Журналист Екатерина Кронгауз опубликовала на своей странице в фейсбуке пост об учителе престижной московской 57-й школы, который много лет заводил романы со своими ученицами и только сейчас перестал преподавать в этом учреждении. Пост быстро набрал популярность и спровоцировал масштабную дискуссию о том, как в подобных ситуациях должны действовать сотрудники школ, родители и учителя.
«Афиша Daily» собрала мнения сотрудников хороших школ, психологов и юристов о том, насколько подобные ситуации распространены и как действовать родителям и администрации учебных заведений в подобных случаях.
Это бывает, ничего в этом экстраординарного нет. Такие ситуации случаются в любом обществе. Поэтому то, что произошло в этой школе, меня не удивило. Но нормальная школа, нормальный директор обязаны выгнать учителя, который так себя ведет. Здесь не может идти речи о том, чтобы сохранять репутацию школы. Если в школе один человек убил другого человека, то разве надо заботиться о репутации?
Учитель не должен целоваться с ученицами. Таких учителей надо гнать из школы поганой метлой. Честно говоря, мне непонятна вся эта дискуссия и я просто поражен тем, что столько разумных людей спорят о том, что совершенно очевидно.
Сама история — если она реальна — меня не удивила, я знаю немало подобных, некоторые из них разворачивались у меня на глазах. Большинство из них трагедиями не заканчивались, более того — знаю случаи, когда близкие отношения превращались в дружбу, но знаю и вариант с незапланированной беременностью. Сам я романов с ученицами никогда не крутил, но как симпатия к ним перерастает во влюбленность, мне известно, опыт весьма поучительный и заставляющий многое пересмотреть в своих жизненных установках.
Можно сказать, что в каком-то смысле подобные истории — обыденность для школы, причем и в варианте романов между учителями-женщинами и их учениками. Это зафиксировано и в литературе (Паоло и Франческо в «Божественной комедии» Данте), и в кино («Белая свадьба» Жан-Клода Бриссо), стало темой многочисленных баек и анекдотов.
Есть два способа решения этой на самом деле практически неразрешимой проблемы: первый — ужесточение школьного режима, тотальный контроль, как это бывает в закрытых учебных заведениях, например, военных или религиозных. Понятно, что это проблемы не решит, более того, любая закрытость или принцип donʼt ask, donʼt tell только на руку тем, кто нарушает общепринятые правила приличий (известно, что случаев связей, в том числе и гомосексуальных, в закрытых заведениях не меньше, чем в обычных, светских или гражданских), но по крайней мере меньше будет утечек, обществу будет спокойнее.
Второй путь — изменение отношения к сексуальным связям между несовершеннолетней молодежью и взрослыми. Опять же, из школьной программы мы знаем, что Пушкин сватался к 15-летней Гончаровой, Болконский — к 15-летней Ростовой, госпоже де Варан, взявшей к себе 16-летнего Руссо, было 28 лет: под знаменем возвращения к исконным традициям можно подумать над этим вариантом. Думаю, этот вариант наше общество тоже не устроит: во-первых, потому что возраст согласия сегодня установлен в 16 лет, а возраст вступления в брак без согласия родителей — в 18. Во-вторых, потому что отношения учителя и ученика далеки от равноправных. Всегда есть опасность харассмента — принуждения к связи с использованием служебного положения, или — манипулирования со стороны несовершеннолетних своими старшими любовниками, например, через шантаж.
Для профилактики таких случаев и понадобилась 134-я статья УК РФ и более мягкий моральный закон.
Школа — зона особого риска. В ней молодой человек поставлен в позицию зависимости и подчинения по отношению не к родителям, а к чужим взрослым людям, на которых обществом в целом нередко возлагаются чуть ли не родительские функции: становиться образцом для подражания, заниматься воспитанием, следить за приватной жизнью за рамками учебной деятельности. Кроме того, я давно заметил, что и юные девушки, и юноши, как правило, влюбляются в учителей ярких, талантливых — особенно выделяющихся на фоне своих коллег; более того, такое количество скандалов с известными школами, не только общеобразовательными, но и художественными, спортивными, может быть объяснено повышенным процентом в нем учителей-харизматиков и развитостью их подопечных.
Профессия учителя вообще опасна формирующейся у тебя привычкой не различать учебные и личные отношения, культивировать фаворитизм. Совместно проводимый с учениками досуг — походы, выезды, индивидуальные занятия — может создать подходящие условия для развития отношений; физическая акселерация создать иллюзию равенства. Может быть, развитие современного образования уменьшит роль учителя в жизни ученика — слишком много появляется достойных альтернатив в качестве источника знаний. Но пока даже новый министр говорит о необходимости вернуть значимость учителя для его подопечных — а такая эмоциональная зависимость не может не быть потенциально опасной с точки зрения возникновения не только влюбленности, но и интимных связей, гетеро- и гомосексуальных.
У этой проблемы нет легкого или однозначного решения: она, повторюсь, в значительной степени нерешаема. Ни страх, ни закрытость не могут тут помочь: напротив, запретный плод сладок, особенно в тиши кельи или казармы. Нужно развивать эмоциональную сферу и коммуникационные способности учеников, помогая им находить дружбу и любовь у сверстников, а не наставников, в эмоциональную зависимость от которых так легко впасть. Нужно освобождать самих учителей от излишней зависимости от сферы их профессиональной деятельности — чтобы у них больше времени оставалось на личную жизнь и самореализацию за пределами школы. Думается, здоровое свободное общество гораздо легче решает такие нерешаемые проблемы, чем общество больное и несвободное, озабоченное прежде всего собственными страхами и комплексами.
Этой проблемы на самом деле нет — учителя не могут воспринимать своих учеников в качестве потенциальных бойфрендов и герлфрендов. У меня нет достоверной информации, но я уверен, что подавляющее большинство — это люди, которые выбирали профессию сознательно и у них работают правильные рефлексы: есть ученики и ученицы, а юноши и девушки — это за пределами школы.
Наши школы и образование в целом оказались такой темой, которую не пнуть кажется сейчас чем-то неприличным. Мне это очень не нравится, и все эти публикации вокруг школы кажутся мне бездоказательными, а попытка воспользоваться случаем и полить грязью кого-то — в высшей степени неприличной. Если к школе возникают какие-то вопросы, они там сами разберутся.
Мы сейчас получаем огромное количество обращений и жалоб, которые на нас пишут. Я думаю, если общество не остановится в этом своем раже и угаре, то оно просто останется без образования. Это становится уже видом спорта. Многие учителя ушли из профессии в 90-е годы не из-за денег, как сейчас принято писать, а потому, что было потеряно уважение к их труду.
Если брать во внимание разнополые отношения между учителем и учеником, то у нас общество склонно все поворачивать в сексуальную тематику. Но могут быть вполне содержательные отношения между учителем и ученицей, например. Конечно, есть какие-то ограничения. Как минимум надо соблюдать некоторые приличия, хотя бы для того, чтобы вокруг этого общения не возникало кривотолков.
Я знаю случаи, когда ученицы влюбляются в своих учителей, но это не переходит к романтическим отношениям — это влюбленность в ощущения. Конечно, должна быть некая дистанция, потому что учитель — человек взрослый и он лучше понимает, что такое субординация. Бывает много ситуаций, когда ребенок обделен необходимым вниманием в семье. В лучшем случае родители пашут и у них физически нет возможности уделить столько внимания, сколько хотелось бы. Если учитель и ученица встречаются вдвоем в школьных стенах, я бы сразу делать выводы не стал.
Нет факта, нет нарушения закона, значит, и говорить тут не о чем. А если действительно возникает такая ситуация, то для этого есть правовые процедуры, хотя, конечно, никто не отменяет этического кодекса. Я бы просто посоветовал родителям, которые этим вопросом озабочены, больше общаться со своими детьми и восполнять дефицит человеческого общения, амортизировать, смягчать ту агрессию, которая в нашем обществе зашкаливает.
Такая ситуация — это использование своего авторитета, своего положения против человека с более слабой психикой. Если вопрос не рассматривают в суде, то, конечно, такого учителя надо сразу же уволить. Но чисто по-человечески эта история — не увольнение, а тюрьма.
Проблема в том, что обычно дети об этом не говорят. Во-первых, у нас в обществе огромная проблема с насилием: недавний флешмоб #янебоюсьсказать отлично это продемонстрировал. Дети, которые не воспринимают это как насилие, не видят причины об этом говорить, а также просто боятся подвести учителя.
Такие истории нередки. Бывают молодые учителя: ему самому 22 года, а ученицам — 16–17. Разница небольшая, и если бы один не учил другого, то история, вероятно, могла быть воспринята адекватно. Но когда один учит другого, это неприемлемо.
Если такие отношения уже случились, то родителям тут не позавидуешь. В первую очередь с ребенком надо говорить — и ни в коем случае нельзя его осуждать. Надо узнать, что испытывает ребенок, что с ним происходит, уверен ли он в этих отношениях. Затем надо подойти к учителю и выяснить, что происходит у него в голове. Бывает, что дети преувеличивают отношения со взрослым и прежде чем «разбить кому-то голову», надо узнать вторую точку зрения. Следующий шаг — это пойти к директору. Адекватный директор еще раз проверит эту историю, и если она подтвердится, то этого человека уволят. Если такие отношения учителя с ученицами, как в описанном случае, длились много лет, это абсолютно нездоровая ситуация.
Что касается профилактики, надо работать в первую очередь с детьми. Дело в том, что работу с учителями очень сложно проводить: если организовывать какие-то лекции, то не факт, что на них будут приходить и слушать. У нас нет ни тренингов, ни тренеров, ни коучей — вообще ничего. А с детьми это можно сделать — например, с самого младшего возраста объяснять, что такое личное пространство, учить уважать свое тело и твердо говорить нет.
Кроме того, учителя обычно в курсе, что за это бывает: они понимают риск, а если не понимают, то это уже совсем идиоты. Дети же своего риска не осознают. Это часть очень большой системы, где дети зависимы от взрослого, даже если они это отрицают.
Возраст согласия в нашей стране — 16 лет. Но в некоторых профессиях есть ситуации, в которых понятно, что одна из сторон находится в зависимом положении, — это ученик в школе, клиент в психотерапевтическом кабинете, подчиненный и начальник. И тот, кто находится в зависимом положении, не совсем способен принимать решение адекватно, добровольно, не под давлением обстоятельств.
В дискуссиях, которые вызвала эта тема, появляется много людей, в особенности мужчин, предполагающих, что это большая любовь. Но, во-первых, любая большая любовь не равна сексу, а кроме того, она может подождать. Во-вторых, есть много исследований, которые доказывают, что между полным физиологическим и психоэмоциональным сексуальным созреванием проходит 5–10 лет. Появившаяся грудь и установившаяся менструация — еще не признак того, что все уже можно. В таких ситуациях старший человек, который уже имеет сексуальный и жизненный опыт и четко знает, чего он хочет, отвечает за другого, поэтому никакие «она сама хотела» здесь не работают. И никакие манипуляции касательно возраста согласия тоже здесь неуместны.
Девочка 16 лет влюблена на самом деле не в реального человека, а в образ, который возникает перед ней на профессиональном пьедестале, — это знания, обаяние, опыт взрослого мужчины, учителя. В этой ситуации девочку очень легко соблазнить. Даже если она влюблена и на многие действия пошла добровольно, в нормальном цивилизованном мире это никогда не снимет со взрослого человека ответственности за происходящее.
Наше общество очень боится огласки. Но пока мы не будем предавать такие случаи огласке, все будет продолжаться — все самое плохое творится в темноте и тишине.
Я знаю, что до возраста своего совершеннолетия у нас каждый второй-третий ребенок подвергается какой-то попытке абьюза. И это травматично. Когда проходит время, женщина, которую в школе соблазнил учитель, понимает, что она была такая маленькая, глупая, влюбленная, поэтому ощущает подлог и гадливость. У нее есть стойкое ощущение, что кто-то об этом знал и обманным путем ее туда привел. Даже если это происходило по обоюдному согласию, это все равно палка о двух концах. Потом клиенты вспоминают об этом как о травме — плохо, когда с этого начинается жизнь. Ведь эти отношения никуда не ведут, а женщины впоследствии чувствуют себя обманутыми.
Родители в любом случае всегда должны верить сначала своему ребенку. У каждой стороны может быть своя защита, но родители — это люди, которые должны защитить своего ребенка, поверить именно ему. Надо идти и разговаривать с администрацией школы, с учителем, потому что это очень скользкие и трудные моменты, так как у нас нет нормальной правовой базы для решения таких конфликтов. Даже случаи сексуального насилия очень сложно доказать, а уж случаи сексуального домогательства — это вообще неведомая для нас стезя, в которой нет регулировки.
Одно дело — это опыты с ровесниками, через которые подростки так или иначе проходят, другое дело — это такие неравные силы. Ведь у учителя есть доступ к разуму, чувствам, и для ребенка это кто-то могущественный, тот, кто априори находится выше тебя.
Повлиять на такую ситуацию можно с трех сторон: родитель на ребенка, работодатель на своего работника, нормы закона на весь процесс.
Дела о такого рода об отношениях между учителем и учеником рассматриваются редко, потому что все стороны это скрывают: они понимают, что могут быть последствия, в том числе уголовного характера. Люди боятся распространения этих историй, поэтому такие дела нечасты, а те, которые есть, всегда резонансные.
Считается, что школьник сам может за себя отвечать в 16 лет. На ситуацию, в которой учитель имеет отношения с учеником, уже достигшим 16 лет, повлиять сложно. Конечно, если будут некорректные действия со стороны учителя, на него может оказать влияние работодатель.
Если в уголовном кодексе отсутствуют санкции в отношении совершенных действий или действия совершены в соответствии с действующим законодательством, то возникает морально-этическая сторона вопроса.
Юридически такую ситуацию можно предупредить только со стороны работодателя. Свободное время — это свободное время каждого человека, поэтому работодатель может установить только то, что именно во время уроков никаких подобных действий совершать нельзя.
Однако у нас в трудовом законодательстве есть 336-я статья, в которой прописаны дополнительные основания заключения трудового договора с педагогическим работником. Согласно этой статье, если учитель применил методы воспитания, связанные с физическим или психологическим насилием над учеником, его можно уволить.