«Полярники не веселятся»: каково отмечать Новый год в Антарктиде 14 раз подряд

Алексей Туркеев работает на полярной станции «Восток». Всего в Антарктиде пять действующих станций, и считается, что на «Востоке» самые сложные климатические условия для проживания и самая непростая работа. Станция построена на озере Восток, крупном водоеме, который находится подо льдом толщиной в четыре километра. Ученые выяснили, что в озере теплая пресная вода, изолированная от нашей атмосферы уже несколько миллионов лет.

Предполагается, что в озере могут обитать живые организмы, развивающиеся по совсем другому эволюционному сценарию. Работники полярной станции «Восток» пытаются выяснить, есть ли в водоеме жизнь, изучают лед над этим озером и проводят другие важные исследования. Подробнее об озере и полярниках, которые работают там, можно почитать здесь. Алексей Туркеев — начальник станции, и в этом году он будет отмечать Новый год в Антарктиде уже в 14-й раз. Он рассказал «Афише Daily», почему на новогоднюю елку вешают пивные банки, откуда на полярной станции десятикилограммовые осьминоги и как поздравлять близких, когда на 20 человек есть только один телефон и один компьютер.

В основном полярники живут полтора года в Антарктиде и всего полгода дома. После отпуска они снова едут на Южный полюс. Смена начинается в ноябре и заканчивается в феврале — это значит, что за одну смену полярник празднует сразу два Новых года. Например, приезжает в ноябре 2016-го, а улетает только в феврале 2018-го.

В Новый год у нас самое жаркое время года — всего лишь минус двадцать пять градусов. Это называется полярное лето, и самый большой объем работы выпадает на него — в этот период мы работаем много, тяжело и плодотворно, поэтому вертолет за нами не посылают. Существуют вещи, которые можно сделать только в эти пару месяцев, — например, буровые работы и гляциологические исследования.

Сам я праздную Новый год на полярной станции уже в четырнадцатый раз, и, по моей личной статистике, в это время на станции обитает около двадцати человек. Это самое большое в году количество людей, которые находятся здесь одновременно: около 12 зимовочных, которые приезжают на полтора года, и около 10 сезонных, которые приезжают только на антарктическое лето. Я зимовочный.

Полярники не веселятся. Или веселятся, но не в традиционном понимании. Мы ставим и украшаем искусственную елку, но я помню еще те времена, когда нам каждый год привозили настоящую, живую — это было лет семь или десять назад. Тогда у нас была мощная авиационная группировка, но сейчас другие обстоятельства, поэтому доставлять вещи на базу сложно. Мы наряжаем елку теми игрушками, которые остались здесь чуть ли не со времен СССР. Поскольку игрушек мало, мы украшаем елку конфетами и поделками — это может быть упаковка сока, жестяная банка из-под пива, бумажная снежинка или что-то еще. Традиционно в конце праздника мы делаем фото на фоне этой елки.

Подарков на Новый год у нас дарить не принято — наверное, потому, что придется затратить слишком много времени, а график загруженный. Да и выглядит это как обязанность. Но мы стараемся делать друг другу подарки на день рождения. Обычно это вещи, созданные своими руками, — какие-то безделушки, скорее символические. Однажды мне подарили самодельный перочинный нож. Еще помню интересную отфотошопленную фотографию в качестве подарка.

В прошлом году 31 декабря мы закончили работу в одиннадцать вечера. В целом на станции нам не до праздников. Лучший подарок — это дозвониться до близких, домой (работники полярной станции используют специальный спутниковый телефон. — Прим. ред.). Все-таки Новый год никогда не был корпоративным праздником. Семья — это первое, о чем думаешь в этот день.

Разница во времени между Антарктидой и Москвой — 4 часа, так что, когда на родине уже прозвучали все тосты, мы только начинаем собираться. Общий зал у нас маленький, так что большой стол на всех мы организовать не можем. Обычно застолье у нас проходит в формате шведского стола: каждый берет тарелку, кладет еду, потом встает вместе со всеми и ест.

В Антарктиде мы живем довольно скромно и едим только тот минимум, который нам привозят. Чаще всего это консервированные продукты, а из свежего у нас есть лук, чеснок и фрукты. Сильно не разгуляешься, так что новогодний стол состоит только из оливье и винегрета, а также из морепродуктов: осьминогов, кальмаров, креветок и лангустов. Прямо сейчас наш повар готовит десятикилограммового осьминога. Не удивляйтесь — еду нам привозят из ЮАР и Германии, так что морепродукты для нас обыденность.

Что касается алкоголя, то в Новый год мы выпиваем только по бокалу шампанского. Заблаговременно нам привозят на станцию ящик, и он у нас хранится годами, потому что в праздник мы открываем всего пару бутылок. Других алкогольных напитков массово мы не привозим, да и в коллективе как-то не принято — полярники не очень любят алкоголь.

Звонок близким — это самая важная часть Нового года. Телефон всего один, так что к нему мы подходим в порядке живой очереди. Иногда дозвониться сложно, потому что линия перегружена. На мобильный сделать звонок невозможно, так что некоторые родственники держат домашний телефон, только чтобы поддерживать связь с Антарктидой. Кто-то из коллектива, конечно, не ищет сложных путей и отправляет только письмо с фотографией через Интернет, но у нас тоже на всех один компьютер с сетевым доступом.

Что касается подарков близким, отсюда ничего и привезти-то нельзя — тут только снег, так что родственники ничего не ждут. Иногда мы привозим сувениры из стран-транзисторов: Африка, Турция, ОАЭ. А тут уж, как говорится, на вкус и цвет: ювелирные украшения, африканские предметы народного промысла, национальные костюмы. Получается, ехал в Антарктиду, а привез вещи из Африки. Но это не подарки на Новый год, а просто сувениры.

Мне 42 года, а средний возраст обитателей станции — 35-45 лет. Самому старшему коллеге было около 70 лет, но его особенности организма позволяли ему здесь находиться. Правда, даже крепкие люди этого возраста приезжают всего лишь на полгода. У нас нет работ, опасных для жизни, но многие могут не выдержать природных условий, даже если не будут заниматься никакой работой: 3500 метров над уровнем моря, кислорода от нормы только половина, довольно высокое давление. Даже у здоровых мужчин через несколько лет начинаются проблемы с сердцем. Еще психологически сложно жить в полярную ночь — очень непривычно находиться в настоящей природной темноте. Некоторые даже не знают, что это такое. А еще у нас все выполняют тяжелые хозяйственные работы — например, каждый день нам приходится расчищать снег.

На станции работает много людей, и у каждого свое направление: метеорологические исследования, исследования вариаций магнитного поля, измерения количества озона и так далее. Я, например, сегодня работаю на буровой — с 7 утра до 4 дня. Потом у меня свободные полчаса — есть время проверить рабочую почту. Кажется, прошла пара минут, а уже пора одеваться и идти работать на полигоне — на свежий воздух в минус 30. А дальше заготовка снега по расписанию — это нужно делать каждый день, чтобы была питьевая вода, а также вода для работы и личной гигиены. Есть еще масса дополнительной работы: ремонт помещений, дежурство по камбузу и так далее.

Все это физически тяжело, поэтому пока на станции нет условий для женщин, и дело здесь не в личных предрассудках. Например, на антарктических суднах работает много женщин. Это не значит, что женщинам нет места в Антарктиде. На американских станциях женщин довольно много, но это потому, что у них новые станции, рассчитанные на тысячу человек и там они могут не заниматься трудной для них работой, потому что для нее есть специальные люди. А у нас станция рассчитана на 12–20 мест.

Общих развлечений у нас практически нет. Сейчас у нас около двух свободных часов в день, а в полярную зиму — четыре. Как правило, это время работники станции любят проводить по отдельности: кто-то занимается самообразованием, кто-то играет в игры на компьютере. Фильмы у нас никто не качает — с нашего компьютера можно вести небольшую переписку, отправлять фото. Примерно десять лет назад мы смотрели вместе кино на пленке, но это долго и неудобно, потому что надо размораживать бобины, устанавливать аппарат. Иногда несколько человек играют в бильярд, шахматы. А больше ничего не придумаешь.

Распорядок дня такой, что в одно время свободными оказываются только 3–5 человек. Все работают вместе и имеют ряд общих, но важных для выживания занятий. Моя личная задача как начальника станции — на корню пресекать конфликты. Если человек неуважительно относится к товарищам, я провожу разъяснительную беседу, а иногда даже перестаю с ним разговаривать — только раздаю задания. Иногда занять человеку руки намного эффективнее, чем разговаривать о жизни. Думаю, на станции самое важное, чтобы ни у кого не потухли глаза. Когда находишься очень долго в одном коллективе в замкнутом пространстве, на твое состояние влияет каждый человек. Так что, если у тебя плохое настроение, бери лопату и иди разгребать снег. Уставший человек не будет конфликтовать.

Мы все приезжаем с минимальным количеством вещей в небольшом рюкзаке: только принадлежности для личной гигиены, нательное белье и ноутбук. Одежда на станции выдается. Конечно, тут другое понимание личного пространства и времени, другой образ жизни, и надо быть к этому готовым. Иногда кажется, что счастье — не думать о том, что приготовить, не заботиться о том, как провести выходные, не беспокоиться, что пора стирать вещи или заниматься уборкой, не волноваться, сколько денег нужно в месяц потратить на транспорт. Нет никаких забот: просыпаешься — и ты уже на работе! Я не знаю, что такое отдых, а что не отдых. Время течет очень быстро, потому что лучший отдых — это смена занятий. Когда ты занят делом, чувствуешь себя полезным, жизнь в радость.

С супругой мы познакомились, когда я уже ездил в экспедиции. Я сразу предупредил: от работы отказываться не буду. Уехал на полгода, а когда приехал, жена ответила, что ее моя работа устраивает. У нее самой есть любимая работа, так что и ей, как мне кажется, не до скуки. Возможно, поэтому у нас хорошие отношения. У нас два сына, одному семь лет, другому три с половиной года. Когда мальчики были маленьким, им отец был не сильно нужен. Но сейчас, наверное, уже понадобится. Когда приеду в этом году, мы начнем строить все вместе свой дом в Петербурге.

Люди в Антарктиду приезжают либо на один раз, а после желание пропадает — либо приезжают и посвящают этому много лет, если не десятилетий. Когда я приезжаю из Антарктиды, меня через полгода начинает одолевать грусть. Накатывают воспоминания, хочется обратно. Здесь спокойно, ничто не тревожит.