«Главное — не ждать благодарности от потерпевших»: как работают спасатели

Для того чтобы стать спасателем, надо закончить специальные курсы, в каждом регионе есть свои учебно-тренировочные центры: там необходимо пройти медицинскую, физическую и специальную техническую подготовку. Потом, когда человек начинает работать в спасательном подразделении, он эти навыки прокачивает благодаря опыту работы, тренировкам и учениям. Когда опыт спасателя возрастает, он имеет право претендовать на повышение своего класса.

Бывают спасатели без класса — у таких только первоначальная подготовка, затем идут спасатели третьего, второго, первого класса, самый весомый статус — это спасатель международного класса.

Для подтверждения своих навыков и классности ты помимо владения первоначальными азами должен получать дополнительные специальности. Ты можешь получить квалификацию водолаза, стропальщика, газоэлектросварщика, взрывника и так далее. Есть много видов работ, которые нужны спасателю.

Я начальник высокогорного поисково-спасательного подразделения. Горы — это сезонное направление, самый благоприятный период для туризма и профессионального альпинизма — лето. В это время разворачиваются КСП — контрольно-спасательные посты. Там спасатели несут вахту весь сезон, периодически меняясь. Они реагируют на любые чрезвычайные ситуации в горах.

Дежурство в нашем отряде длится 14 дней, кое-где работают в горах и по месяцу. Для человека горы — это враждебная среда, если долго там находиться, снижается иммунитет.

Мы работаем на поляне Эммануэля, это северная часть Эльбруса. Там у нас стоят вагончики на высоте 2856 метров над уровнем моря. И дальше, у подножия ледника, где начинается классическое восхождение на Эльбрус с северной стороны, у нас тоже есть вагончики на высоте 3800 метров. Мы дежурим в обоих местах, периодически меняясь между собой в течение этих двух недель, чтобы организм не истощался.

Есть опытные альпинисты, которые ходят на Эльбрус круглогодично, и они, как правило, регистрируются у нас в отряде — в принципе, это должны делать все люди, решившие забраться в горы. Группы, зарегистрировавшиеся у нас, в определенное время выходят на связь, дают о себе знать, и в случае какого-то перебоя или чрезвычайного происшествия мы реагируем с места и проводим поисково-спасательные работы. Такие работы связаны с поиском, транспортировкой и оказанием помощи. Бывает, что кому-то просто стало плохо, кто-то сломал ногу, заблудился, потерялся.

Зимой открываются горнолыжные трассы, и хотя основной наплыв туристов спадает, работы все равно не становится меньше, зато она не такая масштабная. В это время случается много травм: переломы, ссадины, ушибы и прочие вещи. Со склона спустить человека легче, чем идти к нему на высоту 4000 метров и спускать его вниз по неподготовленной трассе. На высоту 2856 метров еще можно подняться транспортом, а выше — только пешком. Там не помогут ни квадроциклы, ни снегоходы, ни другая техника. Там не снег, а лед, это специфика места.

Когда мы не на выезде, мы находимся в части, и это уже не в горах. Здесь мы несем суточное дежурство и выезжаем на вызовы по всему региону — Северному Кавказу. Бывает, что мы работаем и в других регионах на значимых объектах — например, ездили в Ростов на падение самолета.

У наших людей случается профессиональное выгорание, но лично я пока с этим не сталкивался, да и большинство ребят, к счастью, тоже. У нас есть центры экстренной психологической помощи, там работают девчонки, которые занимаются реабилитацией после самых тяжелых спасательных работ. Также они выезжают на массовые происшествия и работают и со спасателями, и с пострадавшими и их родственниками. Наши ребята все здоровые, сильные, поэтому они часто не могут признать, что им было больно и обидно, а психологи это чувствуют и ненавязчиво из такого состояния их выводят.

Спасателей, которые не выдерживают стресса сразу же и уходят насовсем, за время работы я не встречал. Им заранее все доходчиво объясняют.

Оклад у спасателя без класса — 10 400 рублей. С повышением классности повышается и оклад: спасатель третьего класса получает уже 11 400 с копейками, второго — 12 400 с копейками, и так до международного класса, за который платят примерно 14 500. Но есть надбавки за оперативно-техническую готовность, премирование, доплаты за особые условия работы: высота, погодные условия, пользования средствами индивидуальной защиты и так далее. В общем, спасатели зарабатывают в районе 20 000.

Но на самом деле ребята изначально понимают, что зарабатывать много не будут, — у них состояние души такое, что они хотят помогать другим людям. Хотя, конечно, всем хотелось бы иметь чуть больше денег.

Спасатели часто подрабатывают где-то на стороне, ведь среди нас много семейных людей, и руководство все понимает. В основном это хозяйственные подсобные работы — шабашки. Тем не менее, находясь на этих подработках, они знают, что в любой момент их могут дернуть и отправить на основную работу.

Это довольно веселая жизнь: ребята всегда друг над другом подшучивают, без этого никак, юмор — это профилактика профессионального выгорания. Спасатели готовы прийти друг другу на выручку в любой ситуации — даже вне работы. Это очень близкие, дружеские, семейные отношения.

Мне в детстве хотелось стать супергероем, поэтому я вырос и стал спасателем. Я отучился в Академии гражданской защиты МЧС России в Москве, получил звание лейтенанта, пять месяцев отслужил в Воронеже на базе хранения техники, где работал в аналитически-мобилизационном направлении, а потом решил, что моя душа лежит все-таки к спасению людей. О своем выборе я не жалею, потому что мои однокурсники, которые попали в штабы, части гражданской обороны, главное управление, имеют рутинную работу, пускай физически не тяжелую и более приятную по графику. И они все мне завидуют. Люди, которые приезжают отдыхать в горы, платят деньги. А мы там работаем и все эти красоты и так видим.

Минусы — это частые командировки и частое отсутствие дома. Но для кого-то это плюс, ведь когда ты приезжаешь домой после долгой разлуки, то тебя встречают радостно и ты сам хочешь уделить больше внимания и тепла семье. Не возникает желания убежать куда-то и спрятаться, ведь мы ценим каждый момент, проведенный с родными. А других минусов я и не вижу.

Однажды из Кабардино-Балкарии ехал автобус с детьми на конкурс танцев в Минеральные Воды, и этот автобус вылетел за обочину в ливневую канализацию, где его замкнуло. В автобусе были дети от дошкольного возраста до 12–14 лет. Тогда погибли трое или четверо детей. И вот когда живых людей уже эвакуировали, по СМИ, видимо, прошло сообщение об аварии. А когда автобус летел, детские телефоны рассыпались по всему салону. И вот самое страшное было, когда начали звонить все эти телефоны, а вокруг кровь и детские тела, укрытые одеяльцами. Это была одна из моих первых работ, на которую я поехал, но жуткое воспоминание осталось до сих пор.

Есть и веселые истории. В позапрошлом году в горах потерялась спортсменка из Ингушетии. Ребята начали искать ее, и вдруг быстро опустился туман: в горах очень переменчивая погода, а ландшафты везде похожи — сыпухи, камни да озера. Прошли сутки, и спасатели хотели отдохнуть, перекусить, поспать, но поняли, что не могут найти лагерь. GPS с собой был, но в таких условиях он давал погрешность, и погрешность может быть небольшая, но в тумане очень плохо видно. А с нами была обученная собака Мэр, которую оставили в лагере, чтобы не рисковать ею на ледниках. Она услышала шум, смекнула, что нужна какая-то помощь, и выбежала. А ребята идут уставшие, им уже ни до чего. И вдруг из тумана появляется черная морда и светящиеся глаза. Все жутко испугались: есть много мистических историй про эти места. Потом собака почуяла хозяина, обрадовалась, залаяла и довела всех до лагеря.

Я не верю в мистические истории, но отношусь с уважением к горам, это величественные места. Главное — понимать, что нельзя сломя голову нестись на вершину, чтобы спасти человека, надо подойти к этому делу обстоятельно и в первую очередь обезопасить себя. И мы знаем, что должны служить примером для всех людей, которые находятся в горах.

Наш отряд выполняет любые виды работ техногенного характера, это аварии на производствах, взрывы, ДТП, авиакатастрофы, также мы спасаем людей в горах, на воде, под завалами. В общем, выезжаем, куда родина позовет. Было и такое, что мы с водолазной ПСС (поисково-спасательная служба. — Прим. ред.) отправлялись на Эльбрус, чтобы найти альпинистку. Два водолаза совершали восхождение, и ничего. Тогда бросили все силы, потому что женщина была личностью выдающейся, очень известной. Мы нашли ее, но погибшей.

Чаще всего я занимаюсь разбором завалов и тушением лесных пожаров. На лесные пожары мы выезжаем потому, что пожарным в их амуниции очень тяжело бегать по пересеченной местности. Подготовка у спасателя совсем другая: он сможет с 25-килограммовым рюкзаком бегать, а пожарный больше заточен под здания. Это просто разные категории силы. Мы очень выносливые: нам приходится много ходить, искать пострадавших, укладывать их, спускать.

Обычный рабочий день спасателя, как правило, запланирован: прием и сдача дежурства, вводный инструктаж по охране труда, до обеда плановые занятия (инженерная подготовка, горная, психология, медицина), после обеда — плановые хозработы (осмотр техники, уборка двора), вечером у нас физподготовка в хорошем спортзале.

Физподготовка — это обязательно, она на первом месте, и это даже основной критерий при поступлении на работу. Главное — это скорость, сила и выносливость. Скорость проверяется бегом (стометровка и челночный бег), сила — это отжимания и подтягивания, выносливость — тоже бег (километр или три километра на время).

Медицинская подготовка тоже очень важна, потому что мы не можем затащить медиков на гору или в пожар — они обычно ждут нас возле техники, куда мы должны донести пострадавшего, чтобы эвакуировать его в сопровождении медицинского работника.

Дежурная смена — это одно, а есть еще группа из 20 человек в каждом отряде, которая считается постоянным выездным составом, она называется АМГ (аэромобильная группировка). Если я нахожусь в АМГ, я не имею права отъехать от города даже на час без разрешения руководителя, потому что в случае тревоги я должен в течение тридцати минут быть в отряде в полном снаряжении. Список тех, кто находится в этом отряде, обновляется каждые две недели. Ведь люди не железные, им тоже нужно отдыхать.

Командировки бывают часто, по всей России. В этом году — Байкал, Ногинск, Вытегра, Туапсе. Это учения, подготовка и спасательные работы. В прошлом году я был в Сочи на наводнении, еще на пожаре в Геленджике.

До того как стать спасателем, я работал слесарем в котельной, обслуживал оборудование. А в конце 1990-х я и еще несколько человек решили освоить романтическую специальность, ведь в жизни всегда хочется совершить что-то геройское.

Если мужчина не развивается, особенно лет после тридцати, он превращается в амебу, которая лежит на диване, смотрит хоккей и пьет пиво. А здесь тебе представляется возможность постоянно обучаться, совершенствоваться. Еще мне нравится личный состав, мои коллеги — это братство. Здесь остаются именно те люди, которые совпадают по интересам, — мы практически все одинаковые. Вот сейчас молодые ребята пришли, ты смотришь на них и видишь себя 25-летнего — когда в глазах пожар. Это хорошо, мне нравятся такие пацаны. Ну и сама работа мне тоже нравится, не нравилось бы — не работал. Хотя приходится общаться и с пострадавшими, и с родственниками пострадавших, а это бывает очень тяжело.

Спасатель — это не работа, ведь зарплаты у нас мизерные. В основном люди, которые здесь работают, делают это не ради денег — я не могу объяснить, как это. Ну, например, ты же не скажешь человеку, который умирает: «Извини, я мало зарабатываю».

Спасатели стараются совмещать свою работу с подработками — это возможно, если нет командировок. Кто-то ночами таксует, кто-то мелкие ремонтные работы выполняет, но у меня не получается совмещать.

Сейчас я чувствую профессиональное выгорание, потому что устал от всего этого. Когда ты молодой, энергичный, то тебе хочется романтики и ты сам рвешься в бой. А когда у тебя появляется семейная жизнь, которая должна быть, но ее практически нет, зато есть постоянные тревоги и командировки, становится не так весело. Семья терпит, но уже не слишком охотно. Но, кстати, мой сын уже прошел подготовку, он сейчас спасатель без класса. Он сам изъявил желание этим заниматься, я принципиально не вмешиваюсь в его судьбу, я могу только поддержать. Я бы не очень хотел, чтобы он видел то, что видел я, но человек сам выбирает свою судьбу.

Самое тяжелое — это видеть смерть детей и горе родителей, потерявших детей. Конечно, нам приходится общаться с родителями, помогать им, ставить себя на их место. Недавно утонули три девочки и мальчик, родители до последнего надеялись, что они живые, и очень тяжело было их видеть. Когда пятиэтажка взорвалась в соседнем городе, тоже было трудно доставать детей. А в остальном — что? Человек — это консервная банка, даже прочнее.

Большая ошибка нашей структуры в том, что она пытается из спасателя сделать супергероя. А подразделения, на мой взгляд, должны быть специализированными. За границей есть даже пожарные подразделения, которые делятся по специализациям — тушение зданий, раскидывание рукавов и прочее.

После моей командировки в Геленджик, где был очень большой пожар, со мной беседовали психологи, которые помогают спасателям справиться со стрессом. В той беседе я им сказал: «Да вы что, какой стресс, у нас же бесплатная доставка в город-курорт, горные походы, пионерские костры, выход к морю — что еще надо?» Правда, ты дышишь сажей, бегаешь с тяжелейшими ранцами в кирзовых сапогах по пересеченной местности — ну ладно, это ничего страшного, это же приключения, романтика. Везде есть плюсы и минусы.

Я спасатель первого класса, международником стать не могу, потому что у меня нет высшего образования. Мы работаем за идею, а зарплата никак не соответствует сложности работы. Спасатели должны быть идеологически подкованы, должны быть готовы к тому, что работа всегда будет на первом месте, что придется жертвовать семьей ради нее и не ждать никакой материальной выгоды.

Конечно, мы все стараемся подрабатывать. Половина спасателей таксует, кто-то работает гидом в горах. Раньше я занимался промышленным альпинизмом.

Работа с собаками — это один из самых неблагодарных трудов, который существует в нашей профессии. Во-первых, вне зависимости от того, где я нахожусь, собака постоянно со мной. Ее надо ежедневно выгуливать, кормить и осматривать — в дополнение ко всем другим обязанностям, которые уже существуют. Другой спасатель может отработать, прийти домой и лечь спать, а у кинолога совсем иная жизнь: помимо ухода собаку нужно еще и постоянно дрессировать.

Если люди сдают экзамены раз в три года, то собака каждый вид своей деятельности (поисково-спасательная служба, спасение на воде, горно-лавинная служба, работа с трупами и т. д.) должна подтверждать раз в год. Сейчас как раз мой сын, который тоже спасатель, поехал подтверждать квалификацию своей собаки.

Спасателями-кинологами становятся совершенно добровольно. Как правило, эти люди — фанаты своего дела.

Ты приходишь с собакой в часть (если ты кинолог), оставляешь ее в вольере, а затем начинается обычный рабочий день. Сначала у нас развод — то есть мы сдаем смену, снаряжение, оборудование, документацию, передаем дела, в общем. Дальше выполняем поставленные с утра задачи вне зависимости от распорядка дня: например, перепроверка снаряжения, хозяйственные работы.

Мы постоянно находимся в боевой готовности, потому что мы федеральная служба, заточенная под сложные случаи. Нас вызывают, когда действительно необходима помощь. Мы выполняем водолазные, высокогорные и другие работы техногенного и природного характера и выезжаем в любую точку страны — мы обеспечены снаряжением, оборудованием и транспортом для работы в любых условиях.

Мы не всегда занимаемся своим делом, и это расстраивает. Иногда нас отправляют на хозяйственные работы вместо спасательных. Часто из-за нюансов в структуре ЕДДС (Единая дежурная диспетчерская служба. — Прим. ред.) спасатели разных уровней (краевого, муниципального, федерального) действуют не очень согласованно. Например, через два месяца после происшествия вызывают кинологов, хотя с собакой надо работать первые дни, а лучше часы. Или проходит месяц, и нам говорят, что надо найти утопленника в реке, — а где же его искать через месяц?

Я спокойно отношусь к трагедиям. Люди, которые работают в морге, могут сесть рядом с трупом и пообедать. То же самое и у нас — очень быстро привыкаешь к трупам и крови. Но всегда болезненный момент — это дети, дети — самое тяжелое. Когда был взрыв в соседнем городе, было совсем жутко: там полуторамесячного ребенка убило плитой. Мы стояли, смотрели друг на друга и не могли решить, кто же понесет его вниз.

Я реально не могу жить без работы спасателем. Однажды я валялся в реанимации, и после того, что со мной произошло, я мог бы и близко к этой профессии больше не подойти. Тогда меня чуть не убили — грубо говоря, сделали из меня ледокол. Две девочки в декабре провалились под лед на озере, и мы быстренько выехали. С собой никакой специальной техники не было, и я, по всем правилам, разделся до белья, надел жилет, обвязался веревкой — в общем, сделал все так, как нас учили, и пополз к пострадавшей.

Одна девочка умерла сразу, у нее произошел спазм легких от холодной воды, а вторая была жива, и они обе были в болоньевых куртках, которые набухли и не дали им уйти под воду. Я сделал все правильно, но узел завязал не совсем так, поэтому, пока я полз, веревка съехала на пояс, залезла под жилет и затянулась. Другие спасатели мне тогда позвоночник чуть не сломали. Я ору: «Не тяните!» А они еще сильнее тянут, потому что не слышат. Еще девочка билась в истерике и пыталась меня утопить. Нам протянули лестницу, но она провалилась под лед. В общем, мною пробили колею во льду и нас вместе с этой девочкой вытащили. А дальше я помню только, как в ботинках и трусах забежал в реанимацию со словами: «Дайте мне теплую бабу!» И все. Было сильное переохлаждение.

В итоге тем, кто спасал на берегу, дали премию — по тысяче рублей, и тогда это были неплохие деньги. Даже уборщица получила 500 рублей, а мне торжественно вручили грамоту.

Самое главное в спасательном деле — понимать, что ты просто должен выполнять свою работу и не ждать благодарности от потерпевших. За всю мою рабочую историю нашу команду отблагодарили два раза. Один раз — когда мы нашли парня: он заблудился в тумане в горах. Мы искали его всю ночь, и позднее он оплатил нам баню, чтобы мы смогли искупаться. Мы не взяли денег, и он решил нас так отблагодарить. Деньги я никогда не брал и не беру принципиально.

А в другой раз нам привезли тортик и коньяк прямо на работу. Девушка, правда, месяц не могла приехать, потому что отморозила ноги. Она ходила по лесу, фотографировала, упала, сорвалась со скалы и буквально перед 40-метровым обрывом зависла на дереве. Тогда же сыграла роль эта путаница в структуре: сначала поехала муниципальная служба, посмотрела, что ничего не может сделать, и только потом вызвали нас. Мы нашли ее в четыре утра, потому что нас позвали в восемь вечера, и в темноте мы работали дольше. У нее ботинки лежали в рюкзаке, и она их не могла достать. Но ноги сохранили в итоге.

Многие люди почему-то думают, что мы все в шоколаде живем. Недавно я был на Эльбрусе, и там какой-то «ВИП-персон» сказал, что откатил бы нам денег и поляну бы накрыл, если бы его спасли. А я ему ответил: «А давай мы тебя сейчас закинем случайно и посмотрим — хоть раз, может, кайфанем по-человечески!» Он так удивился из-за того, что я сказал «хоть раз». Но мы не обижаемся, это же наша работа.

Спасатели — это секта избранных, и если ты в нее попал, то выйти уже сложно. Мне остался год до пенсии, и если ничего не поменяется в структуре, буду заниматься горами. У меня два сына, они работают гидами в горах, а еще дочка подрастает с английским языком — в общем, семейный подряд. Они занимаются этим с удовольствием, поэтому почему бы и нет, ведь за это платят.