Как незрячая девушка переехала в Европу и стала там нужным музыкантом

«Я родилась недоношенная, шестимесячная — врачи говорили, что не выживу. Потом появились другие прогнозы: стану умственно отсталой, не смогу ходить, потеряю зрение. До девяти лет я видела предметы на расстоянии двух-трех метров, различала цвета, могла даже читать, если было крупно написано. Но потом зрение полностью исчезло. Если бы мне вовремя удалили катаракту, думаю, сейчас я могла бы немного видеть мир. К сожалению, в России для большинства врачей нет никакой разницы — видеть немного или не видеть вообще.

Сначала я жила в небольшом городе, который находится в 45 километрах от Вологды. В семь лет переехала в специальную школу-интернат: там были учителя и воспитатели, но уже с начальных классов мы были предоставлены себе, поэтому понимали, что должны сами отвечать за собственную жизнь.

С детства я занималась вокалом. Однажды начала играть на кларнете, но через несколько недель бросила и взялась за трубу — она больше подходит мне по характеру. Постепенно стала учиться играть на разных трубах. Сейчас у меня дома семь труб и два флюгельгорнаМедный духовой инструмент, по форме похожий на корнет. На каждом инструменте постоянно надо заниматься.

В Вологодской области не у кого было учиться музыке, к тому же у меня сформировалась привычка жить самостоятельно вдали от дома — было бы тяжело вернуться в квартиру к родственникам после школы. Тогда я решила переехать в Москву, чтобы учиться там.

Я поступила в училище при консерватории. Там получала образование по обычной программе — мне помогали друзья и некоторые педагоги. Единственной проблемой оказался мой первый преподаватель — он постоянно говорил, что я не должна поступать в вуз и что лучше мне пойти в Общество слепых, чтобы играть там на специализированных конкурсах. К счастью, на четвертом курсе удалось перевестись от него к Вадиму Новикову — профессору Московской консерватории, из-за которого я во многом и собиралась поступать туда.

На последнем курсе училища я пришла в деканат оркестрового факультета консерватории, чтобы узнать, как я буду сдавать вступительные экзамены — с ассистентом или без него. Сказали, что мне вообще не стоит даже пробовать поступать, но я все равно подала документы. Меня срезали после первого экзамена, хотя были люди, которые сыграли хуже и прошли. Я пришла через год, ситуация повторилась. Я так и не поступила.

Было обидно, но теперь я понимаю, что все к лучшему, ведь если бы я осталась в России, мне бы всю жизнь пришлось играть на улице. В нашей стране незрячих никогда не берут в оркестры. Об этом мне не раз напоминал мой первый преподаватель. Я хотела бы его спросить, почему сейчас я работаю в парижском оркестре и мне за это неплохо платят?

Когда Московская консерватория захлопнула передо мной двери, я решила, что все равно стану востребованным музыкантом. Пять лет назад я совершенно самостоятельно, одна, переехала в Италию. Там жила моя русская подруга, которая встретила меня, привезла во Флоренцию и помогла найти квартиру.

Я поступила во Флорентийскую консерваторию, но через год перевелась в Рим, думая, что в столице больше перспектив. А на третьем курсе я перевелась в Милан — туда я мечтала попасть с самого начала, но по финансовым причинам не могла себе позволить жить там. В Милане я закончила консерваторию, поступила в аспирантуру и начала работать.

В Италии трубачу сложно найти высокооплачиваемую работу, к тому же здесь очень высокие налоги. У меня есть друг-композитор — он пишет музыку, а я ее исполняю. Он итальянец, но живет в Вене. Мы решили гастролировать по другим странам — в итоге нас заметили на концерте во Франции и предложили крупный контракт в парижском оркестре. Теперь я каждые три недели езжу с концертами классической музыки по Европе — это в основном барочная музыка, романтизм, русские композиторы. Совмещать учебу в аспирантуре и концерты бывает сложно. Например, экзамен по истории музыки мне пришлось перенести уже несколько раз, потому что я играла концерты в Швейцарии и Испании.

С тех пор как я уехала в Европу, я почти перестала общаться с русскими. Я не скучаю по Москве, а в Италии мне не хватает только нескольких друзей. Итальянцы близки мне по духу и темпераменту. Кстати, я почти сразу стала встречаться с итальянским парнем. А когда я приезжаю в Испанию, все местные думают, что я итальянка.

Если я приезжаю в Россию, то только по делам. Кстати, в этот раз, возвращаясь в Милан, я беру с собой двух русских котят. Чипировала их, сделала ветеринарные паспорта. Мне не нравятся итальянские кошки, поэтому я решила привезти питомцев из России. Я заметила, что в последнее время москвичи стали вежливее: меньше спрашивают ерунды в метро, а еще будто бы лучше отзываются на просьбы о помощи. Я давно здесь не была, и эта разница сразу бросилась в глаза.

В первый же день в римском общежитии мне сказали, что я не смогу готовить для себя на общей кухне, потому что в Италии люди с инвалидностью не готовят сами. Я должна была пользоваться услугами ассистента за два евро в день или просить о помощи кого-нибудь из друзей. Тогда я купила электрическую духовку и пароварку, привезла из России мультиварку — в общем, устроила мини-кухню в своей комнате.

У меня абсолютный слух, поэтому я могу переписывать ноты по Брайлю с дисков. Недавно мне позвонил незрячий итальянский трубач, который оканчивает училище и собирается поступать в консерваторию, и попросил меня отправить все мои партии, потому что у него абсолютного слуха нет. Мне пришлось отказать, ведь если бы существовал брайлевский ксерокс, я бы их отксерила и отправила, но переписывать вручную у меня нет времени.

Во время нашего разговора он сказал, что не знает, чего ждать в оркестре, поэтому собирается поговорить с директором консерватории о своих перспективах. Такая фраза просто не могла бы прозвучать в российских реалиях: если бы я, поступая в училище при консерватории, спросила об этом, меня бы сразу отправили на все четыре стороны. Не они мне должны были объяснять, что меня ждет и как все будет устроено, а я должна была доказывать, что я равна с остальными.

Если честно, мне с незрячими тяжело. В Италии у меня нет ни одного незрячего друга, потому что многие из них думают, что им все должны. Я считаю, что все возможное надо делать самостоятельно. Из-за этого я воюю с Обществом слепых — я убеждена, что они только возводят стену между незрячими и миром, а потом удивляются, почему им говорят работать только в своем Обществе слепых и нигде больше. Многие думают, что если человек не видит, он должен встречаться только с незрячими, создавать семью только с незрячими, иметь только незрячих друзей.

Обычно, если нет какого-то одного органа чувств, развиваются другие. Например, у меня очень хорошо развиты обычный слух, осязание, память. Хотя музыкальный слух — это совсем другое. Многие незрячие идут заниматься музыкой или, например, массажем, потому что у них не такой уж большой выбор.

Я собираюсь сделать в Барселоне операцию, которая может немного восстановить зрение одного глаза. Вопрос только в деньгах — это стоит семь тысяч евро. К сожалению, мою маму не интересуют эти проблемы, ее беспокоит только то, что я буду отправлять ей меньше денег, если пойду на операцию. Как-то она мне сказала: «Раз так, возвращайся в Москву и пой на улице». После этого я не хочу с ней разговаривать.

Сейчас я планирую окончить аспирантуру по иностранным языкам. Я говорю на итальянском, английском, немецком, французском, испанском, еще сейчас учу каталонский, потому что в Барселоне люди хотят разговаривать на нем. Также мой рабочий контракт требует, чтобы я окончила аспирантуру по джазовой трубе. Поэтому сейчас я собираюсь просить в консерватории разрешение учиться в двух аспирантурах одновременно.

Концерты в оркестрах — это здорово, но также мне хочется передавать кому-то свои знания. Еще мне очень нравятся дети. Я мечтаю создать свой класс, отправлять учеников на фестивали, искать для них конкурсы. Часто мне говорят, что я сумасшедшая. Думаю, многие привыкли зависеть от других — и таких людей просто пугает то, насколько человек может быть свободным.