Как люди становятся дауншифтерами, не уезжая из города

Я с детства мечтал работать с животными, поэтому получил биологическое образование и после университета устроился в колхоз на свиноводческий комплекс. Когда он закрылся, я пошел в полицию и около трех лет проработал там криминалистом в экспертной службе. В правоохранительных органах меня устраивало все — за исключением того, что там не было животных.

Когда Московский зоопарк открыл волонтерскую программу, я сразу записался. Ветеринарного образования не требовалось, потому что основная задача волонтеров — в свободное время дежурить у вольеров и следить, чтобы посетители не кормили животных. Спустя два года моего волонтерства в зоопарке появилась вакансия и я не раздумывая уволился с прежней работы. В полиции меня никто не понял, ведь у меня было звание, хорошая зарплата, стабильность и защита государства. Но я стал кипером, то есть человеком, который ухаживает за животными. У нас работает единственная в России школа киперов, учебная программа которой разбита на блоки: кормление, уход, ветеринария, практика. Есть обязательный экзамен.

В зоопарке я работаю уже три года — и за это время я успел немного продвинуться по карьерной лестнице. Теперь я зоолог, поэтому могу влиять на рацион и условия содержания животных. Еще занимаюсь управлением персоналом, но от животных не ухожу. В зоопарке чем выше у тебя должность, тем дальше ты от зверей, а мне это не подходит — я пришел сюда не ради бумажной работы. Здесь же я встретил жену Киру. Мы познакомились на кухне, где готовили еду для животных. Месяц назад мы поженились, а недавно вернулись из свадебного зоологического путешествия по Индонезии. Наш отдых, как и работа, всегда связан только с животными.

Животное должно чувствовать человека и доверять ему. Моя жена, например, занимается лемурами: раньше они боялись людей и не подпускали к себе даже киперов, но у Киры получилось наладить с ними контакт. Теперь лемуры очень общительные: подходят к людям, требуют внимания.

В зоопарке платят намного меньше, чем в полиции, но на кусок хлеба хватает — и я даже могу откладывать деньги. Я не чувствую себя ограниченным в чем-то, потому что разницу в зарплатах я восполняю любимым делом.

Зоопарки бывают разными. Я согласен с тем, что надо запретить контактные, ведь их цель — нажиться на животных. А в приоритете нашего зоопарка — размножение вымирающих видов. Ухудшение природных условий приводит к исчезновению редких животных, поэтому если не будет зоопарков, через 50 лет мы будем знать большинство ныне живущих зверей только по картинкам.

Я работала в разных местах, последним был книжный магазин, где я была продавцом-консультантом. Я тоже с детства хотела работать в зоопарке: периодически даже звонила в отдел кадров, но мне говорили, что вакансий нет. Тогда я решила стать волонтером.

Сначала меня поставили наблюдать за гориллой: у нее была эпилепсия — и от меня требовалось сообщать о каждом приступе. Я не любила обезьян, но после знакомства с гориллой я влюбилась в приматов. Сейчас работаю в зоопарке уже третий год.

Пятнадцать лет я был управляющим коммерческой недвижимостью в разных бизнес-парках: налаживал связи с арендаторами, организовывал систему документооборота и внедрял ее в работу всей структуры.

Я никогда не мечтал работать строителем, просто везде приходилось на лету вникать в монтажные работы, отделку, прокладку кабелей. «Крылатские Холмы» были одной сплошной стройкой, а в «Эрмитаж-плаза» я с головой уходил в отделочные работы и в итоге просто-напросто понял, что это мое.

В основную работу строительство превратилось полтора года назад, когда я зарегистрировался на сервисе YouDo. Сначала заказы на проектно-монтажную работу я не получал, поэтому первое время пришлось побыть курьером. Зато сейчас я занимаюсь строительством беседок, мини-бань, небольших домов, теплиц. Обычно я соглашаюсь только на те предложения, которые разовьют во мне новые навыки.

Если ты получаешь удовольствие от своей работы и ее результата — это гармония. Я доволен тем, что делаю сейчас: в офисе я подчинился дяде, а здесь — самому себе. Еще там мой труд часто присваивали, а здесь результат в любом случае останется моим. И самое главное — меня правда ценят. Разницу в деньгах я никогда не подсчитывал, но мне кажется, что в материальном плане я особо ничего не потерял. Ко мне постоянно идут заказы, поэтому опасений, что через неделю денег не будет, у меня нет.

Все привыкли считать работу в офисе фундаментальной частью жизни. В 90-х люди хором шли на юристов и экономистов, потому что это было модно и весело. Я тоже пошел, но, как выяснилось, сейчас нужны не те руки, что держат карандаш или договор, а те, что крутят гайки.

С 16 лет я работала в отделе кадров на машиностроительном предприятии. Когда мне было 23, я родила ребенка, а через год выяснилось, что у малыша тяжелая генетическая патология — болезнь Тея — Сакса. Заболевание неизлечимо, потому что оно разрушает организм на уровне обмена веществ. Врачи сказали, что ребенок доживет до двух лет, но он прожил три года и три месяца и умер в мой день рождения.

Когда я смогла выйти на работу, то пришла в МОЭК — большую энергетическую компанию, которая сейчас принадлежит «Газпрому». Была эйчаром и мне это нравилось, по образованию я психолог. Но это было просто зарабатывание денег, повинность, а мне хотелось быть социально полезной.

Когда болел ребенок, я подробно изучала медицину, чтобы понимать, что вообще с ним происходит. Поэтому даже когда его не стало, ко мне продолжали обращаться мамы детей с таким же диагнозом. И однажды мне в голову пришла идея, что я хочу работать с тяжелобольными детьми. Я узнала, что на Западе давно практикуют альтернативные мягкие методы реабилитации — например, йогу. Дети с особенностями не вызывали у меня излишней сентиментальности: им нравится, когда их не жалеют, а разговаривают с ними как с обычными людьми.

Сначала я прошла обучение в Федерации йоги России и начала работать в центре детского развития и досуга, затем отучилась у Виктории Занкиной — специалиста по йоге для детей с особенностями развития. Начала искать клиентов: давала рекламу в районных группах, распространяла листовки в центрах социальной помощи, подключала сарафанное радио. В этом году я официально ушла из офиса и не жалею.

Сейчас я занимаюсь с детьми с ДЦП, расстройствами аутистического спектра, а также с незрячими. Еще я стала волонтером реабилитационного центра для людей с инвалидностью «Преодоление». Там я занимаюсь со взрослыми людьми, но так как они сильно ограничены в движении, полноценная йога им недоступна. Для них я разработала специальную программу с акцентом на дыхательной системе и элементах суставной гимнастики.

Я в основном работаю бесплатно. Зато жизнь стала насыщеннее: даже когда я просто общаюсь с людьми с инвалидностью, я получаю неимоверную эмоциональную отдачу, которая перекрывает все деньги. Приходится покупать меньше одежды, сумок, но на самом деле это неважно. Муж обеспечивает семью, наша трехлетняя дочка только пойдет в садик.

У нас в обществе люди боятся даже смотреть на больного ребенка, не то что подойти к нему. Моя мама до сих пор не понимает, как я могу заниматься этим, но родные чувствуют, что я счастлива, хотя и смотрят иногда на меня как на сумасшедшую. Все испытания нам нужны для чего-то, важно лишь делать правильные выводы. У меня случилась трагедия, но моя жизнь не закончилась, потому что я использовала свой опыт, чтобы наконец-то найти себя.

Я занималась пиаром люксовых фэшн-брендов и организацией ивентов. Мне было сложно работать под начальством: я видела по-другому и, как мне казалось, тратила время на бесполезные вещи. С клиентами мне тоже было сложно, часто они вели себя высокомерно. Я была не на своем месте.

Однажды меня попросили купить цветы для начальника. Когда в магазине стали собирать букет, я поняла, что никогда бы такой не подарила, и попросила просто упаковать цветы отдельно. Я пришла в офис и начала делать букет сама. Это был чистый кайф — в тот момент я подумала, что, наверное, такие эмоции надо испытывать от своей работы ежедневно.

Спустя два месяца ко мне подошла коллега: «Кать, дай мне телефон своего флориста». Я дала личную почту, сказала, что это Ольга. Так я получила первый заказ. Я продолжала притворяться Ольгой — повезло, что цветы надо было доставлять в офисы клиентов, где меня никто не знал.

Через полгода я ушла из агентства. Цветы поглотили меня целиком: я делала букеты, оформляла пикники, свадьбы, квартиры. Знакомые удивлялись тому, что я нигде не работаю, потому что в обществе есть стереотип, что работать надо по трудовой книжке. Это привязка к форматам, которую вбивают нам в головы с детства.

Сначала цветы приносили мало денег, поэтому я жила в основном на средства мамы: она зарабатывала тридцать тысяч рублей в месяц, половина из них уходила на оплату квартиры, а на десять тысяч мы жили. Мы питались крупами, макаронами, почти не ели мяса. Мама всегда меня поддерживала и даже ездила со мной на цветочные рынки.

Со временем дела пошли в гору — стали приходить большие корпоративные заказы, появились постоянные клиенты. Сейчас основной профиль моей работы — разработка зеленых зон для офисов. Я придумала «островки природы»: растения высаживаются прямо в офисе — и в идеале это отдельное застекленное помещение, где разбивается сад с деревьями, травой и цветами. Мне кажется, что люди на работе выходят покурить не потому, что им хочется, а чтобы сменить обстановку. Зеленые зоны могут стать здоровой альтернативой курилке.

Мне захотелось поделиться собственным опытом, и я придумала социальный проект «Люди вне профессии». Каждый понедельник в лектории парка Горького мы с единомышленниками устраиваем бесплатные лекции: к нам приходит спикер и рассказывает, как он нашел себя, превратил увлечение в работу и стал менять мир вокруг. Чаще всего людям не хватает именно моральной поддержки, чтобы кто-то просто сказал: «Делай то, что сделает тебя счастливым».

Я считаю, что офисы исчезнут. Офис нужен, чтобы организовать человека, но можно так распределять энергию, чтобы продуктивно работать и по два часа в день. А зачем для этого снимать гигантское пространство, нанося вред экологии? Я верю, что когда-нибудь все люди будут работать в парках.