Легко ли быть ранимым: мужчины рассказывают, почему они плачут

Я эмоциональный человек. Допускаю, что мне не очень хватало родительского тепла, поэтому стараюсь дать его своим детям: постоянно обнимаю их, целую, невзирая на то, что это не принято в нашем обществе со стороны отцов. Недавно мы смотрели с семилетним сыном мультфильм «Тайна Коко» — в конце оба рыдали. К тому, что папа плачет, сын отнесся абсолютно нормально. Я сознательно стараюсь не муштровать его в плане «не веди себя как девчонка». Со мной у сына полная свобода в выражении эмоций: он нежный и ласковый человек — и мне кажется, что не нужно запирать это внутри.

Я могу заплакать в любой момент. У меня был очень тяжелый период в конце 2012 года, когда одновременно накопилось много проблем и потрясений, случился возрастной кризис. Меня накрывало так, что я прямо не мог остановиться. Обычно я стараюсь не плакать на людях, но тогда я уже не мог сдерживаться даже вне дома. Я плакал буквально неделю почти нон-стоп каждые 10–15 минут с небольшими передышками. Мне кажется, мне это здорово помогло.

Слезы — это освобождение организма от остатков печали, совершенно естественная вещь, как и общение людей между собой. Я недавно вернулся из Израиля и понял, что там, как и в Западной Европе, люди не прячут глаз: когда ты смотришь на человека на улице, ты взглядом обмениваешься с ним какой-то информацией. Мне жутко не хватает этого в России. Мы все здесь очень заперты в своих саркофагах: каждый ходит в каменном мешке, старается за ним спрятаться и ничего не слышать. А ведь люди созданы для общения друг с другом, и это касается не только слез, но они — одна из вещей, которая может сопутствовать единению общества и построению доверия между людьми.

Я не сталкивался с осуждением. Во всяком случае вслух этого никто никогда не говорил. Дома тоже особо никто не реагирует. Я взрослый человек, поэтому сам решаю, что мне делать. С возрастом я становлюсь только сентиментальнее — допустим, над мультиком точно так же лет 15 назад я бы не плакал. Трудно сказать, с чем связаны изменения. Возможно, просто пришло понимание, что плакать — нормально. И что не нужно скрывать эмоции.

На вид я грубый, но внешность обманчива: я достаточно сентиментальный человек — и если эмоции меня переполняют, я их не сдерживаю. Периодически хочется плакать по разным причинам, слезы — это крайняя точка как в негативных эмоциях, так и в позитивных. То есть когда я счастлив, тоже могу поплакать. Такая амбивалентность бытия.

Может, мужчины и женщины по-разному испытывают эмоции, но они присущи всем. Лично я очень эмоциональный. Если мне по-настоящему нравится девушка, то я превращаюсь в идиота: сильно сковываюсь, стесняюсь. Если весело мне и никому не весело вокруг, то все узнают, что мне весело.

Несколько раз я сталкивался с осуждением из-за того, что я слишком ранимый. Друзья относятся с пониманием, но девушкам обычно это не нравится. У них в голове есть определенный образ, и если я его не оправдываю, они меня осуждают. Однажды я очень расстроился из-за того, что понял, как много времени провел с человеком, который, как я думал, понимал меня, а оказалось, нет.

На публике я стараюсь сдерживать эмоции, но иногда не получается. Последний раз я плакал на людях в декабре 2017 года, когда хоронили друга. Все это, конечно, очень печально.

Самое главное — честно проявлять эмоции, без лицемерия. Был момент, когда на съемках меня попросили заплакать. Что мы только не делали: мазали глаза специальной помадой, резали лук, но у меня все равно не получилось выжать слезы. Плакать нужно искренне, когда организм этого требует.

Последний раз я плакал, кажется, позавчера. Я был один, мне было грустно, но я не мог сформулировать, почему, — такое бывает. Если ты понимаешь, что накопилось очень много печали, ты плачешь — и становится легче. Даже не разбираясь в самой проблеме, таким образом можно немного облегчить себе жизнь.

Я могу ехать в метро, слушать песню и заплакать, потому что меня тронула песня. Не так, чтобы прямо совсем разреветься и уткнуться кому-то в плечо, но вполне нормально, как говорится, «всплакнуть». В такие моменты я отключаюсь от окружающего мира: понимаю, что рядом есть люди, но чьи-то косые взгляды мне неинтересны.

Слезы считаются признаком слабости. Существует стереотип: «Мужик не должен плакать, это ему не свойственно». И если мужчина демонстрирует свою слабость, другие мужчины могут его загасить. По мне так наоборот, если ты боишься таких проявлений, это признак того, что ты постоянно ощущаешь себя в опасности, и на самом деле ты слабее, чем хочешь казаться.
Но я никогда не плачу в ситуациях, где это неуместно — например, когда унижают меня или кого-то из близких. Можно потом где-то одному поплакать, выплеснуть этот стресс, но при самозащите, конечно же, нужны адекватные действия.

Когда мы с друзьями смотрим фильм, а там играет трогательная песня или кто-то умирает, я не стесняюсь плакать, если мне хочется. Среди моих друзей уже давно нет людей, которые пытаются использовать мою ранимость против меня или как-то меня уколоть. Таких людей нужно держать от себя подальше.

Слезы — это признание своей грусти. Только приняв ее, ты можешь двигаться дальше. Слезы — реакция твоего тела, часть тебя. Есть руки и ноги, я их использую, для того чтобы жить. Слезы тоже физическое выражение определенного спектра эмоций — вот и все. Ни более и ни менее.

Последний раз я плакал в кинотеатре на фильме «О чем говорят мужчины. Продолжение». Я прямо терпеть не могу русский кинематограф, но друзья заставили сходить. В одной из сцен герой говорит: «Тише, тише, слышите? Это счастье». Они вспоминали свое детство, молодость и то, как дружили все это время. В этот момент у меня полились слезы. Была еще одна фраза: «Блин, ребят, давайте быть счастливыми».

Когда я плачу, я точно не испытываю стеснения — при ком бы это ни происходило. Но с другой стороны, если бы я ехал в троллейбусе и услышал песню «Старый клен» из фильма «Весна на Заречной улице», заплакать бы я постеснялся. Ведь вокруг меня были бы незнакомые люди, к тому же часто негативно настроенные. Слезы — это эмоциональный высер, от которого тебе становится кайфовее и легче.

В декабре 2016 года у меня случилась слезная терапия. Сначала была долгая командировка: я работал с Дедом Морозом, мы исполняли желания из писем людей. Когда приехал в Москву, меня дважды ограбили за 10 дней, а между грабежами чуть не умерла знакомая. У меня украли рюкзак, где лежали документы, чужие деньги, ключи от квартиры, карточка, на которую должна была прийти зарплата, и прочее. Я не понимал, какого хрена: мне через три дня вылетать в Армению, у меня вообще ничего нет, а впереди Новый год, поэтому восстановить все можно только после праздников. В канун праздника я приехал домой и понял: я один, вокруг тишина — стало прямо больно. Я налил себе водки, вышел на балкон с красивым видом — и начал плакать прямо навзрыд. Сосед по квартире услышал это и стал задавать мне вопросы, а я заорал так, что, наверное, весь дом проснулся. Это был самый эмоциональный момент в моей жизни. С другой стороны, это все мелочи — я же жив и здоров. Сейчас я думаю, а какого хрена ревел? Наверное, нужна была эмоциональная разгрузка — мне это помогло.

Одна подруга называет меня слезливой тварью. Все знают, что я сентиментальный, что могу заплакать, например, от счастья, произнося тост. Знакомые скорее удивляются тому, что из-за работы я стал немного циничным и уже не так воспринимаю чью-то боль. Если раньше я пропускал все через себя, то сейчас фильтрую.

Наверное, меня настоящего символизируют слезы. Я живу не притворяясь и могу быть прозрачным в плане эмоций — это осознание себя как личности. Я говорю не о том, что нужно плакать, просто нужно не стесняться показывать свои эмоции.

Раньше я стеснялся того, что могу поплакать, но недавно пришел к мысли, что слезы — это нормально. В детстве я много рыдал — прямо рыдал в истерике во время ссор с родителями. Мать меня пинала: «Че ты рыдаешь? Ты же мужик» — хотя сама доводила до этого. В четвертом классе у нас случился какой-то конфликт: она прибежала в кабинет и начала на глазах у всех потрошить мой рюкзак, в который было навалено много разных вещей. Потом она сказала моей классной руководительнице: «Можете врезать ему ремнем». Я ощущал полную несправедливость, но чтобы не заплакать при всех, убежал. Мне было страшно, что меня осудят.

Сейчас с этим проще. Во-первых, я окружил себя людьми, которые меня поддерживают (также Никита ведет тематический телеграм-канал. — Прим. ред.). Они могут сказать: «Ну че ты плачешь, перестань». Для них слезы — это что-то не очень хорошее, но в целом не страшное. Агрессивных моментов вроде: «Ты, че, баба?» — нет. Поэтому сейчас мне совсем не так стыдно по сравнению с тем, что было в школе.

Последний раз я плакал пару дней назад, когда сестра подарила мне рисунок. Ей исполнилось пять лет, и я как-то не особо верил в ее способности к рисованию, но она сделала потрясающую картину с очень красивым оленем — я растрогался. Она старалась. Собиралась подарить его маме, но подарила мне.

Недавно я плакал из-за сообщения. Общался с моей потенциальной любовью о развитии отношений: до этого я не мог найти отклик в человеке, а тут увидел надежду. И эта надежда меня сильно растрогала, обрадовала. Я посмотрел на текст, где было написано: «Может быть» — и расплакался. Я не люблю плакать, но это получается непроизвольно.

Раньше плакать было очень тяжело: каждый раз я чувствовал огромный комок, а когда ты долго носишь в себе этот комок, он становится еще больше — и в итоге ты просто плачешь навзрыд, прямо боль получается. Сейчас мне намного проще пустить пару слезинок, посидеть 10 минут в своих раздумьях, выплеснуть эмоции наружу, переосмыслить свое отношение к человеку или ситуации. Слезы у меня в этот момент выходят просто как небольшой поток, а потом я успокаиваюсь.

Мой отец — весьма чувствительный человек, но он все держит в себе. Единственный раз его прорвало на эмоции, когда умер его отец, — тогда меня просто шокировала его реакция. Меня не воспитывали так, что мужику нельзя плакать, но среда, в которой я рос, обязывала к тому, чтобы держать чувства при себе. Могут быть высмеяны не только слезы, но и любые эмоции. Хочется, чтобы другие люди как-то бережно к этому отнеслись, но не получается.

Последний раз я плакал пару недель назад, когда смотрел мультфильм «Тайна Коко». Я лежал в кровати с ноутбуком и по привычке пытался сдержать слезы, но потом подумал, что я один — так почему бы не поплакать. На самом деле ничего прямо вызывающего слезу там нет, но чуваки из Pixar умеют растрогать. В «Истории игрушек», например, я плачу, когда Вуди говорит Базу, что он летит, а Баз отвечает: «Нет, Вуди, я просто красиво падаю». У меня в этот момент слезы просто ручьем текут.

Когда умерла бабушка, с которой мы были очень близки, я почему-то не мог заплакать, и это сдавленное чувство в груди не проходило в течение нескольких дней. А если ты сразу поплачешь, ты разряжаешься, становится гораздо легче. Поэтому мне бы хотелось чаще плакать.

Если говорить о мужественности, то недавно мы с лучшим другом обсуждали, что сами превратились в тех, кого боялись в детстве, — мы оба росли очень нежными детьми, а потом полысели, отрастили бороды. Это какой-то защитный механизм, который работает не только на уровне психологии, но и физиологии. Ты приобретаешь определенные внешние черты, чтобы оградиться от неприятностей и опасностей.

Для меня важнее разговоры не о том, чего не должен делать мужик, а, наоборот, о том, что он должен делать: в первую очередь, брать на себя ответственность, заботиться о близких. Но здесь уже совсем размываются гендерные границы, потому что все это должен делать любой нормальный человек.

Я не скажу, что я чувствительный, но меня может задеть ситуация, которая касается моих родных, потому что мне не все равно, что они думают и что с ними происходит. Бывает, могу заплакать после долгих и серьезных разговоров с женой — например, когда мы обсуждаем нашу семью, будущее, родителей и то, что они уже в возрасте. Однажды жена начала плакать вместе со мной. У нее нет никаких предрассудков, а я в моменты своей чувствительности показываю, что не робот.