовь к своей внешности: независимо от того, сколько я вешу — 80, 100 или 120 килограмм, — мне не нравится, как на мне сидит одежда, как я выгляжу со стороны. Мне очень сложно выбрать фотку в соцсети, потому что везде видно, что я жирный.

Из‑за той самой тишины в дейтингах я принял решение похудеть. Но я не знаю полумер, поэтому, отказываясь от еды, я переставал питаться вообще, а затем снова возвращался к перееданию. Я питался почти только морковью по-корейски и иногда ел куриную грудку, занимался в зале — от этого я похудел, но приобрел проблемы с кожей и волосами, часто страдал от слабости от головокружения. Когда качели качнулись обратно, я снова вернулся к отметке в 120 килограмм.

Я понимал, что ненормально съедать целый чан еды и не наедаться, но сильной проблемы в этом не видел. Понять, что у меня РПП, мне помогла популяризация этой темы: я даже не догадывался, что я не один такой. К тому моменту у меня уже начались отношения — мы оба с партнером имели проблемы с лишним весом, однако только у меня были трудности именно с перееданием и чувством вины после этого. Тогда мы решили, поддерживая друг друга, вместе справиться со своими проблемами — и вот уже третий месяц я учусь есть нормальные порции, воздерживаться от сладкого, не наедаться перед сном, подбирать более сбалансированную пищу. Так я стараюсь создать новый паттерн поведения, в котором я не винил бы себя за то, что я ем».

У расстройств пищевого поведения есть ярко выраженные симптомы — психолог Яна Кулик приводит несколько примеров:

• быстрые и заметные колебания веса;
• необычные пищевые ритуалы — например, нарезание пищи на маленькие кусочки, пережевывание каждого кусочка непривычно большое количество раз, прием пищи очень медленно;
• обеспокоенность составом и калорийностью продуктов;
• головокружение;
• проблемы со сном;
• сухость кожи, ломкость волос и ногтей;
• отказ от еды, отдельных групп продуктов, диеты;
• негативное или искаженное представление о себе.

По словам психолога, люди с расстройствами пищевого поведения часто отрицают, что у них есть проблема, — они могут бояться, что если они признают это, то им придется прекратить свое поведение, связанное с расстройством пищевого поведения. «Многие действительно не верят, что у них есть проблема, имеют ограниченное представление о серьезности своего заболевания и могут крайне неохотно обращаться за лечением, — поясняет Кулик. — За помощью вы можете обратиться к психологу, который специализируется на расстройствах пищевого поведения, имеет соответствующую квалификацию и использует разные методы психотерапии: КПТКПТКогнитивно-поведенческая психотерапия., АСТАСТ (acceptance and commitment therapy)Терапия принятия и ответственности., ДБТДБТДиалектическая бихевиоральная терапия., метод МодслиМетод МодслиСистема лечения ограничительных расстройств пищевого поведения, разработанная в британской психиатрической клинике Модсли., FBTFBT (family-based treatment)Основанная на семье терапия.. Помочь может и психиатр — к счастью, компетентных специалистов в последнее время становится больше».