Пауки всегда вызывали у меня некоторое отвращение. В детстве, если я видела паука, я просила папу его убрать. Он говорил, что они меня не съедят и через какое-то время сами уползут, но меня это не успокаивало.
Каждое лето я гостила у бабушки в Молдавии в ее загородном доме. Именно там случился переломный момент, когда появилась настоящая фобия. Мне было 8 лет, я читала книжку в кресле и вдруг почувствовала, что ноге щекотно. Я подумала, что это кошка, сказала: «Мурка, брысь!» — и продолжила читать. А потом я посмотрела на ногу и увидела, как по ней ползет огромный лохматый паук размером больше, чем пятикопеечная монета. Я заорала, стряхнула его с себя, убежала и до конца дня не заходила в ту комнату. На меня это произвело огромное впечатление. Не могу сказать, что в тот момент я осознала появление фобии — тогда я и не знала такого слова. Но позже, когда я узнала об этом термине, поняла, что это, без сомнений, она.
Когда я встречаю пауков, даже маленьких, я испытываю резкий парализующий страх. У меня начинает сильно биться сердце, выступает холодный пот на спине, бледнеет лицо, трясутся руки. Обычно друзья и родные это видят и пытаются скорее убрать их из моего поля зрения. После встречи с пауком меня еще несколько часов не покидает ощущение, что он ползет по мне, — из-за этого я дергаюсь и стряхиваю с себя невидимых пауков.
Однажды я шла по коридору террариума, разглядывала змей в аквариумах. Я их не боюсь совсем — они очень красивые. Я подошла к одному маленькому темному аквариуму и вдруг поняла, что там сидит какой-то тарантул. Сначала я увидела восемь глазок, пялящихся на меня, потом лапки, а дальше я даже не стала разглядывать, а просто убежала и потом еще полчаса сидела на скамейке и приходила в себя.
Многие говорят: «Паук маленький, он тебе ничего не сделает». Я сама это знаю, но это же не та реакция, над которой я раздумываю, это скорее что-то физиологическое. Еще иногда новые знакомые, когда узнают о моей фобии, присылают мне в соцсетях фото пауков — это, конечно, не то, но все равно я начинаю стряхивать с себя невидимых пауков.
Есть мнение, что, для того чтобы избавиться от страха, нужно с ним встретиться лицом к лицу. Но я в это не верю — мне кажется, так говорят люди, которые никогда не испытывали этого состояния безотчетной паники, а затем паранойи.
Если честно, я даже не знаю, откуда это взялось. О понятии кумпунофобия (боязнь пуговиц. — Прим. ред.) я узнал лишь год назад. В раннем детстве родители облачали меня в рубашки, но носить я их не любил. А в какой-то момент, где-то во время обучения в начальных классах, понял, что просто не могу надеть то, к чему пришиты пуговицы. Они казались мне отвратительными и ужасными, даже прикасаться к ним было какой-то пыткой.
Когда я стал чуть старше, я начал часто ругаться с родителями по поводу одежды. Они заставляли меня надевать рубашки и пиджаки, но я наотрез отказывался — иногда это доходило до скандалов и истерик. Мне очень повезло, что в моей школе не было формы, поэтому я мог носить кофты и футболки.
С течением времени все стало еще хуже. Я понял, что никогда не буду носить что-либо связанное с пуговицами, и люди в рубашках начали вызывать у меня отвращение. Вот смотрю даже на весьма положительного человека и понимаю: его внешний вид выводит из себя, общаться с ним мне трудно.
После того как я закончил школу, мне пришла повестка в армию. И тогда мне пришлось очень несладко. Вся армия для меня стала огромным пугалищем: кругом были они и первое время я постоянно чувствовал себя так, будто оказался в самом жутком кошмаре. Через пару месяцев я начал привыкать к пуговицам, но все равно испытывал дискомфорт весь срок службы.
Вернувшись домой, я начал искать работу и тогда впервые осознал, что у многих крупных работодателей существует такая вещь, как дресс-код. Он, конечно, включает в себя поло или рубашки и брюки. В результате мне пришлось подбирать работу со свободной формой одежды.
Сегодня я отношусь к пуговицам уже более нейтрально, но в моем гардеробе по-прежнему нет никаких вещей с ними. Я не считаю, что моя фобия мешает мне жить. В какой-то степени она даже делает меня уникальным, непохожим на других.
С самого детства я боюсь высоты. В 1998 году мы всей семьей поднимались на самый верх Эйфелевой башни в лифте с прозрачными стенками, через которые можно было видеть, как под тобой увеличивается расстояние до земли. Тогда я в буквальном смысле дрожала от страха. При этом меня пугает не высота сама по себе, а мысль, что я могу упасть с этого места, которая со временем переросла в уверенность.
Когда мы переехали в Москву, метро меня не пугало и на эскалаторах я ездила спокойно. Переломный момент настал, когда я уже училась в университете. Мы с подругой ехали на эскалаторе станции «ВДНХ», который там, мягко говоря, немаленький, и он неожиданно остановился, а потом снова запустился и еще раз резко выключился. Людей было мало, все держались за поручень, никто не пострадал. Но после этого во мне постепенно вызрела фобия к этой движущейся лестнице.
Я не боюсь маленьких эскалаторов, потому что там не испытываю острого страха высоты. Но вот длинные эскалаторы мне кажутся бездонной пропастью. Как только я вижу вход на эти движущиеся ступеньки, которые уходят в никуда, у меня просыпается страх, что я упаду в это «никуда».
Когда я стою на длинном эскалаторе, я стараюсь вообще не двигаться. Кажется, что, если я сделаю хоть одно движение, я точно не удержусь и упаду. Поручень на эскалаторе тоже вызывает опасения, потому что движется быстрее, чем ступеньки, — из-за этого появляется чувство, что меня утягивает вперед.
Когда меня кто-то держит за руку, становится спокойнее, поэтому мне приходится просить людей, чтобы дали руку. Но даже так страх не уходит совсем — коленки все равно трясутся. Ни разу незнакомые люди, которых я просила помочь мне спуститься, мне не отказывали, и никто не смеялся над этим.
Я страдаю тремя фобиями разной степени. Первая, клаустрофобия (боязнь замкнутых пространств. — Прим. ред.), появилась у меня в раннем детстве: я предпочитала спускаться по лестнице, в то время как другие дети любили кататься в лифтах. С годами я победила свой страх перед лифтами, но боязнь очутиться в очень узком помещении, которое полностью ограничивает тело, все же осталось.
Из-за своего страха я не могу смотреть фильмы вроде «Погребенного заживо», «Пиджака» или серию «Отбросов», где главного героя похоронили живым. Сцены такого плана вызывают во мне ощущение дискомфорта и желание прекратить это. А уж мысли о вероятности очутиться в замкнутом пространстве на долгое время вовсе приводят к паническим атакам.
Вторая моя фобия тоже родом из детства — это дентофобия (боязнь стоматологического лечения. — Прим. ред.). Она напрямую связана с истоками моей первой фобии, поскольку я поджимала губы, когда шла по лестнице, чтобы в случае падения сохранить зубы. Годы шли, а привычка осталась, и меня до сих пор все спрашивают, откуда эта забавная манера поджимать губы, когда я бегу по асфальтированным дорожкам или поднимаюсь по ступенькам. Походы к стоматологу для меня сущий кошмар, но, к счастью, пока мне не удалили ни одного коренного зуба.
Третья фобия обнаружилась совсем недавно — это боязнь спутниковых карт и вообще Земли, показанной с большой высоты. Этот страх проявился в день, когда мы с подругой решили составить маршрут путешествия и залезли в Google Maps. Ужасающая функция «Изменить масштаб Земли», с помощью которой можно увидеть круглую, в полумраке, безупречно сконструированную в 3D-модель Земли, вызвала во мне такие негативные эмоции, что появилось желание закрыть карту, выкинуть компьютер и спрятаться в шкаф.
На обычные схематичные карты я могу смотреть спокойно, но, если я перехожу в режим «Земля» в Google Maps, когда нашу планету видно якобы со спутника, сердце начинает учащенно биться и у меня перехватывает дыхание. Это вдвойне странно, поскольку высоты я не боюсь, спокойно летаю на самолетах и активно ползаю по горам. Видимо, пугает сам факт того, что Земля перед тобой как на ладони и сам ты ничтожно мал по сравнению с этими размерами.
Кстати, моя первая фобия достигла таких масштабов, что в случае чего все мои близкие знают, что меня нужно кремировать, а не закапывать: не хочется попасть в положение Гоголя, которого похоронили заживо, хоть это и не известно достоверно.
Это началось в детстве, когда я еще ходила в школу. Однажды мы с бабушкой шли в магазин мимо дома, где паслись куры, и внезапно на меня напал петух, да так, что бабушка меня еле отбила. В момент борьбы я нечаянно дотронулась до его перьев. Сейчас мне 24 года, и я до сих пор боюсь всех птиц и их мерзких перьев.
Если я иду и вижу, что на земле валяется перо, я обхожу это место десятой дорогой. В школе, когда узнали о моем страхе, надо мной начали смеяться. А затем в один день все сговорились и принесли по перу: индюшиному, гусиному — какие нашли. Меня так напугали, что я стала заикаться. Даже классный руководитель в ответ на мою жалобу стала насмехаться надо мной, поэтому я собралась и в слезах убежала домой. И по сей день я иногда заикаюсь.
Увидеть перо, причем любого размера и любой формы, для меня кошмар — в обморок я не падаю, но начинается сильная дрожь и частое сердцебиение. Родители водили меня к какому-то дядьке, чтобы страх убрать, но это не сработало. Боюсь, что это на всю жизнь, хотя очень не хотелось бы.
Началось все в младших классах, когда я с другими детьми играла во дворе зимой. Было очень холодно, и мы плевали на лестницу с очень широкими перилами, чтобы слюна застывала вместе с пузырьками воздуха. В какой-то момент застывших пузырьков стало так много, что у меня начало темнеть в глазах, и вдруг накатила такая ярость, что я начала разбивать эти ледышки.
С годами у меня появилась такая же реакция на все мелкие и скученные отверстия, да и вообще на все маленькое и копошащееся. Причем меня это не пугает, тут появляется другое — ярость до потемнения в глазах и тошнота. Избежать этого состояния несложно: если вижу предмет своей фобии, я просто ухожу или не смотрю. Вот так и живу.
Страх — самая древняя эмоция человека, которая связана с инстинктом самосохранения, поэтому нередко он возникает бесконтрольно, сам по себе. Граница между нормальным и патологическим страхом очень зыбкая. Если страх сопровождается неприятными и даже болезненными физическими ощущениями, остается на продолжительное время и выходит из-под волевого контроля, его можно назвать фобией. В такой ситуации не человек управляет страхом, а страх управляет человеком. В некоторых случаях он меняет свое окружение, перестает общаться с близкими, прекращает обучение в институте, не пользуется транспортом и в итоге запирает себя в пределах квартиры, а то и постели.
Навязчивых страхов, в том числе экзотических вроде боязни пуговиц очень много — существуют целые глоссарии фобий от а до я, по которым можно изучать греческий язык, потому что их названия имеют греческие корни. В целом их можно разделить на четыре основные группы: агорафобии, страх пространства, нозофобии, страх болезни, простые фобии, страх определенных предметов, явлений и животных, и социофобии — страх толпы.
Механизмы появления фобий очень индивидуальны. Они зависят от того, в рамках каких состояний возникают. Если страх появляется при расстройствах личности, то он чаще всего связан с травмами детства: это, например, страх темноты, одиночества, условного Кащея Бессмертного, закрытых пространств и так далее. Если страх возникает в рамках аффективных расстройств, таких как депрессия, то он скорее начинается с вегетативных нарушений: тахикардии, удушья и прочих, — что, в свою очередь, приводит к острому страху смерти — например, в результате сердечного приступа в туннеле метро. Если же страх возникает в рамках шизофрении, он может начинаться с мыслей и ассоциаций.
Из-за того что страх иногда сопровождается массивными вегетативными нарушениями, то есть панической атакой, люди обращаются к терапевтам или неврологам. Однако невролог все-таки ориентирован на центральную и периферическую нервную систему, а страх — явление психическое. Поэтому в данной ситуации обращаться нужно к психиатру. Впрочем, далеко не всегда можно понять, является страх симптомом болезни или это вариант нормы, поэтому лучше одновременно обратиться к психиатру и к психологу.
Психолог Виктор Франкл разработал метод парадоксальной интенции в лечении фобий. Он состоит в том, чтобы не бороться со страхом, а, наоборот, идти к нему навстречу. Например, человеку со страхом инфаркта он рекомендовал при появлении страха сделать двадцать приседаний, 15 отжиманий и совершить трехкилометровую пробежку. Руководствуясь этим же методом, люди, которые боятся высоты, идут работать на башенных кранах, а те, которые боятся глубины, становятся дайверами. Но нужно понимать, что универсальных практик в психиатрии не существует, все очень индивидуально и в пограничных состояниях психики лучше не руководствоваться общими рекомендациями из интернета, а получить индивидуальную консультацию специалиста.
Генерализация страхов, то есть их расширение и объединение в единый клубок боязни всего на свете, в психиатрии носит название генерализованное тревожное расстройство или ГТР. Это уже тяжелое психическое состояние, которое нужно обязательно лечить — нередко с госпитализацией и стационаром.
В целом же фобическое расстройство можно сравнить с насморком, от которого еще никто не умирал, но который мешает жить. В современном мире при хорошей согласованности пациента с врачом и большой мотивации страхи излечиваются полностью.
